- Понял! - говорит.
Подсел к Регине наконец, начали разговаривать. К концу он даже чересчур в роль вошел - обнимал ее так, что косточки ее бедные трещали! Забыл, видимо, что страсть должен он только изображать!
Да, понял я. Видно, придется встречаться с нею наедине!
Договорился с нею на следующий день.
На следующий день собирался я на свидание с Региной, волновался, в зеркало смотрел... Да-а, выгляжу уже примерно как портрет Дориана Грея! Вдруг Леха является - как всегда, вовремя!
- Извини, - говорю, - Леха! Тороплюсь! Хочешь - вот с женой посиди!
Сели они друг против друга, и начал он рассказывать горячо о возмутительных порядках у них на Заводе Неточных Изделий. Жена слушала его как завороженная, головой качала изумленно, вздыхала. Меня она никогда так не слушала - правда, я никогда так и не рассказывал.
Встретились с Региной. Довольно холодно уже было,
- В чем это ты? - удивленно она меня спрашивает. - В чьем?
- Да это тещина шуба, - говорю.
- Чувствуется! - Регина усмехнулась.
Такая довольно грустная. Рассказывал мне Дзыня про нее, что год примерно назад пережила она какой-то роман, от которого чуть не померла. Разговорились, она сама сказала:
- Да, - говорит. - И, в общем, неплохо, что это было. Теперь мне уже ничто не может быть страшно. Больно может быть, а страшно - нет. Ну, а тебе как живется?
Была у нее такая привычка: все в сторону смотреть - и глянуть вдруг прямо в душу.
Стал я ей заливать, как отчаянно я живу, как стихи ^гениальные пишу, которые не печатают...
Прошли по пустым улицам, вышли к реке. Вороны, нахохлившись, сидят вокруг полыньи.
- О, смотри! - говорю. - Вороны у полыньи греются! Воздух холоднее уже, чем вода. Колоссально.
- Может, пойдем погреемся? - Она усмехнулась.
Стал я тут говорить, чтоб не грустила она, что все будет отлично!
Зашли мы с ней погреться в какой-то подъезд. Довольно жарко там оказалось. Потом уже, не чуя ног, спустились в подвал - и так до утра оттуда не поднялись.
Потом, уже светать стало, задремала она. Сидел я рядом, смотрел, как лицо ее появляется из темноты, бормотал растроганно:
- ... Не бойся! Все будет!
Потом - она спала еще - я вышел наверх.
Снег выпал - на газонах лежит, на трамваях. Темные фигуры идут к остановкам.
Ходил в темноте, задыхаясь холодом и восторгом, и когда обратно шел неожиданно стих сочинил.
Посвящается Р. Н.
Все будет! Чувствуешь - я тут.
Немного дрожь уходит с кожи.
Не спи! Ведь через шесть минут
Мы снова захотим того же.
Похолодание - не чувств,
Похолодание погоды.
И ты не спишь, и я верчусь.
Уходят белые вагоны.
Все будет! Чувствуешь - я тут.
Нам от любви не отвертеться.
Пройдут и эти шесть минут.
Пройдут... Пройдут! Куда им деться?
Написал на листке из записной, перед Региной положил, чтобы сразу же увидела, как проснется... Когда я снова вернулся - со сливками, рогаликами, - Регина, уже подтянутая, четкая, стояла, читала стих. Потом подошла ко мне, обняла. Потом, посадив ее на такси, я брел домой... Да, как ни тяжело, а разговора начистоту не избежать!
Открыл дверь - жена нечесаная стоит в прихожей. Вдруг звонок - входит Леха с рогаликами и сливками!
- ... В чем дело?! - задал я сакраментальный вопрос.
Леха гордо выпрямился.
- Мы намерены пожениться!
Вот это да!.. Я-то, слава Богу, ничего еще не сказал, так что моральная вина ложится на них! Леха протянул мне вдруг свою мухобойку.
- Бей! - уронив руки, сказал он. - Я подлец!
- Ну что ты, Леха... - пробормотал я.
Едва сдерживая восторг, я выскочил, хлопнув дверью. Все вышло, как я втайне мечтал, причем сделал это не я, а другие!
Какой-то я виртуоз!
На работу еще заскочил. Все как раз в комнате сидели - и тут вдруг с потолка свалился плафон. Вошел я, поймал плафон, поставил на стол - и под гул восхищения исчез опять.