- Стоять!
Мы рядом с Николаем застыли.
- Червяченко!
- Есть!
- Что - есть?
- Я!
- Отведи их обратно, - видать, не охладились еще.
- Так точно! - Червяченко говорит. - А ну, пошли!
- Аспирант, рант, рант, аспи-рант, рант, рант! - Дошли с Николаем до нашей двери, резко повернулись, зашли.
- Вот - правильно мы себя ведем! - Николаю говорю. - Начальство порядок любит! Чтобы все четко, организованно - как у нас! Ты заметил когда мы отвечали ему, у него даже слезинка счастья блеснула?
- А точно - слезинка счастья? Может - просто слезинка? - с некоторым сомнением Николай говорит.
- Точно! - говорю. - Я-то уж знаю, как с начальством себя вести! Ты, я думаю, начальника моего знаешь, Шаповалова? Казалось бы, трудный объект. И ничего! Обошел по всем статьям! Шаповалистей самого Шаповалова стал! Теперь меня уже - неофициально, конечно - все Шаповаловым зовут, а самого Шаповалова - почему-то Ушатов, - видимо, по жене. Вот так вот. А ты говоришь!
- Но тем не менее мы почему-то здесь - в тесном, сыром помещении, а начальство - там!
- А давай, раз уж мы здесь, сделаем тут ремонт! Отлично будет! Гляди и масляной краски две банки, и олифа, и кисти!.. Вперед?
- Вперед!
Развели краску олифой - олифы не жалели, чтобы был блеск, залезли с двух сторон на стремянку и с любимой песней нашей "Ёлы-палы" начали малевать. Потолок чистым маслом обдали, в стены для колера берлинской лазури добавили - красота!
- Мне кажется, - Николай говорит, - что слишком мы радостным это помещение делаем, неверно это - с точки зрения педагогической!
- Зато с малярной верно! - отвечаю ему.
Вдруг - распахивается дверь, на пороге - дежурный и Червяченко.
- Ах, вот вы чего притихли! - дежурный говорит.
- Мы не притихли! - говорю ему. - Мы поем!
- Ну, хорошо, хоть нормальные люди нашлись! - дежурный говорит. - А то маляры эти - как ушли неделю назад, так и сгинули!
- Скоро кончаем уже! - Николай говорит. - Только учтите - в свежеокрашенном помещении, да еще с дверью закрытой, находиться опасно!
- Намек понял! - Дежурный усмехнулся. - Ладно, докрасите - пойдете. А кафе то известно нам своими номерами - с ними разберемся!
- Только учтите - в течение суток никого нельзя сюда запускать! - я говорю.
- Это уж вы учтите! - усмехнувшись, дежурный говорит.
Закончили, выскочили на воздух.
На пыльной вывеске "Следственный отдел" Николай написал пальцем: "Ура!"
Помчались. На замусоренном пустыре валялась пластом собака, словно часть этого мусора, но решила вдруг отделиться - вскочила, резко залаяла, обозначила себя - и снова рухнула.
- Туда-то на машине нас везли - а обратно пешком! - Николай проговорил на ходу.
- А что ты - еще не наездился? - удивился я.
- Вообще-то да! - согласился Николай.
- И-и-и-диные карточки! - пронзительно кричали у метро.
- Эх, жаль, не по карману пока! - вздохнул я. Мы бежали вдоль больницы. Больной с третьего этажа кричал что-то через газетный рупор своей жене.
Между тем уверенно вечерело.
Радостные, мы ворвались в наше любимое кафе.
- Здравствуйте! Вы нас еще не забыли? Наступила некоторая пауза.
- Не забыли! - нервно повар ответил. - Но скоро уже закрываемся. Ничего нет. Только макароны с лапшой.
- Отлично! - воскликнул я. - Макарончики с лапшой - любимая моя еда! А если обсыпать еще поверху вермишелкой - полное объедение!
Повар ушел, загремел баками.
- Все съели! - вернувшись, угрюмо сообщил.
- Как же так? - воскликнули мы. - Нас же не было? Кто же съел? Разве кто-нибудь это любит, кроме нас?
Понуро побрели.
- Ну ничего! - сказал я. - А давай вместо физической - духовной пищей питаться! Вот - афиша, гляди! Вера Зазнобина. Популярные песни! Пошли?
Сели в девятом ряду, долгое время крепились, но когда запела она нашу любимую "Ёлы-палы" - не удержались, стали -с Николаем подпевать.
Тут дежурный администратор по проходу к нам подполз по-пластунски, зашептал:
- В милицию захотели, да?
- Нет, - вздохнули. - Нет... Второй раз уже не потянуть!
Пришлось уйти. Примчались ко мне домой.