- Что ж такое? - зашептал я сидящему рядом Лехе. - Ведь я же был заведующим литературной частью - как же так?
- Так надо, старик! - тихо ответил Леха. - Она мне за это шестьдесят пять тысяч обещала вернуть!
Ну, дела! Я вытер холодный пот. Поднялся главный. В своей речи он попытался объединить какой-то логикой все странные события последних дней, но сделать это было крайне трудно - зал скучал.
- Думаю, к истокам надо вернуться! - нетерпеливо поглядывая на часы, проговорил Леха.
Те же самые, что и всегда, бурно захлопали.
- "Курочку Рябу", что ли, будем ставить? - послышался молодой дерзкий голос.
- Предложение, кстати, не столь глупое, как кажется! - проговорил Леха.
Снова те же самые зааплодировали.
- Кстати, какая-то глубина тут есть! - раздумчиво, но громко проговорил Синякова. - Разбитое яйцо - это ли не повод для разговора о бережливости?
В зале снова захлопали. Вскочил Ясномордцев.
- Я удивлен, - заговорил он, - как человек, числящийся руководителем нашего театра, может мыслить так банально и плоско! "Ряба" - эта старая, но вечно юная сказка дает нам почву для гораздо более значительных и актуальных мыслей (Синякова с ненавистью смотрел на него). Мне кажется, что разбитое яйцо, точнее, яйцо, которое ежесекундно может разбиться, - это не что иное... - Он выдержал паузу. - Как модель современного мира, который в любое мгновение может взорваться!
- Что ж... современная трактовка! - поднял голову задремавший Хухрец. Затрещали аплодисменты. - Надеюсь, хорошенькая курочка в коллективе у вас найдется? - покровительственно обронил он. Подхалимы захохотали.
- Неважно себя чувствую, - прошептал я Лехе и быстро вышел.
Я быстро сгонял на хлебозавод, погрузил две машины, пожевал хлеба, вернулся. Конечно, я понимал, что делать мне там абсолютно уже нечего просто интересно было посмотреть, чем все это кончится.
"Не сон ли это?!" - мысленно воскликнул я, когда вернулся.
... Леха, осоловевший от бессонной ночи, покачивался за столом, снова в шапке, и все перед выходом из зала бросали в прорезь шапки пятак, как в автобусную кассу - судя по звуку, там было уже немало. Паня строго следила, чтоб ни один не прошел, не бросив мзды. Время от времени обессилевший Леха с богатым звоном ронял голову на стол.
- Тяжела ты, шапка Мономаха! - еле слышно бормотал он.
Тут же к столу кидались Синякова и Ясномордцев, с натугой поднимали корону и возлагали ее на голову встрепенувшегося Лехи. Вдруг взгляд его прояснился. Он увидел покрашенный белой масляной краской сейф, быстро направился к нему, обхватил, встряхнул, как друга после долгой разлуки.
- Да нет там ничего, только печать! - пробормотал Синякова, отводя взгляд.
Леха перевел горящий взгляд на Ясномордцева.
- Шестьдесят тысяч девяносто рублей одиннадцать копеек! - отчеканил тот.
- Молодец, далеко пойдешь! - Леха хлопнул его по спине...
- Ключа нет! - проговорил Синякова. - Директор в отпуске, ключ у него.
- Так... ты здесь больше не работаешь! - проговорил Леха. Повернулся к народу. - Пиротехник есть?
- Так точно! - Поднялся человек с рваным ухом.
- Сейф можешь рвануть?
- А почему ж нет?
- Тащи взрывчатку! - скомандовал Леха.
Я сам не успел заметить, как, распластавшись, встал у сейфа.
- Его нельзя взрывать!
- Почему это?
- Там может быть водка!
Пиротехник и Леха сникли.
Концовка совещания прошла вяло. Все разбились на группки. Рядом со мной оказался Синякова, почему-то стал раскрывать передо мной душу, рассказал, что у Хухреца в городе есть прозвище - Шестирылый Серафим, а что сам себя он давно не уважает - с того самого момента, как дрогнул и заменил свою не очень красивую, но звучную фамилию Редькин на женскую, - с тех пор почувствовали его слабину и делают с ним все, что хотят.
Потом появились Леха и Хухрец.
- Надоел мне этот театр! - заговорил Леха. - Я ведь, наверно, не только им в городе заведую?
- Да, с десяток заведений еще есть! - хохотнул Хухрец.
- Ну, так поехали! Здесь остаешься командовать! - приказал Леха Пане.
Машины у подъезда не оказалось, что возмутило Леху, Хухреца и, как ни странно, почему-то меня. Если эти вот ездят на машине - то почему я должен быть лучом света в темном царстве? Отказываюсь!
Машина, правда, тут же подошла.
- Все халтуришь? - усаживаясь, сказал шоферу Хухрец.
- Стараемся! - усмехнулся тот.
- Куда поедем-то? - икая, проговорил Леха.
- Да, думаю, женский хор проверим.
- Можно, - кивнул Леха.
Мы вошли в ослепительно белый зал. На сцене уже был выстроен хор женщины в длинных белых платьях. К нам кинулся дирижер в черном фраке и с черными усиками.
- Пожалуйста, гости дорогие! - На всякий случай он ел глазами всех троих. - Что будем слушать?
- Да погоди ты... не части! Приглядеться дай! - оборвал его Леха.
Дирижер умолк. Леха ряд за рядом оглядывал хор.