Мой взгляд вдруг притянулся к взгляду высокой рыжей женщины с синими глазами - не стану выдумывать, но, по-моему, мы оба вдруг вздрогнули.
- А чего они словно в саванах у тебя? - повернувшись к дирижеру, проговорил Леха.
- Да, как-то недоглядели! - торопливо проговорил дирижер.
- Ножницы неси! - икнув, проговорил Леха. - Мини будем делать!
- С-скотина! - вдруг явственно донеслось со сцены.
Все застыли. Я не оборачивался, но знал точно, что произнесла это моя. Сладко заныло в животе. "Вот влип!" - мелькнула отчаянная мысль.
Дирижер испуганно взмахнул руками. Хор грянул. Сразу чувствовалось, что это не основное его занятие.
После концерта Хухрец и Леха безошибочно подошли к ней.
- С нами поедешь! - сказал Леха.
- Не могу! - усмехнулась она.
- Почему это?
- Хочу тортик купить, к бабушке пойти! - издевательски проговорила она.
- Эта Красная Шапочка идет с тортиком к бабушке уже третий год! хохотнул Хухрец.
- Пойдемте! - сказал я ей.
Она глядела на меня неподвижно, потом кивнула. Под изумленными взглядами Лехи и Хухреца мы прошли с ней через зал и вышли. Взбудораженный Леха догнал нас у служебного выхода.
- Ну, хочешь... я жену свою... в дурдом спрячу? - крикнул он ей.
"Странные он предлагает соблазны!" - подумал я. Она без выражения глянула на Леху, и мы вышли. Дом ее поразил меня своим уютом.
- Так ты чего на этой должности подвизаешься? - удивился я. - У тебя муж, видно, богатый?
- Да я бы не сказала! - усмехнулась она. - Сама зарабатываю!
- Чем?
- Бисером вышиваю, в одном кооперативе. Одна вышивка - тысяча рублей.
- Одобряю. А зачем же тогда... в этом хоре шьешься?
- А может, нравится мне это дело! - с вызовом проговорила она.
- А... муж все-таки есть?
- Заходит... Сын сейчас придет.
- О! - Я причесался. - А сколько ему?
- Шестнадцать.
Зазвонил телефон. Она подняла трубку, ни слова не говоря, послушала и выдернула шнур из гнезда.
- Странно ты разговариваешь! - удивился я.
- Да это дружок твой звонил. Сказал, что, если я соглашусь, даст мне пачку индийского чая.
"Да-а... широкий человек! - подумал я. - Ему что пачку чая подарить, что жену в дурдом посадить - все одно".
- Вы, наверное, торопитесь? - заметив, что я задумался, сказала она.
"Ну, ясно, я ей не нужен! - горестно подумал я. - Конечно, ей нравятся молодые и красивые, но ведь старым и уродливым быть тоже хорошо! Не надо только слишком многого хотеть".
Неожиданно хлопнула дверь - явился сын.
- Боб, ты будешь есть? - крикнула она.
- Судя по ботинкам сорок пятого размера в прихожей - у нас гость. Хотелось бы пообщаться.
- Это можно! - Поправляя галстук, я вышел в прихожую. Больше всего из ребят мне нравятся такие - очкастые отличники, не лезущие в бессмысленные свалки, но все равно побеждающие. Может, я и люблю их потому, что сам был когда-то таким - и таким, в сущности, и остался. Жизнь, конечно, многому научила меня, в разных обстоятельствах я умею превращаться и в наглеца, и в идиота, но, оставшись наедине с собой, снова неизменно превращаюсь в тихоню отличника.
Мы поговорили с ним обо всем на свете, потом Боб сел ужинать, и я ушел.
Леха одиноко сидел в номере, смотрел телевизор. Телевидение показывало бесконечный сериал "Про Федю" - как тот приходит домой, снимает пальто, потом ботинки, потом идет в туалет, потом в ванную...
- Все! Глубокий, освежающий сон! - радостно проговорил я и вслед за Федей улегся. Некоторое время в душе моей еще боролись Орфей и Морфей, потом Морфей безоговорочно победил, и я уснул.
Проснулся я оттого, что Леха тряс меня за плечо.
- Просыпайся, счастливчик! Долго спишь!
- А сколько сейчас времени? - пробормотал я.
- Самое время!.. - Леха торжественно вышагивал по номеру. - Твоей-то укоротили язычок - из хора вычистили ее!
- Как?!
- Обыкновенно. Дирижер толковым малым оказался с ходу все просек.
Леха торжествовал. Я звонил ей по телефону - телефон не отвечал.
В комнате стояли два ведра пятаков (подарки восхищенных аборигенов?). Я подумал, что Леха будет носить их на ушах, в качестве клипс, но он хозяйственно высыпал их через отверстие в шапку.
Шея у него уже стала крепкая, как у быка.