— Крейсерская война, Карл Петрович, это не рыскать по морям и океанам в поисках подвернувшейся жертвы. Тут все в воле случая, как у рыбака с удочкой на берегу, что ожидает долгими часами, клюнет ли рыба или нет. Такая война является пародией, и своей решающей роли не сыграет!
— А какой вы ее видите, Дмитрий Густавович⁈ Ведь по предвоенным планам ВОК должен был действовать именно так.
— Значит, планы никчемные, если результаты незначительные. В таких случаях их нужно незамедлительно изменять, приспосабливая под текущий момент, а не с упорством того легендарного барана долбить лбом новые ворота. Тот конечно, крепкий, но воротины прочные и запор дубовый. Так что скорее лоб расшибет, как безымянный дурак в церкви, тем и прославившийся, что остался в памяти народной.
По лицу Иессена пошли багровые пятна — кому понравится, когда вот так, пусть иносказательно, оцениваются твои интеллектуальные возможности. Но промолчал, не вскинулся, искоса посмотрев на искаженное гримасой боли лицо командующего. В том, что Фелькерзам смертельно болен, знали все моряки, и это знание многих удручало. В какие века нашелся знающий и удачливый адмирал, вытянувший из глубокой задницы целую эскадру, и тот вскоре помрет. Уж больно нехорошо от него попахивало, да и микстуру он поглощал в неимоверных дозах, из каких-то трав, настоянных на крепчайшем роме. Пьян, но умен — что тут лучше сказать про два уменья!
— Смотрите, что получается — Россия построила три больших океанских крейсера, к ним еще три броненосца, тоже способных осуществлять длительные рейды, хотя и пожирающих уголь в устрашающих объемах. Шесть единиц, абсолютно бесполезных для выполнения задач, с которыми справится любой быстроходный пароход с пушками, набитый углем под завязку. Дорогостоящая забава, не находите, любезный Карл Петрович⁈
— Я понимаю это, Дмитрий Густавович, но раз корабли нами построены, пусть и ошибочно, но идет война, и они в ней пригодились…
— Для тех действий, в которых они используются, я имею в виду эскадренный бой, они менее всего подходят в этой роли. С 254 мм пушками долго не подерешься супротив «Микасы» и ее собратьев, — Фелькерзам мотнул головой назад, кивком показывая на идущий вслед за «Россией» броненосец «Ослябя», единственный большой корабль, что после Цусимского боя сохранил боеспособность, пусть и относительную. И мог выдать, если припрет, ход до 15 с половиной узлов. — А крейсера еще менее пригодны для драки один на один с «асамоидами», что показал бой при Ульсане.
Иессен только тяжело вздохнул, но внутренне был благодарен Фелькерзаму, что тот не упомянул о судьбе «Рюрика», не посыпал новой порцией соли старые душевные раны.
И осторожно задал вопрос:
— А каким вы видите дальнейшее использование в войне «Осляби» и «России» с «Громобоем», раз они по определенным своим качествам не подходят для эскадренного боя?
— Маленькая ремарка, Карл Петрович — они не подходят для длительного эскадренного боя, но обладай впечатляющей огневой мощью, которую они действительно могут получить, первый удар может оказаться воистину сокрушительным для любого японского крейсера, который после шквала снарядов просто не сможет удрать.
— Что вы имеете в виду, Дмитрий Густавович⁈
— Смотрите сами, — Фелькерзам указал на обширную носовую палубу «России», с мостика она казалась заостренным теннисным кортом. — На баке и на юте нужно установить дополнительно по два 203 мм орудия со щитами, одно за другим, чтобы оба могли спокойно стрелять на каждый борт. Все остальные пушки снять, кроме 8-ми противоминных 75 мм пушек, которые поставить в освободившиеся носовые и кормовые казематы «шестидюймовок». Для облегчения, кроме пушек с верхней палубы, можно удалить торпедные аппараты и одно 152 мм батарейное орудие, доведя число там до четырех вместо пяти, и оставить три в казематах на верхней палубе с каждого борта. В итоге будет восемь 203 мм пушек, три из которых могут стрелять на любом курсовом угле, и шесть на борт. Плюс четырнадцать 152 мм пушек вместо нынешних 22-х, семь на борт. Такие залпы получаться очень увесистыми, способными сокрушить любой бронепалубный крейсер противника. Возросший верхний вес будет полностью компенсирован, утяжеления не произойдет, так как противоосколочными листами стали забронированы оконечности нашего флагманского крейсера.
— Но где взять восьмидюймовые пушки⁈ Мы не раз просили их отправить, но из столицы следовали отказы⁈
— Это как просить, Карл Петрович — кому откажут, а кому и нет. В победу вложатся, а она уже есть — другого варианта не останется, так как в проигрыше теперь будут виноваты те, кто под шпицем сидит. Потому что победу нельзя отдавать врагу, — Фелькерзам усмехнулся. И пояснил:
— Я буду требовать, чтобы броненосец «Император Александр II» отправили сюда со старыми пушками, а заготовленные для него новые 203 мм орудия, пять штук, отправили для «Громобоя». Одна такая пушка есть еще на морском полигоне, и две на канонерке «Храбрый» — вот пусть и поторопятся с отправкой, чтобы в июле сюда пришли эшелоном.
— Но ведь тогда броненосец…
— Он не годен для эскадренного сражения, ни по каким параметрам не годен, как и «Наварин». Модернизация с перевооружением дело долгое, хлопотливое и дорогостоящее, их нужно иначе использовать, для решения тех задач, которые им по силам. Но я забежал вперед по рельсам впереди паровоза. Вернемся к крейсерской войне…
Фелькерзам прикурил папиросу — привилегия флагмана, дань традициям — даже Иессен в его присутствии, даром что контр-адмирал, в одном чине, так сказать, такой возможности не имел.
— У вас будет шесть быстроходных крейсеров, действия на коммуникациях противника от Формозы до Токийского залива. Но это для прикрытия и поднятия шумихи на биржах — котировка акций и повышение страховок для транспортов одно из последствий, не самое важное. Вы начнете планомерно ставить мины везде, где только возможно. Минировать гавани и подходы к ним, набросать мин во внутренних водах, и главное — постоянно обстреливать порты, нападать на любые суда береговой обороны и канонерские лодки, расстреливать их с безопасных для себя дистанций!
— Но против этого министерство иностранных дел…
— Плевать! Пусть японцы прекратят минирование Владивостока и нападения на наши торговые суда, тогда и мы прекратим, может быть, и попозже, слишком попозже, — улыбка на обезображенном лице Фелькерзама стала демонической. Он хрипло засмеялся:
— У вас будет мой приказ, и пока я его не отменю, пусть крейсера топят все, что попадется на пути — рыбацкие шхуны и лодки обязательно. Надо парализовать свободное мореплавание, сделать все, чтобы экипажи японских кораблей и береговые батареи находились в постоянном стрессе, в ожидании внезапного нападения. Напряжения долго не выдержат, и допустят ошибки, на которые мы их подвигаем своими действиями.
— Они двинут свои крейсера к Бонину — там всего два пригодных больших острова, причем без бухт. Шторма придется переживать в море…
— Плевать! У вас высокобортные пароходы с приличной мореходностью — а у японцев небольшие крейсера, где эти показатели принесены в ущерб вооружению и бронированию. Вы легко удерете, тем более с опытными командами это не составит труда. Архипелаг слишком большой, чтобы ваши крейсера там сразу отыскать. Но мы им поможем это сделать!
— Зачем⁈
— А затем, чтобы оттуда вернулось как можно меньше супостатов, в океане часты шторма, пребывание в которых для поврежденных кораблей чревато последствиями. Кто будет ожидать ночной атаки минных катеров или подрыва на мине, в столь далеких водах⁈
— Ах, вон оно что⁈ Вы хотите им устроить там своего рода ловушку? Но шести крейсеров мало!
— В Сайгоне еще десяток пароходов, и половина Добровольного флота. Пусть не такие быстрые, но для обстрела береговых целей и транспортов пригодятся. Экипажи будут иметь изрядный сверхкомплект команды, пригодятся и для новых крейсеров, и для гарнизонов, и для призовых партий, что поведут трофеи во Владивосток. Учтите, у нас экипажи шести потопленных кораблей почти в полном составе, и два частично — и все офицеры и матросы жаждут выйти в море и отомстить.
— Я понимаю, Дмитрий Густавович, и сделаю все возможное!
— И невозможное тоже, Карл Петрович. А мы тут займемся своими делами, которые сильно не понравятся «моему другу» Хейхатиро Того, но об этом скажу попозже. Судя по всему, мы видим дымы пароходов Энквиста. А вот оттуда, несомненно, подойдут японские крейсера — мы их опередили на несколько часов. Но Уриу с Девой упрямы, их корабли мало пострадали. И учтите — я не сомневаюсь, что подойдет «Ивате». А с нами только крейсера Шеина — вот этими силами и предстоит отвоевать целый месяц!
— Я же говорил, Карл Петрович, что японцы упертый народец⁈ Все не уймутся, лезут в драку и лезут. Что же — получат показательный урок!
— Головным «Ивате» под адмиральским флагом, а дальше малые крейсера Уриу — «Нанива», «Токачихо» и концевым «Акаси». Все старые знакомые по приснопамятному бою, — Иессен заскрипел зубами, рассматривая в бинокль японские крейсера. И рассмотрев другие корабли, подытожил:
— Авизо, или иначе торпедная канонерская лодка «Чихайя» и три контр-миноносца английской постройки, позади следует вспомогательный крейсер, если я не ошибаюсь.
— Вы правы, это все, что осталось на сегодня в японском флоте. Рассуждаем здраво — броненосцам Того сильно досталось, к тому же полуторный боезапас, выпущенный по нам, здорово попортил орудия, несколько двенадцатидюймовых пушек превратились в обрубки. Так что через месяц, не раньше, в строй вернуться могут, и это при оптимальных для самураев раскладах, — Фелькерзам всматривался в бинокль, хотя здоровенный корпус транспорта «Анадырь», на несколько тысяч тонн большего водоизмещения, чем флагманская «Россия», мешал наблюдению.
— Что касается броненосных крейсеров, то «Якумо» получивший торпеду, и нещадно избитый «Ниссин» вне игры пару месяцев. «Идзумо» и «Адзуму» я видел третьего дня — вид у них был неважнецкий. Так что появиться сегодня они не смогут — времени просто не хватит ни при каких расчетах. Это нужно было дойти до порта, исправить повреждения, загрузится углем и рвануть с места, учитывая, что до этого долго носились двое суток, стреляли и получали в ответ снаряды. Они вне игры недели на три, если пессимистично посчитать, никак не меньше, но может быть больше. И это очень хорошо, Карл Петрович — у нас «Ослябя» и «Россия», и за три недели можно многое натворить, если к делу подойти творчески и с вдохновением!
Фелькерзам хищно оскалился, лизнул языком изуродованную, ставшую «заячьей» губу. Бороды и усов не имелось, а лишь безобразная щетина, торчащая клочьями из обожженной кожи — шимоза всю растительность выжгла, и личину изуродовала, как у Гуиплена.
— Поиграем в панику и прятки немного — пусть думают, что за нами гонятся, силенок потратят. А там устроим гонки по морю — кто не убежит, тот попадется. Пусть эти волки на своей шкуре почувствуют, каково в овец превращаться. Как бы вы их атаковали, Карл Петрович?
— Попробовал бы догнать «Ивате», — осторожно произнес Иессен, — на «России», и замедлить ход, чтобы «Ослябя» догнал. А там вдвоем постараться уничтожить вражеский корабль.
— Хм, ладно. Но ведь тогда крейсера Уриу убегут, — Фелькерзам усмехнулся. — Одной «Светланой» им бой не навяжешь, а «камушки» ходоки изрядные, даже после долгого похода, но совсем не бойцы, чтобы с «Нанивой» драться один на один — у них пушки 120 мм, а на японцах 152 мм. Только огребутся понапрасну. Зачем нам такое «мочилово»⁈
— И что вы предпримите, чтобы избежать этого самого, кхм, «мочилова» — какое странное слово. Ведь оно означает стирку, как мне кажется?
— И не только стирку — «замочить» можно врага! Своеобразный синоним убийства в жестокой форме.
— Понятно, и как вы будете, ваше превосходительство, устраивать это самое «мочилово» японским крейсерам?
— «Россия» и «Светлана» имеют превосходство в скорости над ветеранами китайской кампании. Догоняют за три часа и топят. «Камушки» ловят «Чихайю», «вспомогала», и по возможности, «дестройеры». «Ослябя» за «Ивате» не гонится, зачем попусту бегать? Пусть идет вместе со всеми и добивает «подранков». «Ивате» в спокойном море просто уйдет от «России», Карл Петрович, и даст возможность убежать крейсерам Уриу. И мы, погнавшись за журавлем в небе, останемся без синицы в руках, зато с дятлом в заднице, и массой нехорошего послевкусия.
От слов Фелькерзама Иессен смутился, все же такой странный юмор командующего был непривычен, куда понятнее обычные «загибы». А Дмитрий Густавович, словно ничего не заметив, продолжал говорить:
— Мы будем теперь воевать совсем иначе — боевые корабли должны не охотиться на транспорты и рыбацкие шхуны. Этими лоханками у нас будет, кому заняться, и в самом скором времени. Цель «Осляби», «России» и «Громобоя» одна — безжалостное уничтожение японских бронепалубных и вспомогательных крейсеров, потому и нужно перевооружить, чтобы залпы для врага стали убийственные. Их у японцев осталось меньше десяти, и если мы их еще сократим, хотя бы на треть, то некому будет гоняться за нашими вспомогательными крейсерами. А действия последних и будут поддерживать 1-й и 2-й боевые отряды, как только мы отремонтируем броненосцы и «Громобой». И не искать генерального сражения, а ловить врага на ошибках и стараться бить по частям!
Фелькерзам с трудом вытолкал из глотки слова, и с минуту пересиливал болевой спазм, который его скрючил. Вытерев лицо платком, продолжил говорить как ни в чем не бывало:
— «Олег» и «Богатырь» займутся вспомогательными крейсерами — после того, как истребят нескольку штук, японцы отодвинут дозорную цепь к Дажелету, и будут отправлять для ее поддержки броненосные крейсера. И все вместе держать не смогут — а мы станем постоянно нападать. И куда они от нас денутся — мы им мореплавание вдоль западного побережья под корень изведем, любую рыбацкую лодку топить станем. И терпеливо ожидать своего момента — ждать ошибки легко, если знаешь, где и когда противник ее сделает! Обманывать нужно врага, любое коварство допустимо! А еще лучше выманить туда, куда они обязательно придут — вот как на этот транспортный караван, стоило миновать ему Цугару!
— Вы решили начать наступательные действия⁈
— Перехватить инициативу и навязать свою волю — сидя ровно на заднице и постоянно обороняясь войны не выиграть. Минировать и обстреливать все что можно, а лучше захватить какой-нибудь порт на восточном побережье Корее и вытянуть на него Объединенный флот, поставив мины и подтянув подводные лодки. А ночью самим атаковать миноносцами — их во Владивостоке десяток, нечего жалеть! Еще мы закупили «газолинки» у американцев — эти миноносцы должны быть здесь, а не в Кронштадте.
Фелькерзам закурил папиросу, жадно глотая табачный дым. Затем извлек флакон с микстурой и сделал большой глоток. Устало произнес, тщательно вытерев губы платком.
— Поверьте, Карл Петрович, настоящая война только начинается! Ага, вот японцы и открыли по нам огонь, что ж, пора начинать действо — представляю, как адмиралы Уриу и Симамура через несколько минут удивятся! Хотел бы посмотреть на их раскосые глаза…
Японский броненосный крейсер «Ниссин» после Цусимского боя.
Японский броненосец «Микаса» после Цусимского боя.
— Теперь гэйдзины за все заплатят!
Вице-адмирал Того сохранял ледяное спокойствие, но сердце кровоточило от страшной боли — второй день генерального сражения закончился катастрофой, в которой Хейхатиро не признался бы никому, но обманывать самого себя не мог.
Русские оказались тем самым врагом, которого он так опасался перед началом войны, и вплоть до гибели адмирала Макарова не предпринимал рискованных действий. И лишь осознав, что на место погибшего флотоводца назначены люди не соответствующие занимаемой ими должности, вялые, безынициативные, нерешительные и даже трусливые, которые не стремились полностью использовать лучшие стороны, как русских кораблей, так их команд, начал действовать предельно собранно и активно. И добился победы в самый последний момент боя в Желтом море, когда уже собирался отдать приказ Объединенному флоту отходить в Сасебо, считая, что в том сражении гэйдзины достигли успеха.
Теперь все стало на свои места — восставший из гроба демон воплотил в себе все лучшие качества русских флотоводцев, таких как Ушаков, Нахимов или тот же Макаров, даром, что этот Фелькерзам сам немец по своему происхождению. Но таких иноземцев, ставших русскими, хватало — адмиралы Грейг, Кроун, да тот же американец Джонс, которого британцы сами побаивались, разве могли одерживать победы, имея в своем подчинении плохо подготовленные команды и никудышные корабли⁈
Хейхатиро, готовясь к назревающей войне с русским флотом, очень дотошно и внимательно изучил английские книги по своему будущему противнику. Сквозь строчки неприкрытого бахвальства огромной мощью «владычицы морей», там порой проскальзывало, что команды и корабли у «северных гэйдзинов» в целом неплохие, вот только с флотоводцами туго. Впрочем, почти слово в слово тоже писали французы и немцы про русскую армию — ее боялись куда больше чем флота, указывая на многочисленность резервов. Но в тоже время многие отмечали, что русские генералы в большей своей массе откровенно слабо подготовлены, и не имеют нужных качеств в полной мере, в сравнении с европейскими коллегами.
Однако война имеет одно очень неприятное свойство — если она затягивается, то появляется великолепная возможность заменить слабых и бестолковых генералов и адмиралов на лучших и способных, тех, кого выдвигают сами войска, которые под их предводительством стали одерживать победы. И вот это самое неприятное — похоже, что русский флот сам очистился от неспособных адмиралов, и теперь во главе его стал самый достойный. А вот с таким жди неприятностей, и они последовали — потоплен броненосец и три броненосных крейсера боевой линии. Да, русские тоже потеряли три броненосца и броненосный крейсер, но два из этих кораблей старые.
Но вот потери в других кораблях несопоставимы — русские словно задались желанием истребить их как можно больше, тут даже не нужно сравнивать, слишком тревожно становится на душе. И страшно — а что, если во главе русской армии появится точно такой же полководец, и войска, вдохновленные примером флота, двинутся с позиций, на которых они застыли на два месяца. Тогда все — остановить лавину маршалу Ойяме не удастся, войска, ослабленные потерями, с растянутыми коммуникациями, начнут отходить к Мукдену. И вот тогда русские огромными силами устремятся к Квантуну, отбивать взятый в ходе долгой осады Порт-Артур…
— Храни нас боги от этого! Надо добиться победы сейчас, транспорты везут много грузов, столь нужных русским!
Три дня тому назад, после гибели «Токивы» и «Касуги» Того пребывал в отчаянии, ведя серьезно поврежденные броненосцы и крейсера в Сасебо. Всем требовался ремонт и замена башенных орудий, благо поставки из Англии позволяли это сделать. Но ужас ситуации был в другом — Объединенный Флот остался без главной ударной силы. Всем броненосцам и броненосным крейсерам требовался ремонт, только три корабля — «Асахи», «Ивате» и «Адзума» сохранили частичную боеспособность.
И тут поступило известие с береговых постов, что большое количество русских транспортов в сопровождении вспомогательных крейсеров проходят Сунгарским проливом — насчитали полтора десятка вымпелов. И вот тут стало понятно, что русский адмирал его провел в очередной раз — угольные ямы и погреба вернувшихся кораблей были пусты, а команды полностью вымотаны двухдневным сражением. Требовались сутки, чтобы снова вывести корабли, загрузив все необходимое, но этого времени как раз и не было — когда флот только минует на полном ходу Дажелет, русские транспорты уже будут подходить к Владивостоку.
Пришлось выводить те корабли, которые могли догнать транспорты и уничтожить их. Благо русская эскадра вряд ли сможет оказать им помощь — там та же история — угля и снарядов нет, и большая усталость команд. Так что момент удачный, чтобы взять реванш и свести счеты!
В море немедленно вышел «Ивате», пробоину в носу которого временно залатали, поставив накладку, почему крейсер не принял участие во второй день сражения. Так как контр-адмирал Симамура получил тяжелое ранение в ночном бою, которым он руководил с открытого мостика, Того поднял флаг на «Ивате». Вместе с ним двинулся и весь 4-й отряд контр-адмирала Уриу в составе трех старых крейсеров, включая его любимую «Наниву», которой он командовал долгое время. Прихватили авизо и три «дестройера», на которых угольные ямы были наполовину полными, лишь докидав немного кардифа, и бросились в погоню с одной целью — задержать русские транспорты. И этим дать возможность подойти к следующему утру «Асахи» и «Адзуме», в сопровождении двух оставшихся крейсеров 3-го отряда, которые могли выйти в море — «Читозе» и «Отове».
И это все корабли, что еще могли кое-как сражаться, но есть такие моменты, когда на повреждения не смотрят!
— Что за дурость⁈ Почему русские транспорты отворачивают на нас⁈ Там что — обезумели от страха⁈
Вопрос был непроизвольным — Того глотнул воздуха, с ужасом осознавая, что ответа не потребуется. Транспорты открыли дорогу двум страшным кораблям, которые меньше всего хотелось увидеть. Нет, о том, что возможно будет «Громобой», не дравшийся в генеральном сражении, Хейхатиро предполагал, но никак не ожидал увидеть «Россию» и «Ослябю», а с ними три трехтрубных крейсера. Два малых не в счет, они опасны только для миноносцев, но третий может драться один на один с любым из бронепалубных крейсеров контр-адмирала Уриу.
— На севере еще идут транспорты, а за ними прячется корабль, у него дымят четыре трубы!
От такого сообщения Того чуть не заскрипел зубами — все три оставшихся быстроходных корабля русских были здесь, и, судя по всему, поджидали, когда он, в безумном ослеплении жажды мести, непозволительном для самурая, подойдет поближе.
Демон опять его переиграл, читая душу и разум, как открытую книгу. Ведь подставить слабую жертву под удар не означает для противника, что он проверит на ней остроту своего клинка.
Как раз наоборот!
Если тебе кажется, что ты с легкостью расправишься над слабым врагом, который от тебя не может убежать, и ты жаждешь броситься за ним в погоню, то остановись на секунду. И подумай — а не этот ли путь приведет в подготовленную на тебя засаду⁈
Горячность погубила многих самураев, кто очертя голову ринулся в схватку, не зная о ловушке!
Того принялся отдавать приказы, японский отряд лег на обратный курс. И тут выяснилось самое неприятное — русские не стали гнаться за «Ивате», самым быстроходным кораблем. Нет, «Россия» и «Ослябя» с крейсерами стали преследовать тихоходные корабли Уриу, открыв по ним огонь и не жалея снарядов. И перед Хейхатиро Того в полный рост встала неприятная дилемма — бросить крейсера 4-го отряда он не мог, такое не может быть прощено, но и драться с двумя большими кораблями самоубийственно, особенно когда к ним идет на помощь третий…
Повреждения броненосцев типа «Бородино» в Цусимском бою 14–15 мая 1905 года
— Ай, как нехорошо вышло, закончился наш маскарад — трубу нужно было крепче ставить. Теперь Того знает, в чем был подвох!
Фелькерзам сокрушенно покачал головой — второй раз Того уже провести вряд ли удастся, ведь на «Урале» просто свалилась фальшивая труба, которая на большом расстоянии превращала его в отдаленное подобие «Громобоя». С одной стороны плохо — хитрость раскрыта, но с другой хорошо — нужно обязательно придумывать что-то новое, что способно ввести противника на какое-то время в заблуждение.
Обмануть, значить, победить!
— Обман бы долго не продержался, ваше превосходительство, — спокойно произнес Иессен. — У японцев во Владивостоке множество агентов из китайцев и корейцев. Да и наши купцы порой непонятные телеграммы отправляют своим контрагентам в разные страны.
— Зачистить нужно город капитально, только и всего — а такое только через агентуру у инородцев сделать можно, через круговую пороку. Любые одиночки подозрительны априори, их всех сразу высылать куда подальше, на иные, скажем так, «общественно-полезные работы». А перед операциями, за несколько дней до выхода в море эскадры, и после оного, просто опечатывать телеграф, и выставлять караул — пишите письма, если нужно. Только и всего, было бы желание начальника гарнизона, а им должен быть адмирал Небогатов, и точка — другие кандидатуры неприемлемы!
Фелькерзам насупился, и в очередной раз посмотрел в узкую прорезь броневой рубки флагмана. Самое безопасное место для командующего, одни броневые стенки в 12 дюймов, такой толщины ни на одном из русских броненосцев, включая новые, нет. Вмешиваться в управление крейсером смысла не имелось — командир «России» капитан 1 ранга Лилье свое дело знал на твердую «пятерку». Догнав «Такачихо» русский крейсер накрыл его беглым огнем, и опытные комендоры, побывавшие в нескольких боях, сразу добились попаданий. И повреждения последовали ощутимые — скорость вражеского крейсера снизилась на пару узлов.
Зато ситуация стала меняться — японский адмирал сообразил, что под видом «Громобоя» скрывается обычный вспомогательный крейсер и решил дать бой. Нет, стоять насмерть и сражаться против двух противников «Ивате» не собирался, просто прикрыть «Такачихо», чтобы небольшой крейсер успел уйти подальше, вслед за «Нанивой», которая довольно резво уходила вперед. Даром, что старый крейсер, ветеран войны с китайцами по «паспорту» больше 18 узлов дать не мог.
— Владимир Александрович, старайтесь выбить «Такачихо», сбить ему ход — обстрел «Ивате» нужно потерпеть, это займет недолгое время. «Ослябя» получил возможность сблизиться, с ходом у него сейчас не очень — машины не в лучшем состоянии. У «Ивате» нет шансов в бою против нас двоих, если снизит ход. Так что скоро сообразят, что лучше оставить «Такачихо», чем погибнуть тут вдвоем.
Фелькерзам внимательно посмотрел на японский броненосный крейсер, за кормой которого выросли два высоченных всплеска воды — броненосец нащупал дистанцию, и теперь старался зацепить «самурая» главным калибром. Стрельбе самой «России» это нисколько не мешало — снаряды в 8 и 6 дюймов гораздо легче, и всплески не такие значительные, артиллеристы друг другу не мешают. Зато если удачно попасть в любой из вражеских крейсеров, то победа станет близка как никогда.
— Ваше превосходительство, я тут подумал над вашим предложением довооружить этот крейсер снятыми с «Громобоя» восьмидюймовыми пушками. Это займет много времени, и потребует не только подкреплений под первые носовые и кормовые орудия, но и установку с бронированием труб подачи, расчетом конструкции и многих еще работ. Можно просто установить 203 мм пушки вместо 152 мм орудий на баке и юте, там только чуть элеваторы придется изменить — дело нескольких дней на плаву, с работой крана. Зато бортовой залп станет в четыре таких пушки, да еще десять шестидюймовых орудия к ним — будет даже чуть превосходить японских «асамоидов». И снимать ничего не потребуется — водоизмещение возрастет всего на двадцать тонн, не больше.
Иессен говорил осторожно, но адмирал долгое время держал свой флаг на «России» и прекрасно знал как конструкцию крейсера, так и возможности единственного ремонтного завода во Владивостоке. Но затем добавил такое, отчего Фелькерзам встрепенулся мгновенно.
— А вот на «Адмирале Ушакове» десятидюймовые орудия, я знаю, полностью расстреляны — и взять для него новые стволы невозможно, их просто нет! Нигде нет, ни на одном из флотов ни в арсеналах. А в отличие от 152 мм пушек Кане, что установлены на береговых батареях, 254 мм пушки совершенно непригодны — они гораздо тяжелее, и иной конструкции. Такие, более крупные образцы в башню просто не войдут. Зато наши новые 203 мм пушки намного меньше в размерах, и, думаю, будут пригодны для установки, и переделки потребуются не столь длительные по времени. Да и сам броненосец станет легче примерно на сто тонн.
— Хм, неожиданное решение, Карл Петрович — по приходу в порт немедленно соберем на совет артиллеристов. Восемь дюймов не десять, но лучше хоть что-то, чем ничего. Единственный броненосец с 254 мм пушками на Черном море — но разоружать «Ростислав» нельзя. Нынешней зимой на нем и так заменили нефтяное питание котлов на угольное, и зря.
— Почему, Дмитрий Густавович?
— Да потому что на Дальний Восток к нам «Ростислав» не попадет — а это единственное, что могло бы объяснить замену жидкого топлива на твердое. А за нефтью будущее флота, и не только нашего — не будет проблем ни с тяжким трудом кочегаров, ни бесконечных угольных погрузок, ни выгрузок шлака. Да и по выделению энергии при сгорании нефть и продукты ее переработки имеют большую отдачу, чем лучший британский кардиф. Вот так то! Есть, попали, теперь не уйдет!
Восклицание вырвалось непроизвольно — Фелькерзам увидел губительное для «Такачихо» попадание сразу двумя 152 мм снарядами. Маленький крейсер резко сбавил ход, его стал накрывать черный дым. А так и бывает, когда сносят раструб воздухозаборника и оставляют на единственной широкой трубе огромную пробоину.
— Так-так, — командующий резко оживился, прижав ладони к животу, но настроение тут же упало, от огорчения даже рукой взмахнул.
— Не тот самурай пошел, совсем не тот! Ему в морду даешь, а он в драку не лезет, осторожничает!
«Ивате» стал набирать ход, из трех труб пошел густой дым — осознав, что спасти «Такачихо» уже не удастся, японский адмирал решил бросить крейсер на гибель, но не вступать в бой с сильнейшим противником, двумя против одного. И догнать неприятельский корабль можно было только при зыби — тогда у «России» были бы все шансы, мореходность при высоком борте всегда хорошая, чем у крейсера, предназначенного для эскадренного сражения с низким, но хорошо забронированным бортом.
— Да, забег лучше не начинать, все равно проиграем — котлы и машины не в лучшем состоянии, — пробормотал Фелькерзам, с сожалением взирая на удирающие под адмиральскими флагами «Наниву» и «Ивате». Догонять их было бесполезно — лучше пожалеть «Ослябю». «Акаси» и «Чихайя» легко ушли от «Светланы» с «камушками» — те просто не могли выдать скорости, слишком долгим было плавание через три океана. Гнаться за вспомогательным крейсером на одной «России» тоже бесполезно — оторвется от «Осляби», и есть риск нахвататься снарядов от «Ивате».
А оно надо так рисковать⁈
Фелькерзам посмотрел на два больших номерных миноносца в 120 и 150 тонн водоизмещения, что входили в отряд капитана 2 ранга Радена во Владивостоке. Единственные, они имели приличную дальность плавания, остальные шесть (два уже погибли), могли совершать только вылазки на двести миль радиусом.
— Расстреливаем «подранка», выбиваем пушки — миноносцы добьют торпедами, и выловят выплывших. Это ему за «Варяг»! Предлагать сдаваться не стоит — бесполезно, они упертые!
Совершенно спокойно произнес Фелькерзам, разглядывая «Токачихо», к которому приближался «Ослябя». Теперь два русских корабля обрушили на «самурая» град шестидюймовых снарядов.
— Вот так то, Карл Петрович, и будем совершать дальнейшие походы. Нужно выбивать у них крейсера, и без всяких генеральных баталий до поры и времени! Одного сегодня утопили, теперь осталось только восемь — еще парочку, и гоняться за нашими вспомогательными крейсерами для японцев станет крайне затруднительным занятием…
Крейсера 4-го боевого отряда контр-адмирала Уриу
— «Не ждали» — вот вам сюжет для новой картины Репина, или наброска для Верещагина — жаль, что погиб на «Петропавловске». А ведь это, Карл Петрович все, что осталось у японцев на ходу. Не думаю, что Того какой-то корабль оставил в резерве.
Фелькерзам ухмылялся, натянув «личину» — уж сильно боль донимала порой, беспощадно терзая измученное тело. И так, что застрелиться хотелось. Можно, конечно, вызвать лекаря и поставить спасительный укол морфия, но он хорошо знал в какой «овощ» превращался после дозы на «Ослябе», мало что мыслящий. А так вполне терпимо — ром воздействовал притупляющим боль средством, при этом можно нормально размышлять. Вот только действие крепчайшего алкоголя было временным, однако за последние дни Дмитрий Густавович эмпирическим путем вывел суточную дозировку — чуть меньше полулитра, разделенных на полудюжину болеутоляющих порций. Даже поспать мог раза два за сутки, по два-три часа беспокойного сна, больше похожего на дремоту.
— Все старые знакомые — «Асахи», «Ивате» и «Адзума»! А еще четыре «бронепалубника», по два от Девы и Уриу. Совсем хорошо — чем меньше у японцев останется крейсеров, тем лучше. Потихоньку все выбьем, начнем с вооруженных пароходов — надо запугать японцев так, чтобы они осознали, что любой выход в море, а не только к нашему побережью, для них может стать последним в жизни. Да, жаль — боя не будет, определенные выводы Хейхатиро Того сделал, а это плохо…
Семь японских кораблей в сопровождении двух авизо и доброго десятка «дестройеров», уже развернулись на обратный курс, уходя к далеким южным берегам страны Восходящего Солнца. Да и как драться, если Небогатов вывел для встречи транспортов все, что могло передвигаться — броненосцы «Князь Суворов», «Бородино» и «Адмирал Ушаков», а с ними оба больших крейсера и все маленькие миноносцы с одним «дестройером».
— Не хотят сейчас драться — у нас перевес в силах более, чем ощутимый, только зря к Владивостоку прибежали, — громко произнес Фелькерзам и неожиданно спросил у капитана 1 ранга Лилье:
— Как вы думаете, японские вспомогательные крейсера захотят драться с «Россией» и «Громобоем» один на один⁈ Или их будет двое против одного вашего крейсера⁈ Как вам такой расклад⁈
— Мечтал бы о том, ваше превосходительство, — тихо отозвался Лилье. И язвительно произнес:
— Только они не идиоты, бой с «Россией» для любого вооруженного парохода равносилен самоубийству! Они сразу же убегают, отправляя радиограммы, едва завидев наш крейсер на горизонте.
— Творчески нужно подходить ко всему, любезный Владимир Александрович, творчески, то есть с выдумкой, инициативой и горячим желанием принести Отечеству пользу. Сейчас я вам объясню на простейших примерах, только лекарство приму, а то мочи терпеть нет!
Фелькерзам прекрасно видел промелькнувшие на лицах офицеров и контр-адмирала Иессена гримасы, в которых была перемешана жалость со счастливым осознанием, что их самих такая ужасная болезнь миновала. В отличие от медленно умирающего, с неприятным запахом изо рта, командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой, с черными орлами на золотых погонах, еще не достигшего шестидесяти лет, сломленного болезнью седого старика, что передвигался при помощи матросов.
— Дрянь, но пить надо, не морфий же колоть…
Фелькерзам отдышался — привык пить без закуски. Да и не один кусок в горло не лез, а в желудок тем паче — его оттуда сразу выбрасывало, а тошнота наваливалась страшная. Дмитрий Густавич страшно отощал, про таких живых «кащеев» недаром говорят — остались «кожа да кости». А ведь перед походом был румяный толстячок, которого Рожественский брезгливо именовал «мешком с навозом».
— Четыре трубы это приметный знак для любого вражеского крейсера — вот она «Россия» или «Громобой». А что если вы между парами труб жестяные стенки установите, тонкие и легкие — без проблем встанут. И в желтый цвет их покрасите, с белой окаемкой вверху. И на что они так похожи будут, вы не скажите, любезный Владимир Александрович⁈
— Так на дымовые трубы уставной раскраски, только попарно связанные между собой, ваше превосходительство!
— Вот так-то — на расстоянии ваш корабль превратится по виду в тот же вспомогательный крейсер «Кубань», но с двумя чуть более широкими трубами. А по две трубы у нас только броненосцы имеют — а «Россия» на «бородинца» своим корпусом как-то не выплясывает. Не похожа она на броненосец — зато перепутать со вспомогательным крейсером очень легко, особенно на большом расстоянии. Как и наоборот — мы две проделки с «Уралом» так им устроили — думаю, Того осознал как его провели, кхе-кхе…
Фелькерзам закашлялся, и боль навалилась такая, что он схватился за живот двумя ладонями, заскулил. Но тут докатившийся до желудка ром произвел свое животворящее действие, спазм сгладился, и от неожиданного облегчения выступил пот по всему телу.
— Теперь понимаете какие игры мы можем затеять⁈
— Японцы каждый раз гадать начнут, кто перед ними — вспомогательный или броненосный крейсер, — Лилье хищно ощерился, и теперь Фелькерзам не сомневался, что его мысль будет творчески переработана, развита и получит дальнейшее распространение и на «Громобой», совершенно схожий по своему виду с «Россией».
— А теперь представьте, что получив несколько болезненных уроков с потерями, японцы начнут каждый раз гадать, кого они видят — броненосные или вспомогательные крейсера. Тем более, если мы им окончательно мозги «запудрим» введя в действие новых «актеров»⁈
— О, кого только у нас сейчас нет, посмотрите. Вот идут четыре вспомогательных крейсера, быстроходных — нужно только нормально их перевооружить, дать иные, славные имена воевавших кораблей, а не каких-то там речушек! Да надежными, проверенными в бою командами обеспечить. А они у нас есть, и в полном комплекте, и даже со сверхштатным числом. Все есть для войны, воевать с умом только нужно.
Фелькерзам внимательно посмотрел на Андреевские флаги, что развевались за кормой каждого корабля, размерами чуть ли не с саму «Россию», а два по своему водоизмещению нисколечко ей не уступали. Двумя колоннами шли транспорты, что использовались как угольщики при эскадре — «Владимир», «Воронеж», «Ярославль», «Курония» «Вирония», «Метеор», «Иртыш», «Корея». Замыкал колонну огромный транспорт «Анадырь», по водоизмещению превосходящий любой броненосец — в его трюмах находилось восемь тысяч тонн превосходного кардифа, десятая часть того, что имелось во Владивостоке. Так ведь гружен был углем не только он один.
Отдельно шли плавмастерская «Камчатка», госпитальные суда «Кострома» и «Орел». Последний был быстроходным пароходом Добровольного Флота, и его легко можно было превратить в крейсер, хотя комиссия признала машины непригодными для действий на коммуникациях. Но раз прошел по трем океанам, то доказал свою полную профпригодность, и будет зачислен в строй. Но только без вице-адмирала Рожественского, который к удивлению Дмитрия Густавича уже немного оправился, и мог вполне членораздельно изъясняться.
Крепкий мужик, ничего не скажешь, и ведь разговора с ним никак не избежать — за декаду пути Зиновий Петрович многое обдумал. Но теперь ситуация резко изменилась, и он ему не «мешок с навозом».
— Служить, так не картавить, господа, как любил говорить император Петр Великий. Самую главную флотскую задачу мы выполнили — провели конвой до Владивостока. Неясна только судьба «Терека», но думаю, крейсер доберется самостоятельно.
Фелькерзам тяжело вздохнул, нервы поистрепались за это затянувшееся плавание, полное нервотрепки от постоянных столкновений с врагом. Но теперь до Владивостока совсем недалеко — потерпеть немного, и уж на берегу отдохнуть…
Вспомогательный крейсер «Кубань»
— Вот смотрите, господа, — Фелькерзам отдышался и посмотрел на собравшихся в его кабинете флагманов и чинов штаба. Думал еще, немного полежать по прибытии, но времени не хватало, пришлось сразу же собирать совещание. Дела требовали немедленного решения, терять нельзя было ни часа — по непонятным причинам вице-адмирал Бирилев совершенно не торопился прибыть во Владивосток, хотя должен был 19 мая, но задержался в штабе главнокомандующего генерала от инфантерии Линевича, которого все за глаза именовали «папашей».
Но это и хорошо, значит нужно успеть сделать за пару дней многое, чтобы ни государь-император, ни присланный на замену Рожественского «крестоносец» ничего поделать не смогли и вспять историю не обратить. И бесило то, что царь-батюшка только телеграмму прислал, всех поздравил в общем списке, не называя имен. И вот это было обиднее всего — ладно, хрен с ним, он и так сдохнет в муках, но за тех, кто погиб в Цусимском бою, было обидно. Пятый день пошел — рапорт давно отправлен в столицу, а там, видимо, лавры делят. Плюнуть бы на них всех, да слюны нет.
— Пришли три парохода Добровольного Флота — «Ярославль», «Владимир» и «Воронеж», изначально предназначенные для крейсерства, на них подкрепления на пару 152 мм и четыре 107 мм орудия, устроены погреба. Хотя скорость неважная — 12–13 узлов, но после ремонта и при крайней нужде все 14 узлов выжмут. Два почти таких же — «Киев» и «Тамбов» сейчас в Сайгоне. Грех их немедленно не использовать для прямых действий на вражеских коммуникациях, тем паче старые пушки имеются на береговых батареях и «Наварине». Вооружить их нужно незамедлительно, нам каждый корабль важен. И не просто так…
Фелькерзам снова глотнул воздуха, пересилил боль, ловя ускользающие мысли. На секунду промелькнула мысль влепить себе пулю в лоб, чем так дальше мучиться. Смотрели его сегодня два лучших врача — только головами покачали, отмечая просто невероятную живучесть организма. Так что говорить им дальше не пришлось, он все понял и вежливо выставил вон. А теперь флаг-капитан барон Косинский искал для него корейского или китайского знахаря, раз официальная медицина помочь не в силах.
Может быть, туземным шарлатанам удастся боль унять, не туманя головы. Нужно как-то продержаться три месяца, если его оставят командующим, а там можно и помирать, исполнив долг до конца. А если завтра снимут с должности, которую он у Рожественского отобрал, то можно стреляться, бумаги необходимые написал, а дальше пусть его за пророка считают. Но скорее никто его мысли и предсказания читать не будет.
Собравшись силами, Дмитрий Густавович заговорил дальше:
— Поставить по второй или третьей фальшивой трубе и получаться вспомогательные крейсера «Рион», «Кубань», «Терек», «Днепр» и наш «Урал», известные всему миру — и никто не подкопается в нарушении договоренностей с османами. А быстроходные вспомогательные крейсера превратятся в «Сисоя Великого», «Императора Николая I», «Генерал-Адмирала Апраксина», «Адмирала Нахимова» и «Адмирала Сенявина», а «Орлу» даже имя менять не придется. Просто госпитальное судно в нормальный крейсер обратно превратиться, сохранив собственное имя, а врачей, медсестер и оборудование на берег перевезем — нужен нормальный Морской госпиталь.
— Без согласия государя-императора переименовывать корабли⁈
Иессен ужаснулся, побледневший Небогатов выглядел не лучше — да и господа офицеры оказались впечатлительными.
— Разве⁈ Все славные имена останутся, команды не будут расформированы. Просто мобилизованные «города» станут настоящими крейсерами, будут вооружены, а названия для них есть. Я беру всю ответственность на себя, раз ответа из Петербурга не поступило. А война не терпит, никого не ждет! И пусть потом попробуют снова «умертвить» уже раз погибшие за веру, царя и отечество наши броненосцы!
Фелькерзам обвел тяжелым взглядом собравшихся за столом офицеров — его решение было всеми молчаливо одобрено. Морякам, прошедшим Цусиму, оно пришлось по нраву — теперь спасенным командам погибших броненосцев не придется жить в экипаже, у них будет снова свой корабль, который офицеры и матросы всегда воспринимали своим домом.
— Господин флаг-капитан — немедленно подготовьте приказ, его сегодня же объявить перед строем команд. И пусть осваивают свои корабли, готовят к походу, вооружают. Да вот еще что — всех нижних чинов, что являются мастеровыми, немедленно списать на берег. Их умение и навыки остро необходимы на заводе и в порту. Также списать классных чинов, что являются кораблестроителями — ремонт должен вестись круглосуточно в три смены. Потери на боевых кораблях восполнить за счет спасенных экипажей — взять с них лучших специалистов, там и так большой сверхкомплект будет. Время не терпит — к началу июля мы должны быть готовы к новому сражению, чтобы не упустить инициативу.
— А что с «князьями»⁈
— Есть «Воронеж» и «Владимир», ход у них в тринадцать узлов, вполне достаточно. Вот пусть капитаны 1 ранга Попов и Лебедев их принимают и переоборудуют с помощью «Камчатки» во вспомогательные крейсера — срок две недели с этого дня. «Ярославль» считать новым «Уралом». «Киев» и «Тамбов», что ушли в Сайгон, вспомогательными крейсерами «Тереком» и «Рионом». Константин Константинович — подготовьте необходимые приказы. И сегодня же объявить командам!
— Есть, ваше превосходительство!
— Карл Петрович, у вас будут в отряде пять тихоходных крейсеров, и дам еще два бывших лайнера — возьмете по выбору, кто раньше будет готов к выходу. Кроме того, в ваш отряд войдут ушедшие в Сайгон транспорты — они ждут там приказа обеспечивать 2-ю эскадру, если бы наш прорыв во Владивосток не состоялся бы. Эти суда не должны быть интернированы, шифрованные телеграммы мы отправим через три недели, в тот день, как вы покинете Владивосток!
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
— Под ваше командование перейдут из Сайгона следующие транспорты — «Герман Лерхе», «Китай», «Юпитер», «Меркурий» и «Князь Горчаков». А также «Киев» с «Тамбовым», которые в архипелаге вы должны вооружить, превратив их во вспомогательные крейсера. На транспорте «Ксения» ремонтная мастерская, как вы знаете, она придается вашему отряду, вернее эскадре. Из Сайгона они сразу пойдут на Бонин, к острову Ито, там у вас будет назначена точка рандеву. Остальные места стоянок определите уже на месте, как и обеспечением всем необходимым через консульских контрагентов. Я отправлю телеграммы в Пекин, Шанхай и Сайгон.
— Понятно, ваше превосходительство, — Иессен кивнул, прикусив губу — три недели до выхода отряда чрезвычайно короткий срок, за который нужно сделать немало. И главное — вооружить нового «Донского» с «Мономахом», да заменить пушки на двух лайнерах.
— Кроме пяти вспомогательных крейсеров, из Владивостока выйдет с вами госпитальное судно «Кострома», а также британский и американский угольщики, что пришли сюда с грузом кардифа, германские я оставлю здесь. Вообще, такие операции готовятся несколько месяцев, но мы не имеем права терять столько времени. Постарайтесь провести все приготовления в три недели — Николай Иванович окажет всю необходимую помощь, кроме постановки кораблей в док, разумеется.
— «Камчатки» вполне хватит, ваше превосходительство.
— Вот и хорошо. Я понимаю, что мы прибегли к импровизации вместо долгой и планомерной работы. Но иного для нас выбора не остается — мы не должны упускать инициативу, пусть японцы реагируют на наши действия теперь, а не как всегда, — усмешка у командующего вышла тоскливой. — Я надеюсь на вашу активную помощь, господа, мы должны все работать рука об руку, не считаясь с усилиями.
— А если из-под шпица запретят действия с Бонина?
— Тогда, Карл Петрович, война будет проиграна окончательно и бесповоротно! Мы сами отдадим победу неприятелю!
— Ваше императорское величество! Подготовить броненосцы Черноморского флота к походу на Дальний Восток необходимо, но это займет какое-то время, три или четыре месяца. Полностью будут готовы к выходу в сентябре броненосцы «Три Святителя» и «Ростислав», а также новые корабли — вступивший в строй броненосец «Князь Потемкин-Таврический», и достраиваемый бронепалубный крейсер 1 ранга «Очаков».
Великий князь Александр Михайлович говорил осторожно, понимая, что каждое слово может быть отвергнуто его двоюродным братом, генерал-адмиралом великим князем Алексеем Александровичем. Все же слишком велика разница в чине между командующим Российским императорским флотом и им самим, младшим флагманом Черноморского флота, пребывающим в жалком чине контр-адмирала.
— Оставшиеся пять броненосцев реальной ценности для 3-й Тихоокеанской эскадры не представляют — артиллерия устаревшая, расположена в барбетах. Срок службы первых трех кораблей — «Екатерины II», «Синопа» и «Чесмы» составляет уже шестнадцать лет. «Двенадцать апостолов» и «Георгий Победоносец» достроены на три и пять лет позже, но также давно устарели. Им сейчас свыше десяти лет по постройке, но шестнадцать по закладке. Артиллерия установлена на них точно такая, с недостаточной для сражения дальностью стрельбы в тридцать кабельтовых. Все эти пять кораблей абсолютно непригодны для войны с любым вероятным противником, кроме Оттоманской Порты, имеющей лишь более старые казематированные броненосцы времен нашей с ними войны 1878 года.
Александр Михайлович тяжело вздохнул, прекрасно осознавая, что вынесенный им вердикт ставит крест на высказанном пожелании императора Николая Александровича отправить на Дальний Восток существенное подкрепление в виде 3-й Тихоокеанской эскадры. Вообще-то так неофициально называли отряд контр-адмирала Небогатова из старого балтийского «тарана» и трех броненосцев береговой обороны, уже погибший почти в полном составе, за исключением «Адмирала Ушакова».
— Тем более, мы не имеем права отправлять на Дальний Восток три последних броненосца, с современной артиллерией, включая только что вступивший в строй «Потемкин». Тем самым мы оставим Черное море открытым для действий неприятеля, особенно того, кто открыто поддерживает Японию, и на протяжении веков являлся врагом Российской империи.
Генерал-адмирал говорил безапелляционно, как бы подчеркивая, что на флоте именно он полновластный хозяин, к мнению которого даже император должен прислушиваться, тем более, если он племянник, на которого в юности можно было накричать, и даже постучать кулаком по столу. Вот только тучный великий князь, в силу чего и получил на флоте ехидное прозвище «семь пудов августейшего мяса», сейчас не принял в расчет, что царственный племянник правит страной вот уже больше десяти лет.
«Ники», а таково было домашнее прозвище правителя огромной империи, такой «кроткий, обходительный и милый», постоянно прислушивающийся к чужому мнению, таковым уже давно не являлся. Самодержец «заматерел», и совсем не желал, чтобы даже родной дядя принимал за него решения. Тем более, что третьего дня вскрылась скверная история о пропаже полутора миллиона рублей со счетов «Общества Красного Креста», попечителем которого от Августейшей Фамилии был как раз генерал-адмирал. А вчера на балу любовница Алексея Александровича пришла украшенная драгоценным рубиновым крестом — все дамы дружно и завистливо ахнули, но даже прожженные придворные интриганы и взяточники сильно удивились столь открытому цинизму и пренебрежению к устоям.
Дело в том, что все имеющие титул «императорского высочества» были неподсудны. А так как великие князья воспринимали страну как огромную «романовскую» вотчину, то каждый априори являлся казнокрадом, причем совершенно искренне считавшим, что такое при оправлении им должности совершенно естественно.
Александр Михайлович тоже частенько запускал руку в казенные средства, но его возможности были совершенно несопоставимы с доходами генерал-адмирала, который получал «свою долю» при заказе любого корабля, особенно тех, которые строились для русского флота за границей. Вместе с ним, как бояре при великом князе в старину, «кормились» его выдвиженцы в адмиральских погонах — каждый из них тоже получал свою «дольку малую». И что самое страшное, так это то, что шла война, но сановники и чиновники считали совершенно естественным делом собственное обогащение. Причем в самых что ни на есть оптимальных для казнокрадства условиях — мало кто считает расходы во время войны, и можно любую мелочь закупить за тысячи рублей, выставив потом казне многократно завышенные счета покупок, а потом получить от «продавца» свой «жирный процент» от сделки.
Это делалось повсеместно, и что самое страшное, совершенно открыто, не скрывая алчности!
Такими «негоциями» вороватые мерзавцы гордились, и цинично в том признавались, как это сделала любовница генерал-адмирала, проигнорировав даже светские «приличия»!
Сам Александр Михайлович считал, что когда идет война, такое поведение недопустимо, и должно быть решительно осуждено, хотя бы морально. Но «Сандро», а так его называли близкие, оказался буквально единственной «белой вороной» среди черной каркающей стаи. Если не считать самого императора и его супруги Александры Федоровны, с домашним прозвищем «Аликс», что приобрела на своего супруга огромное влияние. А так как после рождения в прошлом году слабого телом наследника престола, цесаревича Алексея, характер у нее стал несколько истеричным, и это оказывало определенное воздействие на императора.
— Наша 2-я эскадра победила неприятеля, и прорвалась с боем во Владивосток, — негромко произнес император, наклонив голову. Сандро иной раз замечал упрямство царственного шурина, которого он знал намного лучше других Романовых, что сейчас совещались в узком кругу. Ведь он был женат на его младшей сестре Ксении, которая была младше его на девять лет, тогда как император всего на два года — почти ровесники. Да и походили они друг на друга лицом и сложением, на чем многие обманывались.
Николай Александрович был скрытным по характеру, что многие воспринимали за «недалекий ум». И на том просчитывались. А вот то, что государь ненавидит своих родных дядей, которые сейчас высокомерно поглядывали на него, Сандро чувствовал кожей. Хотя все воспринимали это за привычное «ласковое обхождение» и доброжелательность, не замечая, как царь порой отводит свой взгляд от собеседника.
— Следующая такая победа, при которой потеряна ровно половина броненосцев и больших крейсеров, может оставить нас совершенно без флота, — недовольно буркнул командующий гвардий и Петербургским военным округом великий князь Владимир Александрович, которого даже царь побаивался. Но вот этой фразы Сандро не стерпел — сыграла обида за товарищей и мундир, который он носил.
— Со времен Синопа наш флот не знал подобной славы! Да, мы потеряли пять броненосцев, но только один из них можно действительно назвать новым, еще один имел современную артиллерию, а третий никуда не годный. Два броненосца береговой обороны считать таковыми не нужно, их место не в боевой линии! Неприятель же потерял действительно новый броненосец, построенный англичанами. И еще три броненосных крейсера, два из которых британского образца, а один итальянского. Это величайшая победа, ведь мы одолели врага, флот которого подготовлен самой «владычицей морей»!
— Да, в какие веки нам удалось подготовить флот, способный победить неприятеля! Не стоит, мой любезный брат, принижать нашу великую победу, особенно яркую, на фоне прошлых неудач!
Генерал-адмирал не скрывал своего недовольства, хотя Сандро великолепно знал, что в подготовке похода 2-й Тихоокеанской эскадры «семь пудов августейшего мяса» не принимало участие, свалив все дела на подчиненных. И лишь после гневных статей Кладо, опубликованных в газете и показавших действительное состояние положения дел в российском флоте, великий князь вышел из апатии и соизволил немного «зашевелиться».
А в том, что именно он сам, со своей порочной системой управления и строительства кораблей, с насаждаемым цензом, с тем неприкрытым пренебрежением к судовым механикам, кораблестроителям и штурманам, является главным виновником неудач, старались не говорить. Как и разделение офицерства на «белую и черную кость». И только глухие газетные намеки в статьях свидетельствовали, что «все неладно» не только в «датском королевстве», но и на кораблях под Андреевским флагом…
Император Николай II со своей младшей сестрой Ксенией, и зятем великим князем Александром Михайловичем
— Ваши императорские высочества, я собрал вас для того, чтобы посоветоваться насчет продолжения войны с коварным врагом, — царь говорил глухо, старательно отводя взгляд от каждого из присутствующих, за исключением Сандро. В том, что война проиграна, каждый из великих князей прекрасно осознавал, а потому никто из них не рвался ехать в Маньчжурию, и всю ответственность за поражение принимать исключительно на себя, что напрямую могло дискредитировать правящую династию. Да в этом не было необходимости — у двух дядей императора, что могли бы возглавить армию и флот на Дальнем Востоке, совершенно отсутствовали полководческие и флотоводческие дарования, о чем было прекрасно известно всему окружению, включая и их самих.
— Считаю, что победа, одержанная над японцами в двухдневном бою в Цусимском проливе, и прорыв 2-й Тихоокеанской эскадры во Владивосток, дает нам надежду на более благополучное завершение кампании. А те меры, которые предложил временно командующий эскадрой контр-адмирал Фелькерзам следует осуществить в полном объеме. Или, может быть, не стоит их принимать, но тогда нужно понять, в чем там заключены ошибки. И тогда нам стоит заменить Фелькерзама на более подходящую кандидатуру. Тогда назовите мне ее, и мы примем общее решение.
После сказанных царем слов наступила давящая слух тишина — Николай Александрович, как всегда, увильнул от принятия самоличного решения, переложив его принятие на родственников. И первым отозвался великий князь Владимир Александрович:
— Ваше императорское величество! Подготовить к выходу корабли Черноморского флота настоятельно необходимы, чтобы не говорил тут мой любезный брат, — ехидный взгляд скользнул по насупившемуся лицу генерал-адмиралу, который очень не любил когда обсуждались вопросы его «епархии», где он считал себя полновластным «хозяином».
— Три новых броненосца не станут надежной защитой побережья от появления более могущественного британского флота, тогда как смогут оказать решительное воздействие на японцев. Оставшихся пяти старых кораблей будет вполне достаточно, чтобы сдержать турок. Вопрос только в том, дадут ли османы возможность пройти нашей эскадре через проливы, или перекроют их по наущению из Лондона⁈
— Оттоманская Порта выполнят соглашение о проходе, даже если над кораблями не будет развеваться брейд-вымпел вашего императорского величества, — негромко произнес Александр Михайлович, прекрасно понявший «откуда ветер дует». — Если мы уберем три самых лучших броненосца из Черного моря и оставим их на Дальнем Востоке, то в Константинополе Диван вздохнет с облегчением, чтобы не напевали им в уши британские послы. Можно прибегнуть к посредничеству Берлина и Парижа, но лучше осуществить прохождение кораблей через Босфор и Дарданеллы самостоятельно. Но тогда присутствие августейшей семьи обязательно.
— Аликс выразила желание побывать в Крыму этой осенью и совершить небольшое путешествие по Черному и Средиземному морю, — негромко произнес царь, и добавил такое, что фактически поставило все точки над «И». — Посетим нашего брата, греческого короля и обратно вернемся в Севастополь на «Полярной Звезде», яхта будет ждать в Пирее.
Сандро от этих слов напрягся — удар по Алексею Александровичу был нанесен страшной силы — в дела его «вотчины» открыто вмешались, а вот свои планы генерал-адмирал озвучил преждевременно.
— Наш флот на Дальнем Востоке необходимо срочно усиливать, пока есть такая возможность, — негромко произнес генерал-инспектор кавалерии великий князь Николай Николаевич, которого все именовали «младшим» в отличие от отца, фельдмаршала. — Если 2-я эскадра пошла из Балтики, то 3-я должна уйти из Черного моря. Что касается командующего, то скажу прямо — коней на переправе не меняют!
— И вполне толково предложил команды потопленных кораблей перевести на вспомогательные крейсера — они хорошо сплаваны, и думаю, жаждут отомстить японцам!
Владимир Александрович присоединился к мнению двоюродного брата, и позиции определились — генералы показали, что они стоят за продолжение войны и использование последнего довода. Теперь слово было за моряками, и говорить должен был именно он, как младший по чину. Александр Михайлович вздохнул, понимая, что после сказанных слов генерал-адмирал, его непосредственный начальник начнет его люто ненавидеть, хотя и раньше отличался неприязненностью. Но хоть так, с этого вечера, он начнет чистить новые «авгиевы конюшню», которыми стало Морское ведомство.
— Я присоединяюсь к высказанному мнению, ваше императорское величество! Нужно готовить к отплытию все боеспособные корабли, а такие еще есть. С Черноморского флота отправить осенью три броненосца с крейсером, все с новой артиллерией. Из Балтики «Славу» с новыми минными крейсерами, что достраиваются в Либаве. А также оставшиеся старые корабли, что уже подготавливаются к плаванию — я имею в виду «Императора Александра II» и крейсера «Память Азова» и «Адмирал Корнилов». Можно успеть вооружить их новыми пушками Кане. Больше у нас ничего нет — остались лишь совсем старые суда, настолько ветхие, что выход даже из Финского залива на них равносилен океанскому переходу.
Александр Михайлович посмотрел на генералов, те с ехидцей посматривали на побагровевшего генерал-адмирала. Сейчас Сандро осознавал, что царь умело их стравил между собой, а иначе хотя бы относительный порядок в Доме Романовых поддерживать было невозможно.
И решил подвести черту окончательно'
— Предложенное контр-адмиралом Фелькерзамом следует принять в полном объеме — оно вполне разумно, как перевооружение кораблей, так и организация крейсерской войны, которую до сих пор мы так и не удосужились начать, ибо в Морском ведомстве не понимают ее необходимости. Следует закупить в германии новые быстроходные пароходы, и незамедлительно отправить «Дон» и «Русь» на Бонины. Япония на Британия — ее можно победить, организовав по настоящему опасную крейсерскую блокаду! Я могу заняться ее становлением, если на то будет воля и желание его императорского величества! На Японию нужно нападать со всех сторон!
Это был не «камушек», брошенный в «огород» генерал-адмирала, а тяжелый булыжник, что он метнул в мокрый картон, который «семь пудов августейшего мяса» выставило в качестве защитной стены.
И сейчас Сандро ощутил, что сделал выигрышный ход, увидев склоненную голову Ники. Это означало только одно — дядю император желает потихоньку убрать со столь важного поста, пока против него в обществе бурлит возмущение. Его, если сам Александр Михайлович действительно отличится в войне, то его могут поставить на освободившуюся должность. А в такой ситуации следовало рискнуть!
— Ты прав, — буркнул Владимир Александрович. — И Фелькерзам не дурак, умен — жаль только, что тяжко болен, да и чин у него пока невысокий. Но ведь последнее завсегда исправить можно, раз такая блестящая победа одержана, что славного Синопа стоит! Надо ему своего рода «карт бланш» выписать, чтобы не все вопросы с Адмиралтейством согласовывать. На войне время не терпит, и не ждет, пока решение будет принято!
— Да, это так — пусть командует, раз у него хорошо получается, а если кому что не нравится, как контр-адмиралу Греве, то пусть едут в столицу! Действительно — год войны прошел, а он до сих пор крейсер не отремонтировал! Такое нельзя спускать!
Великий князь Николай Николаевич бубнил глухо, но после его слов все стало предельно ясно. Генералом-адмиралом и его выдвиженцами в семье сильно недовольны. Считают, что на них лежит прямая вина за поражения в войне с японцами. Сейчас произошло немыслимое — «семь пудов августейшего мяса» фактически отодвинули от Дальнего Востока, и это только начало, это верный признак того, что вообще уберут, не простив рубиновый крест на шее любовницы.
Слишком вызывающе — а светское общество такого не прощает!
— Ваши императорские высочества, а теперь нам вместе нужно решить, кто способен возглавить нашу армию в Маньчжурии…
— Вот так кунштюк! Не ожидал такого от нашего недалекого императора, даже в пьяном угаре не предполагал, — Фелькерзам медленно перечитал строчки «высочайшей» телеграммы. То, что его поставили почти на один уровень с легендарным Нахимовым, чрезвычайно льстило, вот только он сам прекрасно понимал, что близко с Павлом Степановичем, или погибшим Степаном Осиповичем и рядом не стоял, его место нервно курить папиросу в сторонке и молча завидовать.
Получить чин вице-адмирала со старшинством с начала похода — то есть с октября прошлого года, многого стоило. Хотя это самое пресловутое «старшинство» отменять нужно незамедлительно, так оно препятствует продвижению на командные должности действительно отличившихся в боях офицеров и адмиралов. Зато пожалование за сражение ордена святого Георгия 2-й степени ошеломило и потрясло до глубины души — столь высокой награды Дмитрий Густавович никак не ожидал.
Ведь на флоте за всю русско-японскую войну только бывший наместник, адмирал Евгений Иванович Алексеев удостоился Георгия более низшей, 3-й степени, якобы за отражение атаки брандеров на Порт-Артур. Понятное дело, что «героизм» бастарда императора Александра Николаевича столь высокой награды не стоил, но ведь нужно как-то отметить «своего», пусть и незаконнорожденного дядю, которых на Руси завсегда «ублюдками» именовали. Остальные офицеры, действительно боевые, награждались исключительно 4-й степенью, на колодке и «золотым оружием» — такой беленький крестик носил на своем кителе контр-адмирал Иессен за бой при Ульсане, причем отнюдь не победный, но на самом деле полный героизма русских моряков. А вот генералов 3-й степенью, как и оружием с бриллиантами отмечали, но нельзя сказать, что подобные награждения имели массовый характер. Но так и «царица полей» с «богом войны» воевали много, хотя также неуспешно, как критикуемые ими «водоплавающие».
А тут Карла Петровича наградили «золотым оружием» с бриллиантами, видимо по совокупности заслуг, включая недавнее потопление «Токивы» и «Токачихо». А вот Небогатов получил шейный георгиевский крест, минуя, как и Фелькерзам низшие степени и «золотое оружие». И еще к нему чин вице-адмирала и старшего флагмана Тихоокеанского флота — карьерный прыжок как у кенгуру, и без разбега. Да и за поход их отметили «мечами» к высшей степени ордена — можно ими украшать 1-ю степень святой Анны, которой удостоился, пребывая в Камрани, уже умирающим на койке. Такие ордена массово раздали на эскадре задолго до боя по указу императора — как бы подбадривая всех перед сражением. Большинство офицеров украсило мундиры соответствующими орденами святой Анны или Святослава, лишь немногие заслуженные капитаны 1-го и 2-го рангов получили 4-ю степень святого Владимира, и уж редкостные счастливцы — 3-ю степень, так как 4-я у них имелась, а ленты 1-го класса могли получить только адмиралы.
Впрочем, «мечи» к орденам, благодаря тому массовому награждению, сейчас получили абсолютно все офицеры и классные чины, что прошли Цусимским проливом во Владивосток через двухдневное ожесточенное сражение с японским флотом. Но это был только своего рода задаток — следовало еще раз наградить, кого очередным крестом с мечами, или «клюквой» на кортик, либо производство в следующий чин. Тут все просто — все ордена шли в строго определенном порядке. Вначале чередовались кресты «Анны» и «Станислава» до вторых степеней, потом «Владимира» 4-й и 3-й степени, и лишь затем шли генеральские награды. Все предельно просто, лишь орден святого Георгия шел вне этого установленного порядка — самая почетная и чисто боевая награда, заслужить которую мечтали все, вот только давалась она немногим. Хотя опять же — представления на «золотое оружие» и маленький белый крестик государь может утвердить без изъятия — в последнем случае всегда даровался любой другой положенный награжденному орден с мечами или очередной чин…
Дмитрий Густавович подошел к классному вагону, украшенному красным крестом. Комфортный санитарный поезд увозил в далекую Россию раненых или заболевших моряков, которые могли выдержать долгую, в четыре недели дорогу, хотя до войны поезд проходил дистанцию до столицы вдвое быстрее. В составе не было никаких теплушек и в помине, раненых перевозили во 2-м классе, а генералов и адмиралов в 1-м, вместе с врачами. И что удивительно — сформирован был состав на средства богатых подданных, что брали его на собственное обеспечение. Никакой нужды в медикаментах не испытывалось, имелся собственный вагон-кухня и вагон с ледником для всяческих припасов. Даже нижние чины находились в пути в прекрасных условиях, при постоянной опеке. А весь лечащий персонал состоял из добровольных служащих, получавших при этом весьма приличное жалование от частного лица, которому и офицеры могли позавидовать.
— Ваше превосходительство, Зиновий Петрович находится во втором купе, я вас провожу!
Его встретил предупредительный чиновник с петлицами министерства путей сообщения, в чине коллежского асессора. За локоть поддерживал, дверь предупредительно распахнули и осторожно закрыли за ним. Фелькерзам усмехнулся, глядя на сидящего в кресле Рожественского, смотревшего на него с неприкрытой злостью.
— Что смотришь так, Зиновий Петрович, — спокойно произнес Дмитрий Густавович, — неужели подумал, что извиняться пришел, или, наоборот, над тобой покуражиться⁈ Я не мстителен, хотя за те оскорбления, которыми ты меня за глаза осыпал, во времена гардемаринской юности оплеухи давали. Выздоровления тебе желаю, и радуйся, что не испил ты позора полную чашу — и Цусима не состоялась. Вернее, случилась, но с иным итогом!
— Ты об этом знал заранее, когда умер…
Голос Рожественского дрогнул на последнем слове, однако Фелькерзам и так понял, что тот хотел сказать.
— А я не жив, Зиновий, меня вернули на короткий срок. Чувствуешь, как смердит от меня, будто труп, гниющий изнутри. И боль такая всегда, что помереть хочется самому, и без всякого воскрешения.
— Ты уж прости меня, грешного, — с трудом вытолкал слова бывший командующий, взгляд у него потух.
— И ты меня прости, потом все сам поймешь, — Фелькерзам усмехнулся, и чуть наклонившись, произнес, — ты ведь победить не смог ни в каком случае, хоть «Дредноут» бы получил. Корабль такой будет англичанами построен вскорости, сам его увидишь. А потому, что ты офицеров и матросов не за людей принимаешь, а за холопов, будто сам великий князь, тьфу. А с подчиненными, что ни вздохнуть, ни «облегчится» без твоего приказа никак не могут, победы не обретешь. Верить людям обязательно надо, инициативу пробуждать в них — тогда победишь! И они тебе должны доверять, а не боятся и тихо ненавидеть — посмотри в окно, никто не пришел тебя провожать, вот твоя репутация! Так что езжай, есть время тебе подумать!
Фелькерзам остановился, вздохнул судорожно и положил на стол два пакета. Придвинул их к безучастно сидящему вице-адмиралу, с которым его прежде связывали долгие года службы. А теперь никаких чувств у него в душе не имелось — одна тоскливая пустота.
— Отдашь государю и его супруге в собственные руки — от этого многое зависит. В поезде едет судовой врач с «Осляби», его ведь тоже можно опросить. Так что живи, Зиновий Петрович, это мне подыхать придется вскоре. Ты только пакеты отдай их императорским величествам. Передашь?
— Сразу, как приеду… И получу аудиенцию…
— Тогда прощай! Мы с тобой виделись в последний раз!
И не протянув руки, так как и Рожественский не сделал такой попытки, Фелькерзам развернулся и вышел из купе. Он не видел никого, кто встречался ему в коридоре — мысли адмирала были заняты только войной…
Крейсер «Изумруд» прорывается через строй японской эскадры 15 мая 1905 года.
Они прошли Цусиму! Крейсер «Олег»
— Все эти корабли, Алексей Алексеевич, пригодны только для этой войны! В будущих сражениях на море они не будут иметь такого значения как сейчас, ибо вложенные при проектировании характеристике не будут отвечать ни условиям боя, ни новым дистанциям стрельбы. Ведь до столкновения с японцами мы все считали, что схватки будут вестись на двадцати кабельтовых, а сейчас они увеличились вдвое, и расход снарядов неимоверно вырос — а ведь поставки идут по старым планам⁈
Вопрос повис без ответа, да и что было сказать вице-адмиралу Бирилеву, который вкупе с другими высокопоставленными чиновниками Морского ведомства отвечал за подготовку к войне.
— Понимаю, никто не ожидал, что макаки окажутся серьезными врагами, но так это можно было понять моментально, зная об их союзе с англичанами, которые им и построили флот, прекрасно выучив команды. Единственное, что меня удивляет, почему мы так долго простояли и до сих пор не потерпели позорного поражения⁈
Фелькерзам усмехнулся, глядя на хмурого, насупившегося Бирилева, недавно прибывшего во Владивосток — типа, прихворнул в дороге. А на самом деле, в Петербурге просто не могли решить один вопрос — или оставлять его самого во главе флота на Тихом океане, или заменить. Вот только подходящих кандидатов на такую должность не нашлось, кому хочется влезать в провальное дело — тот же Рожественский трижды просил сменить его, но в Петербурге буквально толкали Зиновия Петровича в обреченное дело — сражаться за «овладение морем», на которое так рассчитывал император, уповавший на чудо.
И надо же — оно произошло! Умирающий адмирал прорвался во Владивосток с половиной эскадры, нанеся японцам существенные потери. Так что государь сейчас именно в нем видит надежду на счастливый исход войны, уповает так сказать на «волшебную палочку», а потому…
А потому следует борзеть как можно больше, требуя всего и помногу, желательно вдвое — тогда хоть половину доставят, как раз необходимую. А «крестоносец» получил инструкцию от императора — посмотреть что да как и составить доклад на «высочайшее имя». И вот тут сейчас нужно быть предельно откровенным, чтобы в Петербурге осознали, что яма с дерьмом близко, а он сам для них единственный спаситель.
— Ответ на этот вопрос есть — наша регулярная армия и флот существуют вот уже два века, а у японцев чуть больше четверти столетия. Да и запас прочности у Российской империи гораздо больше, и экономика значительней, и населения втрое больше. Только все это нужно полностью задействовать для победы, с максимальными усилиями, а не обходится полумерами, что больше вредны, чем полезны!
— Вы тут полностью правы, Дмитрий Густавович, — во взгляде Бирилева промелькнула жуткая зависть, когда он посмотрел на китель Фелькерзама, остановив взгляд на большом белом кресте, что прикрывал снизу стойки кителя. Крест ему сделал лучший ювелир города из чистого золота, причем первым из того огромного количества заказав, которые обрушились на старого еврея. И объяснение тут простое — офицеры заказывали себе ордена, ибо кроме «Георгиев» и «золотого оружия», все награды изготавливались или покупались на средства того, кто их получал — вековая традиция!
А тут целая эскадра прибыла, и все офицеры с классными чинами орденами за поход отмечены. Описания крестов, их точные размеры с рисунками были у каждого ювелира — работа закипела, заказами они были обеспечены на пару месяцев. Но новоявленного вице-адмирала уважили сразу, быстро выполнив заказ. Причем старый Хаим оказался настолько расчетливым, что отказался от оплаты. Однако на такой номер Дмитрий Густавович не попался, заплатив сполна.
И правильно сделал — еврей проникся щедростью, а так как разговор с командующим флота шел исключительно доброжелательный, то в его ходе выяснилось, что есть китаец, что излечивает своими снадобьями многие болезни. По крайней мере, подагру, от которой страдал ювелир, излечил, но потребовал в оплату массу золотых монет, целый десяток, причем исключительно достоинством в 15 рублей.
Умирающий ведь завсегда надеется на чудо, и Фелькерзам попросил найти этого ушлого китайского знахаря. Если хоть и не вылечит, то наверняка в его арсенале есть снадобья, что облегчат состояние, и приглушат боль. А это много для него значило — идет война, в которой нужно обязательно победить, а ради этого можно заплатить любую цену, чтобы дотянуть…
— Посмотрите, Алексей Алексеевич, на крейсер «Олег» — что в нем необычного видите?
— Хм, — Бирилев задумчиво посмотрел на крейсер, на котором активно шли ремонтные работы, как и на других кораблях эскадры. Команды понимали, что получили короткую отсрочку, и торопились, так как японцы, обладая серьезной кораблестроительной и судоремонтной базой, отремонтируют свои поврежденные броненосцы и крейсера в короткий срок. Потому русские матросы трудились от самого рассвета и до заката, стараясь, если не опередить японцев, то не отстать от них.
— Обшивку новую наложили, как заплаты, но после покраски видно не будет. Мостики вроде меньше стали, трубы… Постойте — орудия на верхней палубе 75 мм сняты. Ведь так?
— Абсолютно верно, и не только они — снимут всю противоминную артиллерию, оставят только четыре 75 мм пушки на крышах казематов 152 мм орудий. Это лишь один из усвоенных уроков Цусимы — всю противоминную артиллерию нужно убирать за ее полной бесполезностью. Снаряды 75 мм пушек стальные болванки, нужны гранаты. Их надо отливать из чугуна, снаряжать — но производство во Владивостоке будет в час по чайной ложке. А вот все 47 мм и 37 мм пушки из-за слабого разрывного эффекта против миноносцев бесполезны — лучше передать их в армию, как противоштурмовые орудия для крепостей. Или поставить на легкие лафеты, и руками расчетов таскать по полю боя и вышибать вражеские пулеметы, используя для сопровождения наступающей пехоты.
— Да, о необходимости введения 75 мм гранаты еще в позапрошлом году шла речь, но ассигнования не были выделены.
— Лучше вообще их снять с производства, а всю противоминную артиллерию переводить на единый калибр 120 мм, но опять, очень нужны фугасные и осколочные снаряды. И на новые минные крейсера ставить по паре 120 мм орудий — для любого нынешнего миноносца попасть под их губительный огонь станет последним выходом в море, что не раз показывал «Новик» под Порт-Артуром, или наши «камушки».
— Пожалуй, вы тут правы, Дмитрий Густавович — действительно, перевооружать минные крейсера стоит. А вот с «Олегом» вы что-то решили задумать? Какое перевооружение?
— Добавим на верхней палубе четыре 152 мм пушки на места 75 мм. Элеваторы будут общие — установим ведь рядом, и со щитами. Зато бортовой залп станет десять шестидюймовых орудий — любой миноносец, даже большой, в труху будет превращен, а малый крейсер выбьют за несколько удачных залпов. Даже «асамоиду» не поздоровиться — шквал снарядов получит, даже если бой будет скоротечный. На «Олеге» и «Богатыре» будет по 16 таких пушек, на «Авроре» установим 14, плюс по четыре 75 мм орудия на каждый крейсер — огневая мощь вырастет значительно.
— Пожалуй, вы тут правы, Дмитрий Густавович. Орудия Кане в арсенал есть, на береговых батареях тоже в достатке, производство налажено. Вам сколько их нужно для того, чтобы вооружить корабли?
— Очень много, Алексей Алексеевич — я приказал снять с «Громобоя» 22 пушки, погонное орудие с «Осляби», и все два десятка имеющихся с береговых батарей. Но этого недостаточно, в столице должны принять решение немедленно отправить во Владивосток еще полсотни таких пушек. Пойдемте — я вам покажу, для чего они потребуются!
Крейсер «Аврора» после перевооружения — на верхней палубе установлены 14 орудий со щитами, противоминная артиллерия снята.
Крейсер типа «Богатырь» после перевооружения — на верхней палубе не два, а четыре 152 мм орудия в щитовых установках. Противоминная артиллерия снята.
— Понимаете, Алексей Алексеевич, мы строили свои корабли не под конкретного противника, а чтобы они были, так сказать. Исключением является Черноморский флот — не имея возможности выйти через проливы, не иначе как под императорским штандартом, тамошние броненосцы были заточены под одну задачу — пройти узости Босфора как можно быстрее, войти в Дарданеллы и там дать бой Королевскому Флоту на встречных курсах. Потому на всех «синопах» носовой залп очень мощный — два барбета с парой двенадцатидюймовых орудий в каждом.
Фелькерзам усмехнулся, раскуривая папиросы. Посмотрел на порт, где кипела работа уже не сотен, а нескольких тысяч людей, поморщился — боль с трудом удавалось сдерживать. Негромко заговорил:
— Скорость хода и дальность плавания изначально приносилась в жертву бронированию и артиллерии. И на то есть причина — выиграть время, когда установят на берегах проливов девятидюймовые мортиры из «особого запаса», и удержать тем самым за собою Галлиполийский полуостров и столичный район Константинополя. Вот только не взяли расчет, что подобную операцию нужно было проводить в новой войне с турками лет через десять, не позже, а первые броненосцы строились долго, и когда вошли в строй, надобность в них отпала — а теперь вообще поздно дергаться! Проигрышная будет ситуация в любом из раскладов!
— Вы знаете предназначение «Особого запаса», Дмитрий Густавович? Откуда это стало вам известно⁈
Бирилев напрягся как струна, глаза прищурились, а Фелькерзам лишь рассмеялся, причем искренне.
— Я знаю многое такое, о чем даже все морское ведомство, все адмиралы вместе взятые, причем многих стран мира даже не подозревают. Не пройдет и полгода, как в Англии заложат броненосный корабль совсем иной концепции, где принцип «all-big-gin» будет воплощен в полной мере.
— «Только большие пушки»? Но ведь они стоят на наших броненосцах! Все страны пришли к единому двенадцатидюймовому калибру, достаточно скорострельному и разрушительному…
— Дело пока не в калибре, а в количестве орудий, мощи бортового залпа. Так вот, корабль, который назовут «Дредноутом», даст свое название новому типу так называемых линейных кораблей, сокращенно линкоров. А вот они будут на голову превосходить те эскадренные броненосцы, которые сейчас находятся в составе нынешних флотов. Но к чему говорить, вот вам листок, прочитайте как можно более внимательно. Я по памяти нарисовал первый линкор-дредноут, и привел его характеристики. А так же еще один корабль, который произведет фурор через три года. Думаю, лично для вас, Алексей Алексеевич, это будет не только весьма познавательным и занимательным чтением, но и проклятием. Так что будьте готовы ощутить в полной мере тот ужас, который я несу в себе.
Фелькерзам достал из кармана листок, где несколько дней тому назад нарисовал несколько схем и вытянул из памяти основные ТТХ легендарного корабля, а на обороте изобразил «Инвисибл», линейный крейсер, еще одно «детище» Первого морского лорда адмирала «Джекки» Фишера. И сунул в протянутую руку Бирилева.
— Господи…
Десница Алексея Алексеевича дернулась — адмирал машинально перекрестился. Лицо побледнело, руки явственно дрожали, когда он внимательно, причем несколько раз перечитал листок, причем с двух сторон. Поднял на Фелькерзама затравленный взгляд.
— Что это такое⁈
— Зачем спрашивать, если вы и так уже осознали, что это не розыгрыш, и не бред сумасшедшего. Дайте мне листок, — Фелькерзам выхватил из ладони Бирилева бумагу, и моментально разорвал ее в мелкие клочки, бросив их с пристани в набежавшую морскую волну.
Хрипло рассмеялся:
— Вот теперь, Алексей Алексеевич, несите вместе со мной это проклятие! Я ведь вас предупредил заранее!
Попыхивая папиросой, Дмитрий Густавович встал к совершенно растерявшемуся Бирилеву чуть боком, заговорил спокойно, чуть растягивая слова, и беспрерывно морщась:
— Я умер на «Ослябе» 11 мая, за три дня до Цусимского сражения, в котором 2-я эскадра потерпела жуткую катастрофу, о которой вы все, сидящие под «шпицем» догадывались — потому никто не согласился сменить Рожественского на посту командующего. Все в Петербурге прекрасно знали, чем закончится бой, но толкали нас на убой!
Фелькерзам посмотрел на волны, бумажных клочков он уже не увидел, и продолжил говорить дальше, с ехидной ухмылкой поглядывая на Бирилева. На лице адмирала не было ни кровинки.
— Вот только я умер, но тут же воскрес, зная будущее. И не только зная — минуты смерти мне даровали года пребывания в тех временах, от которых нас отделяет больше столетия. И не скажу, что там мне понравилось — там будет все горше и намного страшнее. И точкой отсчета является Цусима — в этом бою погибла почти вся эскадра, Рожественский сдался в плен вместе с Небогатовым, с ними спустили флаги четыре броненосца! Позор неслыханный! И переговоры о мире тут же начались — мы отдали японцам многое, и половину Сахалина, но началась революция! А спустя двенадцать лет грянула вторая — империя рухнула в тартарары!
Фелькерзам хрипло рассмеялся, в смехе клокотала ярость, тоска и боль — Бирилев машинально отступил назад. Спросил, задыхаясь:
— Что я могу сделать⁈
— Поверил⁈
— Да, такого не придумаешь — такое нужно видеть. То Господь послал тебе знамение и вернул обратно жить, чтобы исправить…
— Ваши прегрешения, Алексей Алексеевич? Хотя не столь вы виноваты. Как «семь пудов августейшего мяса» и многие другие — Витте, прохвост продажный, сановники, на которых клейма негде поставить, и всякая прочая сволочь, что от собственной страны отреклась, лишь бы ее погубить в угоду интересов заморских покровителей. Бедная Россия — от собственной власти всегда идут одни напасти!
— Не говори ничего больше — это действительно проклятие. Да, вина и на мне есть, но я тебя спрашиваю об одном — что можно сделать⁈ Где и что исправлять⁈ Нельзя терять время!
Фелькерзам внимательно посмотрел на бледного, как смерть Бирилева — того действительно проняло. И решил, что если Алексею Алексеевичу через месяц суждено стать первым Морским министром, то он им и станет, надо только направить его деятельность в нужное русло. И после долгой и обстоятельной беседы отправить в столицу вслед за Рожественским, снабдив порцией письменных рекомендаций. Ведь есть правило никогда не складывать все яйца в одну корзину…
Линейный корабль «Дредноут» 1906 г.
Морской министр (1905–1907 гг), адмирал А. А. Бирилев
— Все внутри сгнило, господин, лечить уже нельзя, — старый китаец правильно говорил на русском языке. И что пришлось по сердцу Фелькерзаму, как то, что смотрел на него знахарь без всякого страха.
— Через какое время я умру? Ты можешь мне это сказать честно!
Спросил без всякого страха — итог Дмитрий Густавович уже знал давно, важно было правильно рассчитать время.
— Десять дней, не больше, — ответ был столь же спокойный, уверенный — и взгляд прищуренных от природы глаз не дрогнул, не ушел в сторону, не вильнул, как бывает у лжецов.
Простая констатация факта!
— Мне нужно протянуть четыре месяца, не для себя прошу. Японцев обязательно нужно победить — если я этого не сделаю, они много горя твоему народу причинят. На это время надо — отремонтировать корабли и подгадать место и время сражения. Можно что-нибудь сделать в моей ситуации?
Пауза затянулась надолго, китаец молчал, размышляя. Фелькерзам опустошил в три глотка остаток «микстуры» во флаконе, отставил его в сторону. Знахарь вышел из раздумий, принюхавшись. И неожиданно спросил, ткнув пальцем в бутылочку:
— Сколько пьешь этого в день?
— Раньше два таких флакона, сейчас уже три — не пьянею, но боль чуточку стихает на короткое время!
— Потому до сих пор и живешь, что это пьешь помногу!
— Не понял? Объясни!
Адмирал искренне удивился — никогда еще не слышал, чтобы благодаря дичайшей крепости рому жили. Зато часто слышал, и приходилось видеть, как от алкоголя люди как мухи помирали.
— Тлен держит, не дает умереть, обволакивает, и как это сказать — не дает разлагаться, — теперь китаец посмотрел на него с интересом, как на возможного пациента для эксперимента. Фелькерзама столь заинтересованный взгляд воодушевил, но он вида не подал. Хотя про себя Дмитрий Густавович решил, что будет принимать любое лекарство, если оно позволит продержаться до октября. Хоть жаб и летучих мышей живьем пожирать — под ром все пойдет как закуска, да и поесть немного надо, а тут кровь высосать можно, и то пропитание — ведь живут как-то упыри.
— Вроде сам себя бальзамирую внутри — так ведь выходит? А ведь недаром всяких тварей в банках спиртуют…
Китаец промолчал, опять надолго задумался — но чуть кивнул, что домыслы адмирала были верными, или близкими к истине. Фелькерзам же закурил папиросу, пальцы не дрожали, когда чиркнул спичкой. Что думает знахарь хороший признак — шансы есть протянуть установленный срок, ответы не столь категоричными стали.
— Панцуй давать буду — шибко дорого, таких мало.
— Да что угодно, вопрос не в цене, в сроке, — Фелькерзам пожал плечами — название ни о чем не говорило, про женьшень слышал, а тут непонятно. Но раз есть возможность потянуть подольше, то почему ее не использовать. А китаец принюхался к флакону еще раз, потом поднял бутылочку, вылил из нее капельки на ладонь, лизнул. Выразительно поморщился, но вид был довольный, даже морщины на лбу разгладились.
— Сто дней тебе будут, господин, обещаю! Но сто монет заплати сразу! Травами поить буду, «белую глину бессмертия» давать стану. Но дольше ты прожить сможешь — но там за каждый лишний день по две монеты заплати! Может быть, что я вдвое богаче стану!
— Хм, — сказать, что адмирал обрадовался, было нельзя — он преисполнился ликования, моментально подсчитав, что сможет протянуть полторы сотни дней. А за такой срок можно такого наворотить!
— За лишний день по три монеты от меня получишь, могу вперед оплату дать тебе, все без обмана!
— Нет, господин, нельзя вперед брать — прожил, три монеты даешь, умер — монет не платишь. Но сотню монет вперед — лекарства готовить нужно, я успею, время есть. И десять ведер этого зелья — ты ведь к нему привык, — китаец показал пальцем на флакон.
— Да хоть двадцать, рома хватает за глаза — на любом броненосце цистерны наполовину полные. Тоже мне проблема…
Фелькерзам отхлебнул из стакана — за неделю как-то привык к снадобьям, уже не тошнило, как и обещал китаец. Каждый день знахарь выставлял три бутылочки, общим объемом где-то с полулитра. Вроде внутри один и тот же ром, спиртовой консистенции, вот только вкус был совершенно различный. Утренняя доза буквально связывала рот ощущением отдаленно похожим чем-то на черемуху — на той самой «глине» настойка. Дневной флакончик изрядно бодрил, отгоняя боль до вечера — тут корешки были приправлены. А вечерняя с травами давала три часа вполне здорового сна без всяких сновидений с «кровавыми мальчиками».
На этом процедуры не заканчивались — знахарь каждый день втыкал ему иголки, причем в разные места, и делал массаж, от которого он то выл обреченным волком, то засыпал подобно медведю в берлоге. Понять методику Дмитрий Густавович не мог — все делалось по разному, а иголки иной раз втыкались в ступни, что было абсолютно непредсказуемо. Вроде боль ушла, осталось ощущение, что он проглотил камень, и с каждым днем оный «камешек» становится чуть объемнее и тяжелее. Но не спрашивал, что такое, так как ему объяснили, что со временем оное ощущение станет невыносимым, изо рта хлынет гниль с кровью, и он просто умрет всего за одни сутки, причем без мучений.
Эпикриз откровенно обрадовал — теперь Дмитрий Густавович знал, когда умрет, а за сутки успеет доделать многое…
— Пошли дела помаленьку, теперь совсем иная война начнется на суше и на море. И уже на наших правилах, и пусть японцы помучаются, как мы прежде от них огребались.
Император на мир с Японией не пошел, хотя САСШ предлагали посредничество, которое на заседании Государственного Совета было отвергнуто. И хотя в стране шло брожение, но Цусимская победа внесла свои коррективы — восстания броненосца «Потемкин» у Тендры не произошло. А вот изменения бросались в глаза — его несколько раз уведомили, что Черноморский флот отправит в сентябре на Дальний Восток эскадру из трех броненосцев, вооруженных новой артиллерией, и бронепалубного крейсера «Очаков». На всех кораблях начались экстренные работы, причем ассигнований не жалели, чередой шли сверхурочные работы, министр финансов выделял деньги по первому требованию.
На Балтике тоже готовился отряд из нового броненосца «Славы», двух старых крейсеров «Память Азова» и «Адмирал Корнилов», но уже с новыми 152 мм пушками Кане, и четырех эсминцев водоизмещением в шестьсот тонн каждый, которые должны были вступить в строй флота не позднее августа. Они спешно достраивались в Либаве, из элементов конструкций и механизмов, что изготовлялись на германских верфях и заводах. И доставлялись на пароходах в Либаву. Кайзер Вильгельм тщательно «блюл» пресловутый нейтралитет, правда, вот в такой своеобразной форме.
На формирование команд новых эсминцев из Владивостока были отправлены спасенные экипажи трех «дестройеров» — моряки обстрелянные, в бою побывавшие и в море тонувшие. И что хорошо, так то, что его призыву вняли — поставят по два 120 мм орудия Кане. А к ним и пару сдвоенных торпедных аппаратов, причем германских, в 18 дюймов — с дальностью хода мины вдвое большей, чем нынешняя русская 15-ти дюймовая торпеда, которая и пироксилина несла всего четыре пуда — в полтора раза меньше. Так что новые эскадренные миноносцы, от названия «минных крейсеров» решили отказаться, получатся очень сильными, и грозными противниками для куда меньших по водоизмещению «узкоглазых оппонентов». Одно плохо — скорость всего в 25 узлов, догнать противника не смогут, если только тот не получит фатальных повреждений в бою.
Старые броненосцы решено было не брать, пользы от них не было, да и с перевооружением назрели проблемы. За всю войну изготовили всего девять 203 мм пушек — все они направились в эшелонах во Владивосток. Новые 254 мм пушки только начали заново изготавливать, и сменить пушки на «Ослябе» и «Ростиславе» уже сейчас стало неразрешимой проблемой, что же говорить о маленьком броненосце береговой обороны «Адмирал Ушаков». Однако с последним нашли выход из сложного положения. В башню нельзя втиснуть более тяжелое и чуть габаритное орудие. Но там вполне уместится пушка меньшего калибра и размеров.
Сказано — сделано!
Срубили здоровенные сосны, изготовили деревянные стволы, идентичные новым восьмидюймовым пушкам в 45 калибров. И стали экспериментировать с башнями, вскоре придя к выводу, что после незначительных переделок, эти более легкие орудия установить вполне возможно даже при убогом оснащении ремонтного завода.
Осталось только ожидать положительного результата, уповая на традиционную русскую смекалку!
Эскадренные миноносцы типа «Доброволец» (бывшие минные крейсера).
— Николай Иванович, но вы нужны на берегу, больше всего пользы для дела будет, — Фелькерзам улыбнулся, видя несколько расстроенное лицо Небогатова. Да оно и понятно такое стремление — рвался выйти в море, получить новые боевые награды. В этом почему-то все во Владивостоке были уверены, ведь как не крути, но пока серьезных неудач не произошло, как и мелких, по большому счету. Да и самих стычек можно пересчитать по пальцам — хватит и одной руки.
Война на море весь июнь шла вялая, но весьма интересная — «Россия» в сопровождении одного из «камушков» постоянно выходила к японским берегам, однажды собрав богатый «улов» из потопленного каботажного парохода и трех рыбацких шхун. Но главной ее задачей было уничтожение вражеских вспомогательных крейсеров, и прикрытие действий собственных пароходов, которые были перевооружены на три 152 мм пушки Кане — одна в носу, две в корме друг за другом. Плюс дюжина 47 мм пушек, вот их девать было некуда — полторы сотни в арсенале скопилось, с немалым довеском из совсем никудышных 37 мм пушечек, снаряды которых могли только оцарапать борта вражеских кораблей.
Зато в конце месяца начали действовать новые три «адмирала», и весьма решительно — команды потопленных в Цусиме броненосцев береговой обороны и броненосного крейсера жаждали мести. И дорвались до настоящего дела — безжалостно уничтожали все рыбацкие суда, которые только попадались им на пути. А затем резво убегали от японских вооруженных пароходов, заманивали противника в капкан, в котором тех поджидала готовая к броску «Россия», притворявшаяся «двухтрубным» пароходом. И дважды этот маневр увенчался успехом — удрать от океанского крейсера, набравшего полный ход, да еще более быстроходного «Изумруда», оказавшись под градом снарядов, два «мару» не смогли. Тем самым потери японских «вспомогалов» достигли круглого числа из десяти единиц.
Пока шла такая вялотекущая борьба на море, двадцатого числа июня из «Владивостока» вышел отряд контр-адмирала Иессена из пяти вспомогательных крейсеров, двух транспортов и госпитального судна. Его сопровождала «Россия» — рискнули пройти Сунгарским проливом, пустив впереди разведку из «камешков», и оно того стоило — японцы лишились еще одного вспомогательного крейсера. А вскоре был захвачен американский транспорт, с вполне невинным грузом хлопка и спирта. Вот только то и другое могло идти на изготовление пороха и взрывчатки, так что трофей увели во Владивосток, а сам Фелькерзам долго стоял на мостике, наблюдая за исчезающим на просторах Тихого океана отрядом Иессена.
В самом Владивостоке весь июнь ремонтировали корабли, да вели лихорадочную боевую подготовку. В середине месяца вывели из дока «Богатырь», стали доделывать крейсер у заводской стенки. Взамен поставили уже разоруженный «Громобой», для которого заранее подготовили материалы, благо водолазы несколько раз осматривали минную пробоину. А в конце месяца на флот стали прибывать первые эшелоны с пушками и необходимыми материалами, прибыло и две сотни специалистов и мастеровых, добровольно и за высокое вознаграждение оставивших работу на верфях и заводах. И жизнь сразу закипела, забила ключом — всем стало понятно, что как только «Громобой» снова войдет в строй, эскадра в полном составе начнет искать встречи с неприятелем — решительная победа в генеральном сражении одной из сторон могла подвести итоги войны.
А вот июль оказался напряженным — нет, каких-либо сражений не происходило, японские корабли старались не переходить невидимую черту, шедшую севернее Дажелета, не доходя до корейского порта Гензан. Но периодически появлялись броненосные крейсера Камимуры, но всего три, и раз они прошли с броненосцами самого Хейхатиро Того — но тех оказалось тоже трое, без броненосного крейсера «Ниссин».
Шесть на восемь, на такие шансы можно было играть смело, даже если учитывать только новые корабли, принимая во внимание, что японцы скрывают состояние готовности «Ниссина» и «Якумо». Но так русскую «колоду» мог пополнить «Наварин», на котором заканчивали установку 152 мм пушек Кане взамен прежних устаревших орудий с более коротким, в 35 калибров стволом. Да и главный калибр перевели на бездымный порох, по расчетам сделанным для черноморских броненосцев — корабль хоть перестал накрываться густым дымом, и скорострельным пушкам теперь ничего не мешало. Так что можно было считать броненосец условно пригодным для генерального сражения, вот только на него у самого Фелькерзама были совсем иные планы. Как и на единственный броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков», который к концу месяца, через каких-то пару недель должен был готов выйти в море. В башни устанавливали 203 мм пушки, добавили еще два 120 мм орудия на каждый борт, оконечности защитили двумя наложенными дюймовой толщины стальными листами обшивки, прикрыв ватерлинию. Снабдили установки среднего калибра броневыми щитами — получился весьма приличный корабль на уровне любых скандинавских, хоть датских, норвежских или шведских броненосцев береговой обороны.
В отряд к «Наварину» и «Ушакову» добавили четыре вспомогательные канонерские лодки, переделанные из небольших пароходов примерно в тысячу тонн водоизмещения каждый. Установили на них по две 120 мм пушки и полудюжину 47 мм, дюймовыми листами прикрыли все жизненно важные места — ходовую рубку, палубу над машинными отделениями и борт, погреба со всех сторон, орудийные щиты изготовили. А еще проложили рельсы, приспособив для постановки мин. И все за два месяца — немыслимо короткий для войны срок, и не в доке, а на плаву при помощи мастерской и кранов. Вот этот отряд береговой обороны должен был сыграть в будущих военных действиях основную роль.
А вот на сухопутном фронте назревали события, все теперь стали осознавать, что спокойное сыпингайское «сидение», когда русские армии закопались в землю и заняли фронт для позиционной войны, закончилось. В середине июня особым литерным поездом прибыл новый главнокомандующий и наместник ЕИВ на Дальнем Востоке великий князь Николай Николаевич. А вот командующим 1-й Маньчжурской армией, к всеобщему потрясению, оказался вполне бодрый, 75-ти лет старик, главный критик бывшего командующего, генерал от инфантерии Драгомиров, два сына которого уже воевали с японцами. Ветеран победной для России войны с турками пожелал отправиться на войну, и «тем принести пользу отечеству нашему», как было сказано в его прошении, опубликованному во всех газетах.
Начальником штаба все же поставили бывшего военного министра — генерал Куропаткин не пожелал отправляться «битым» обратно за Уральский хребет. Все же Цусимская победа сыграла свою роль — «пораженческие» голоса немного приутихли, за открытые статьи и призывы стали преследовать. Общество стало ожидать кто кого — все осознали, что наступил решающий момент, и армия готовится к решительному наступлению. И ситуация сейчас разительно отличалась от зимней — начались перевозки по спешно достроенной Кругобайкальской железной дороге, хотя паромные ледоколы продолжат работать до наступления зимы.
Начали прибывать подкрепления — из Петербурга была отправлена 2-я гвардейская пехотная дивизия и бригада гвардейской кавалерии. Из Москвы начата перевозка отборной 1-й гренадерской дивизии, в Маньчжурию отправлялись четвертые кадровые батальоны из многих пехотных дивизий на доукомплектование, мобилизованных запасных бородачей старших возрастов переводили на охрану тыла. А то, что бесперебойно пошли эшелоны с кубанскими, оренбургскими, терскими и донскими казаками, совершенно не поддающихся революционной пропаганде, говорило о том, что военное командование сделало определенные выводы, и война на обширном пространстве южной Маньчжурии примет маневренный характер.
— Хорошо, Николай Иванович, вижу, что вы расстроены. Если до конца месяца закончите первоочередные работы, то командиром порта назначим контр-адмирала Клапье де Колонга — ведь он вполне уверенно распоряжается на этой должности, будучи вашим помощником.
— Константин Константинович очень деятельный, думаю, он справится с должностью, тем более, в любую минуту я смогу оказать ему помощь. Так что мне лучше быть в море.
— Хорошо, вы примите под свое командование броненосные крейсера с «Ослябей», я подниму флаг на «Суворове», а контр-адмирал Бэр возглавит 3-й отряд береговой обороны. Война пойдет интересная, ведь мы с вами знаем, где будет то место, которые немцы называют «швер-пунктом», а «мой друг» Хейхатиро Того пока о том не догадывается.
— Сразу поймет, что к чему, как мы высадим десант. Тем более, шпионы во Владивостоке остались, хотя мы их тут хорошо «почистили». Но две стрелковые бригады и кубанцы с терцами слишком приметны, да и предварительные погрузки на транспорты уже сделали.
— Ничего страшного, слух ведь распространился, что высадка наших войск будет на Хоккайдо, и там нас ждут, — усмехнулся Фелькерзам. Теперь он знал, что царь не только прочитал его послание, но предпринял нужные меры, раз сам великий князь Николай Николаевич оказывает флоту всемерное содействие, согласовав с ним планы на личной встрече. В успехе десанта Дмитрий Густавович не сомневался, ведь операцию тщательно подготовил новый начальник штаба, недавно получивший чин контр-адмирала, а командовать десантом будет его старший брат генерал-майор, которого выдернули из кресла начальника Офицерской кавалерийской школы. И что немаловажно — он протеже главнокомандующего, который ему доверяет.
Да и в самом Владивостоке вот уже два месяца проводятся свои подготовительные мероприятия, которые с каждым днем становится все труднее и труднее сохранять в секрете…
Карта владений Японской империи по окончании русско-японской войны 1904–1905 годов