— Не ты выбираешь присягу, а присяга выбирает тебя.
Прапорщик, запишите эти простые, но в то же время великие слова.
Год 1917, январь 13,
Петроград, штаб Петроградского ВО
Из Царского села в столицу вернулись к вечеру. Курлов отправился домой, а Протопопов снова остановился в своём кабинете на Набережной реки Фонтанка в доме 57. Прихватив с собой Федю, который сделался личным министерским телохранителем и с недавних пор перешёл на ненормированный рабочий день.
Самому себе стыдно признаться, но с тех пор, как Александр Дмитриевич оказался в 1917 году, он ни разу не бывал в собственной квартире и даже не узнал до сих пор ее адреса. Ключи так и лежали в ящике стола рабочего кабинета, нетронутые за ненадобностью. Понятно, что привычка ночевать в рабочем кабинете появилась не от хорошей жизни, но в здании министерства Протопопов чувствовал себя в куда большей безопасности, чем где либо ещё в Петрограде. Организовать покушение на министра внутренних дел в его собственной же обители — не так просто. Здание круглосуточно охранялось крепкими ребятами, достаточно бдительными и с боевым опытом. И незамеченной не проскочит мышь.
Зайдя в кабинет, Протопопов понял, что крепко устал и вымотался настолько, что даже не стал проводить вечерней разминки. Послонялся немного по кабинету без цели, даже ещё поработать думал успеть, но стоило присесть на диван, как он тотчас заснул в том, в чем был одет.
Последующая ночка выдалась крайне неспокойной и изобиловала неприятностями. Часов в десять вечера звонил телефон, но когда министр заставил себя разлепить глаза и снять трубку — звонок прекратился. Потом звонили снова, на этот раз Протопопов подскочил сразу, и услышал в динамике голос царя, который сообщил, что решил уволить министра с должности и уже выдал соответствующее распоряжение за Всемилостивейшей подписью.
Что это сон, стало понятно в тот момент, когда царь начал петь своим хорошо поставленным голосом:
Расцветали яблони и груши
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег, на крутой…
Протопопов положил трубку, когда Николай зашёл на второй куплет и снова провалился в сон… или и был в нем. Кто же там разберёт?
Всю ночь он ворочался, перекатывался с боку на бок, весь вспотел. Снился ему то снова царь Николай, который одна за другой пил рюмки своего картофельного самогона и пел песни времён Великой Отечественной Войны. То снилась февральская революция и тысячи людей, заполонившие улицы Петрограда. Казалось, что без умолку трезвонит телефон и стучат в дверь.
Где реальность, а где нет — Александр Дмитриевич уже не пытался понять, а провалился в небытие.
Только ближе к утру стало лучше и попустило с кошмарами. Ему приснилась Аликс… воспоминания о которой приятно согрели и вселили уверенность.
Продрав по привычке глаза с первыми лучами солнца, министр долго сидел на краю своего дивана и размышлял, придя к выводу, что просто обязан спасти эту женщину, чего бы это ему не стоило.
Однако одна за другой, выпитые три чашки крепкого чёрного кофе, поставили Протопопова на ноги и от сладостного небытия и фантазий заставили вернуться в реальность, которая была самая что ни на есть суровая.
Последние дни он только и занимался тем, что старательно закладывал фундамент для будущих решительных действий на всех фронтах. Даже не фундамент, нет — он вырыл пока только саму яму для фундамента, в которую теперь было бы неплохо залить цементируемые раствор (и совсем неплохо утопить в этой яме с раствором врагов отечества и предателей).
Но вот незадача — вроде как перед ним и яма есть и огромная ёмкость с раствором заранее подготовлена, а сил перевернуть оную, чтобы устроить потоп вселенского размаха — сил таки нет. В одиночку ёмкость не перевернуть, как ни старайся. Для этого требовалось найти подельника, иначе цементирующий раствор это дело такое — остынет, причём зачастую в самый неподходящий момент. И все усилия тогда отправятся псу под хвост. Понятное дело, что такого сценария хотелось избежать.
Ну а для этого Александру Дмитриевичу предстояло найти новых союзников, желательно сопоставимых с министром по величине и влиянию.
Иными словами, впереди ожидал тяжелый денёк, во многом определяющий. И первую половину дня (до полудня уж точно) Протопопов собирался посвятить поиску лиц, сочувствующих его курсу. Сперва наперво следовало нанести визит к начальнику Петроградского ВО генерал-лейтенанту Хабалову, с которым вчера в чайной министр договорился о встрече с глазу на глаз. По вчерашнему звонку и сквозящему в голосе вояки скепсису, он предположил, что особого желания иметь дела с Протопоповым у Хабилова нет.
Но если нет — появится.
Дело то наживное.
Главное объяснять доступно.
А уж об этом Александр Дмитриевич позаботится, потому как поговорить с генералом предстояло открыто и честно. Хабалов был человеком старой закалки и Протопопов надеялся что его удастся склонить на свою сторону. Хотя ходили по поводу генерала разные слухи нехорошие. В частности о его некоторых делах с Крымовым…
Но и это предстояло проверить опытным путём.
Договорено было встречаться в девять утра в рабочем кабинете Сергея Семёновича. Хабалов сразу заявил, что он человек дюже занятой и про то про все у него в распоряжении не больше пятнадцати минут на разговор. Поэтому, чтобы не терять драгоценное время, Протопопов, тщательно подготовившись к встрече, вышел из здания министерства сильно заранее. Чтобы к девяти часам, а то и раньше уже стоять у кабинета генерал-лейтенанта. Шёл министр с теми мыслями, что по ходу диалога ему необходимо будет выяснить какой позиции придерживается Сергей Семёнович по тем или иным вопросам, и чем они могут быть полезны друг другу, как на короткой, так и на более длительной дистанции. Если, конечно, одного или второго не уберут со своего поста раньше времени. Последние месяцы Государь был скор на расправу и плодил чехарду с перестановками ключевых лиц, что далеко не всегда способствовало делу в благоприятном ключе.
По пути к Хабалову, Александр Дмитриевич успел удостовериться лишний раз, что военные, из тех, кто белобилетники и находится в тылу, представляют из себя крайне печальное, если не удручающее зрелище. Шатаются без дела, группами по двое, по трое, а где и больше. Многие пьяненькие, плюют откровенно на царский запрет, при этом ведут себя развязано и пахабно. К горожанам пристают, задирают прохожих и на конфликты провоцируют. Все деморализованы и ни за что не хотят возвращаться на фронт, откуда итак по счастью унесли ноги. Не все правда целые, но зато живые.
К Протопопову, который на встречу с Хабаловым взял своих охранников, такие горе-вояки не лезли. Боялись, что прилетит в ответ и обходили стороной. А вот позадирать одиночек — это как за здрасьте, и главное никакой чести — цеплялись даже к парам, что по понятию Александра Дмитриевича было неправильно.
Поэтому ничего удивительного, что когда подобный инцидент произошёл на глазах Протопопова, министр не прошёл мимо и вмешался тотчас.
По улице никого не трогая шли старик и его молодая внучка, под ручку. На встречу им вышли трое нагрузившихся водкой белобилетников. Один из них видно из госпиталя недавно — голова перебинтована. Старик с внучкой лет восемнадцати решили от греха подальше перейти на другую сторону дороги, но «солдаты» пошли следом. Тот, что с перебинтованной головой перегородил деду с внучкой дорогу.
— Дед, а дед, ты не против, если я с твоей внучкой поразвлекаюсь? — хихикнул он, смотря смутившейся девчонке на грудь, хорошо так возвышавшуюся двумя аппетитными холмиками под меховой накидкой.
— Пройти дайте, — ответил старик.
Что он ещё мог сказать, когда против него трое, а он один и старый? В том то и дело, что ничего, жить то хотелось. И если бы солдатики его не убили, то покалечили бы уж точно — много ли старику надо, если молодой ударит?
— Дед, а дед, ну ты не жлобь, кто ж тебя с твоей внучкой защищать будет?
Захохотали все трое.
Протопопов понял, что дело пахнет керосином и вмешался, попросив своих телохранителей «обождать в сторонке».
Подошёл сзади к солдатикам и недолго думая врезал наглецу с перебинтованной головой промеж ног.
— У-у-у… — завыл солдатик, заваливаясь.
Остальные двое было встрепенулись, кинулись в драку. Но как то все сразу у них не туда пошло.
Удар.
Второй.
Оба теперь лежали на земле, держась руками за горло, туда пришёлся удар ребром ладони. Протопопов показал, что старик с внучкой могут идти дальше и выслушал в ответ кучу благодарностей и уверений в глубочайшем уважении. Старик уходя сунул Протопопову визитку, заверив, что «милостивый государь может обращаться по все вопросам». Вряд ли старик узнал в милостивом государе министра внутренних дел. Протопопов не глядя спрятал вручённую визитку во внутреннем кармане пиджака. Потом снял ремень и связал всех троих за запястье друг к дружке.
— Паша останься и проследи, позвони Кирпичникову, пусть присылает своих и увозит этих нелюдей, — распорядился Протопопов одному из своих телохранителей.
Инцидент только укрепил министра во мнении, что таких людей не должно быть на улицах Петрограда в предреволюционное время. Понимал ли это Хабалов — это только предстояло выяснить опытным путём.
Через пятнадцать минут Александр Дмитриевич уже стоял в кабинете начальника Петроградского ВО.
Хабалов выглядел точно таким, каким Александр Дмитриевич привык видеть его на фотографиях тех лет. Потешные очёчки в тонкой оправе с круглыми толстыми стёклами. Волосы тщательно уложены. Ну и усы — они заслуживали отдельного внимания, выделялись. Усы у Хабалова были длинные, лихо накрученные и безусловно они придавали образу генерал-лейтенанта колорит, а заодно выдавали в нем совсем недавнего атамана казачьих войск на Урале.
Выглядел Сергей Семёнович измотанным и усталым человеком, несмотря на столь раннее время. Вроде и военная осанка на месте, и сам держится как подобает высокой должности, а лицо осунувшееся, уставшее и какое-то безразличное к происходящему. И дело было не в том, что генералу не удалось хорошенечко отоспаться прошлой ночью или что-то его, к примеру, беспокоило из текущих задач. Нет, скорее проблема лежала в плоскости общей усталости от жизни. Сергею Семеновичу было под шестьдесят, своё он отслужил и отвоевался за длительную карьеру военного. Достаточно сказать, что Хабалов был участником ещё Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, закончившейся на минуточку без малого сорок лет назад! И с тех пор Сергея Семёновича помотало знатно.
Воякой Хабалов был опытным, но скорее кадровым, не боевым — из последних 18 лет, он 16 лет преподавал в военных училищах. А с началом войны был назначен военным губернатором Уральской области и наказным атаманом… Видя его уставшее лицо, Протопопов отчётливо понимал, что Хабалову бы на пенсию уйти, но как-то неудобно ему отказать Государю. Вот и мучается, служит.
Связано ли это с общим настроем генерала-лейтенанта или Хабалов имел к Протопопову личную неприязнь, но настроен он был прескверно и холодно. Он сразу дал понять, что к общению не расположен и совершенно не видит в нем очевидного смысла. Возможно сказывался тот факт, что Протопопова Сергей Семёнович недолюбливал из-за курса, проводимого прежним министром… или может из-за курса нынешнего министра, все же?
Хабалов уставился на Протопопова сквозь линзы своих очков, щурясь и прокаркал по офицерски, поставленным голосом.
— А, это вы, Александр Дмитриевич, ну здравствуйте. Я признаться о вас уже забыл и не вспоминал, вы уж простите.
— Главное, что я о вас помню, Сергей Семёнович, — улыбнулся Протопопов, присаживаясь на стул. — Как поживаете, а то выглядите неважнецки.
Хабалов выпучил глаза удивлённо, зачем-то начал какие-то свои бумаги на столе перекладывать, не понимая толком, как реагировать. Наконец, собрался и выдал целую тираду.
— Послушайте, Александр Дмитриевич, я смотрю у вас в вашем министерстве заняться нечем. Вы бы только остальных под свою гребёнку не равняли. Я кажется говорил вам, что у меня нет времени и что принимаю только по срочным вопросам, безотлагательным? Говорил. Так вы меня, конечно извините, но какого черта вы мое время разбазариваете на пустой трёп?
— Пустой значит? — уточнил Протопопов.
— Не пустой разве? Разговаривать нам право не о чем, а все, что вам следует знать и все, что касается вашего ведомства, касаемо военного округа, находится в полном распоряжении небезызвестного вам господина Балка. Вот и ступайте туда, запросы делайте, все там…
Хабалов не договорил. Потому как перед ним на стол легла одна любопытная бумага, которую Протопопов достал из внутреннего кармана своего пиджака. Подвинул бумагу по столешнице ближе к генералу.
— Ознакомьтесь, Сергей Семёнович.
— Это что за номера?
— Повестка, которую согласно ст. 377 УУС я вам вручаю. Распишитесь.
Хабалов начал читать вслух текст повестки и все больше хмуриться.
— Хабалов Сергей Семёнович, требуемый к следствию по главе 4, статье 108, пункт 6 «Шпионство», 13 января 1917 года в 16.00 обязан явится по адресу Набережная реки Фонтанки, до 57, для дачи разъяснений. — глаза генерала на лоб вылезли. — Чего?!
— Ах да, — Протопопов достал ручку и зафиксировал на повестке время ее вручения. — Вы, Сергей Семёнович, тоже распишитесь, что получили, так положено.
— Ничего я подписывать не буду!
— Не будете, значит согласно ст. 382 УУС вызовем двух свидетелей из числа ваших солдат или офицеров. Я заявлю им отказ призываемого, то есть ваш, — заявил Протопопов. — И тогда будем разговаривать по другому.
— Это ещё как? — насупился Хабалов.
— А вот так, что по ту сторону дверей крепкие вооружённые ребята стоят. Будем вас арестовывать.
— Генерал-лейтенант Хабалов — шпион? Вы там с ума посходили в своём министерстве!
Хабалов вскочил с необычайной для своего возраста прытью. И принялся рвать вручённую повестку на клочья.
Протопопов же резко встал из-за стола и схватил генерал-лейтенанта за грудки. Хабалов опешил, но надо отдать ему должное, не растерялся — потянулся за лечащим в ящике стола пистолетом. Собирался ли он пристрелить Протопопова — неизвестно, но истинным мотивов генерала узнать не пришлось. Министр больно ударил Сергея Семёновича по руке. Поднял генерала из-за стола и впечатал в стену.
Дабы отбить у Хабалова все желание сопротивляться и заодно угомонить молодецкую удаль, Александр Дмитриевич подсёк генералу ноги и усадил на пол, напрочь скрутив в бараний рог.
Вот будет картина, если какой военный решит сунуться в кабинет к своему генералу. Министр внутренних дел сидит верхом на начальнике Петроградского Военного Округа. Но никто в кабинет в ближайшие минуты не зайдёт, а если попытается, то окажется скрученным рядом с генералом — Федя имеет на то четкий приказ. А Федя приказы умеет выполнять, в чем Протопопов успел убедиться лично.
— Отпусти ублюдок, удавлю суку такую, как клопа! — пытался извиваться Сергей Семёнович, брызжа слюной.
— Ты меня лучше послушай, я не буду повторять.
— Убью…
Ладно.
Сам напросился.
Протопопов как следует надавил на грудь генерала коленом выпуская воздух, как из сдувающегося воздушного шарика.
— Пхэ-пхэ-фх… — начал задыхаться Хабалов, жадно хватая ртом воздух.
Зато замолчал.
— Ты сидишь на динамите, старый ты дурень. Своей сморщенной жопой сидишь. И фитиль своими же руками поджег. А как у офицера у тебя видать кишка тонка все исправить. Или не в этом дело?
— Отпусти… — звучало уже не так угрожающе, как прежде. — Не шпион я!
— Мне агентура обратное докладывает, что ты с немцами трешься! О сепаратном мире думаешь, потому развёл здесь черт пойми что! — шипел Протопопов. — Я думаешь к тебе просто так пришёл, повестку вручить? От нечего делать? Так нет же, я предупредить старого дурака пришёл, чтобы одумался и опомнился, пока не поздно.
Протопопов убрал колено, чтобы Хабалов мог отвечать, да и чего не хватало, не задохнулся. Заслышав обвинения в сношениях с Германией, Сергей Семёнович как то разом умерил пыл и натурально испугался. Не испугаешься тут — по 108 статье предусматривалась смертная казнь и оправдательные приговоры по ней не были частым явлением.
— Отпусти…поговорим спокойно, слово офицера даю, не буду больше чудить.
Александр Дмитриевич отпустил, сел обратно на стул. Пистолет на всякий случай поднял с пола и сунул себе за пазуху. Как ни в чем не бывало сложил руки на столешницу.
Генерал медленно выпрямился, поправил свой съехавший мундир. Красный весь. Пошатывается, видать кровь в голову ударила со всей силой напора. Но надо признать, что слова сказанные Протопоповым подействовали на генерала. Не зря Александр Дмитриевич рисковал. Если бы не сработало — Хабалова пришлось бы устранять на месте. После таких дел, если они не задались, в живых собеседников не оставляют.
Слишком много риска.
Хабалов поставил перевернувшийся стул на ножки, присел. Гулко выдохнул. Положил руки на стол, которые ходили ходуном.
— Если такое дело… коли так все… — начал он подбирать слова, да никак не получалось и Хабалов сплюнул с горяча прямо на пол, раздосадованный тем, что не может взять себя в руки, как подобает офицеру.
— Спасибо лучше скажи, Сергей Семёнович, что я будучи вчера у Государя на приеме до его сведения о твоей преступной халатности не довёл, — сказал Протопопов. — Все думал, что ты исправишься…
— Никак я не пойму в чем виновен, Александр Дмитриевич! — отрезал Хабалов. — И в чем мне надобно исправляться?
— Ты видел, что творится с твоим гарнизоном? До какого состояния ты свои части запустил? Мало того, что на фронт тебе отправлять некого, так ты ещё порядок среди них наводить не наводишь.
— Ну не правда Александр Дмитриевич, — начал оправдываться Хабалов, отводя взгляд и смотря в стол. — Надо ж такое подумать, чтобы я и за мир сепаратный, чтобы генерал-лейтенант Хабалов с Германией екшался! Да я ведь всю жизнь на службе, сорок лет с гаком, патриот до глубины души…
Было видно, что генерал серьезно напуган. При этом, как человек военный, он определено стесняется этого факта и пытается взять себя в руки и показать, что это не так. Но гораздо больше он все же боялся прослыть предателем Родины, ведь это — вопрос офицерской чести и клятвы на присяге.
— А чего тогда Сергей Семёнович ты Государю лапшу на уши навешал, раз неправда? По твоему для фронтовых частей места в Петрограде нет, а для белобилетников и прочих — пожалуйста? — спросил Протопопов, не сводя с генерала свой испепеляющий взгляд.
— Ну я ведь… — Хабалов не договорил, тяжело вздохнул, махнул рукой в сердцах. — Я то думаю откуда кривотолки про сепаратный мир могли поползти. А ты мне вот скажи, Александр Дмитриевич, как на духу, что по твоему я должен с этими солдафонами делать? Распустить? И как ты себе это представляешь? Они здесь все на жалованьях сидят, пригрелись, как у мамкиной сиськи все равно что. Да они меня съедят заживо и косточек не оставят, если узнают, что я велел их частям с Петрограда сниматься. И офицеры им не указ! Да и офицеры тут по большей части… одно название!
— Мне агентура, Сергей Семёнович, примерно вашими словами докладывала. И вы на измену родине милый мой определенно наговорили! Что не скажете — все в угоду немцам, — пожал плечами Протопопов. — А я вам между прочим помочь хочу, так сказать по старой дружбе, помочь искренне. Но видимо придётся таки господину Курлову дело ваше дальше по вертикали пускать. Тут как старому другу могу посоветовать одно — бегите. Времени до судного часа совсем мало осталось.
— Да подождите же вы! — встрепенутся генерал-лейтенант. — Вы на меня столько всего обрушили… ну чем плохо, что такой социально опасный элемент, динамит, как вы выражаетесь, контролируется и финансируется государством? Ну ей богу, господин министр. А ведь если мы распустим или выведем отсюда этих солдат, то потеряем контроль над ними. Так то они у нас за пазухой!
— Позаимствую ка я у вас бумагу, — Протопопов потянулся к канцелярским принадлежностям, кои были в большом количестве представлены на столе генерала. — Вы, видимо, кроме как на пальцах не понимаете.
Министр положил чистый лист между собой и генералом.
— А теперь смотри сюда, голова твоя седая.
Министр написал несколько пунктов на листке, обвёл их, подчеркнул и повернул лист к Хабалову, чтобы тот мог прочитать.
Тот прочитал внимательно.
— Ну так время же военное, Александр Дмитриевич, понятно, что такие проблемы будут? Как без них то? Я, честно признаюсь, не понимаю, куда вы клоните… вот вы пишите мобилизация на фронт, как проблема, среди прочего. Так опять же — война идёт третий год! Вы уж извините, но вы предлагаете людей на войну не мобилизовать? А кто ж тогда воевать будет?! И это я изменник и шпион, раз мобилизацию провожу?! Полноте!
— Понятно то понятно, Сергей Семёнович, и мне, и вам. А понятно ли вам КОГО вы, вояки, на фронт мобилизуете? Или вы туда без разбора всех шлете, не разбираясь особо?
Хабалов покачал головой, задумался. Явно не понял вопрос.
— Кого-кого, тех кто попадает под пункты о призыве!
— Без разбору то есть! — повторил Протопопов.
Списков лиц подлежащих мобилизации у Протопопова не имелось, не его это ведомственные дела, как никак. Но Протопопов, читая в большом количестве литературу про февраль 1917 года, хорошо помнил, что одним из пунктов, приведшим к волнениям, стали хвосты за хлебом. И появились они потому, что мобилизации подверглись пекаря, булочники и повара! Все те, кто в условиях слухов о надвигающихся проблемах с провиантом, должны были стать неприкосновенными для военный нужд на фронту. Те последние гаранты безопасности, которые оставались у режима в столице. Делалось ли это сознательно или эти люди по воле случая попали в мобилизационные списки (хотя бывает ли так?), но факт оставался на лицо — из-под самодержавия выбывали ту опору, на котором оно восседало. Ввиду витавшего в воздухе напряжения, связанного со слухами о нехватке продовольствия, эта мера, помимо прочего, и подожгла хранившиеся в Петрограде революционный динамит в оригинальной истории…
— Ну как без разбору… — сказал наконец Хабалов. — Нет такого. Армия это не балаган, господин министр, и мы, военные, любим порядок в делах!
— Поэтому вместо белобилетников, вы на фронт поваров шлете погибать. И в одно прекрасное утро хлеб выпекать в Петрограде станет некому!
Сергей Семёнович вздрогнул. Усы его заходили, зашевелились. И выглядел он при этом крайне забавно.
— Будет вам, Александр Дмитриевич, такие вещи говорите…
— Будет вам, Сергей Семёнович, когда булочные окажутся закрыты. Хвосты появятся за хлебом, фитилёк динамита будет подожжен, — наступал Протопопов.
— Так подавим выступления, первый раз что ли, мы ведь с Балком план тщательный разрабатываем… — буркнул генерал-лейтенант, ерзая на стуле.
— Уж не белобилетниками ли вы выступления собрались давить? По мне, так у ваших солдатиков появится отличный повод примкнуть к волнениям, чтобы не оказаться по итогу на фронте, — прошипел министр.
Хабалов не ответил, но снова начал краснеть, медленно так.
— Динамит взорвется, Сергей Семёнович. Но мой долг было вас о том предупредить, за сим отбываю. И не удивляйтесь, когда вам повестка в следующий раз настоящая придёт. Вы сами роете себе яму, милостивый государь!
Протопопов поднялся из-за стола. Вытащил пистолет генерала и положив на столешницу подтолкнул к Хабалову. Тот совершенно отсутствующим взглядом посмотрел на оружие, но брать не стал.
— Стреляться рекомендую в височную часть, так вы умрете сразу. Всего хорошего, Сергей Семёнович.
Александр Дмитриевич с этими словами зашагал к выходу.
Понятно, что все что он говорил — было правдой лишь на половину, этакой полуправдой. Потому как никакими достоверными сведениями и доказательствами сказанного, министр по сути не располагал. Ровно как и не было оснований обвинять Хабалова в государственной измене. Все о чем говорил Протопопов, он знал лишь из научных работ историков 21 века. А история, как известно, наука не всегда точная и подчас противоречивая. И озвучивая Хабалову «факты» — Протопопов на самом деле приводил наиболее распространённые гипотезы историков будущего, изучающих эпоху. Вполне могло оказаться, что некоторые сведения не сработали бы и были неправдой.
Но риск оправдал себя.
Протопопов подходил к двери, когда Хабалов окликнул его.
— Господин министр! Милостивый государь! Да погодите же вы уходить! Примите уверение в совершенном уважении и преданности вашего покорного слуги. Я прямо сейчас приглашу к нам господина Балка и он лично убедит вас, что опасаться ровным счетом нечего! Ему то вы поверите, наверняка!
Протопопов остановился, вернулся к столу и сел обратно на стул.
— А знаете что — зовите его сюда!
Хабалов тут же схватил телефон, набрал Балка. Несколько томительных секунд ждал. А потом заорал в трубку, когда соединение установилось:
— Александр Палыч, милостивый государь! Бросайте незамедлительно все дела и спешите ко мне. У нас тут один крайне важный разговор с министром Протопоповым.
Хабалов выслушал ответ, положил трубку и кивнул:
— Сейчас примчит.
Протопопов удовлетворенно кивнул, показывая, что не прочь ждать.
Господин Балк, как известно был на момент описываемых событий градоначальником Петрограда. На вкус Протопопова назначение Александра Палыча градоначальником столицы было одним из тех решений власти тех лет, которые можно назвать вполне себе удачными по своей сути, но совершенно кошмарными и неправильными по исполнению.
Как и все происходящее в канун февральской революции, назначение Балка было обставлено разного рода кривотолками и закулисными играми.
Прежний столичный градоначальник молодой и энергичный граф Оболенский был уволен со своей должности и отправлен на фронт лишь по тому, что у прежнего министра внутренних дел имелись к нему вопросы. Причём вопросы совершенно необоснованные. И на первый взгляд, Балк эти вопросы не мог решить никак.
Достаточно сказать, что никогда прежде Балк не занимал подобные должности, а более десяти лет до своего назначения трудился помощником Варшавского обер-полицеймейстера. Не самая безответственная работа, конечно, но и разница между столичным градоначальником и товарищем обер-полицмейстера очевидна более чем.
По итогу, когда Варшава оказалась оккупирована Германией и стала глубоким тылом врага, Александра Палыча перевели в Москву, а в следующем году он и был назначен «Всемилостивейшим повелеванием быть Петроградским градоначальником». Назначение произошло через именной приказ Николая и через ходатайство, подумать только кого… самого Протопопова. При том, что собственно сам господин обер-полицмейстер Варшавы стал чуть ранее градоначальником Ростова-на-Дону. Почему так, а не наоборот, раз уж не терпелось пристроить варшавских «беженцев»? Ну, во первых, жена Балка — Вера Ипполитовна, была сестрой начальника Генерального штаба генерал-майора Занкевича, которому тогдашний Протопопов хотел угодить, а заодно обзавестись связями. Во-вторых кандидатуру Балка поддержал САМ старец. И, наконец, в третьих Балк был давним товарищем господ Протопопова и Курлова по 1-му кадетскому корпусу. Но при всем этом важно отметить, что у Александра Палыча за плечами был колоссальный опыт борьбы с революционерами, который он приобрёл в Варшаве за 13 лет службы.
Как то так.
Конечно, кандидатура Балка была не единственной, предложенной Государю министром внутренних дел. Но прежний Протопопов прекрасно понимал, что ни генерал-майора Мейера (немецкая фамилия!), ни градоначальника Ялты генерал-майора Спиридовича (Распутина убили, а Спиридович не доглядел), ни военного губернатора Амурской области генерал-майора Хогондокова (этот не нравился Императрице) Государь не выберет.
Вот тебе и выборы без альтернативы.
Все по классике.
На день встречи с Балком в рабочем кабинете у Хабалова, Александр Палыч пробыл в должности около двух месяцев. Но несмотря на вводные данные и кажущуюся неготовность Балка возглавить столицу, нельзя было сказать, что Александр Палыч отбывал на своём посту номер.
В новой должности ему удалось применить прежний опыт в борьбе с забастовками рабочих и уделить внимание продовольственному снабжению Петрограда.
Таким образом, получалось, что Балк был союзником прежнего Протопопова и министр мог в определенной степени расчитывать на его содействие и всяческую помощь. Поэтому появление Балка выглядело весьма желательным.
Конечно, теперешний Протопопов отдавал себе отчёт, что реальных дел с Балком сделать не получится — слишком мелок Александр Палыч для такого рода целей. Не окреп ещё с политической точки зрения. Но при этом Балк человек крайне амбициозный и далеко не безнадёжный. С тех пор, как наш герой оказался в новом для себя теле, он регулярно получал от Балка записки, в которых градоначальник подробно докладывал о текущем положении дел в столице. И надо сказать, что по характеру этих записок можно было предположить, что со своей работой Александр Павлович на «ты».
С такими мыслями Протопопов ожидал встречу с градоначальником в кабинете совсем потухшего Хабалова. Так получалось что старого генерала обвиняли по сути в том, что ещё не произошло, но к чему были предпосылки. Но судя по тому что Сергей Семёнович «хавал» это, Протопопов попал в точку.
Точно также предстояло убедить Балка, что действовать требуется на опережение и с некоторым запасом.
Посмотрим, что из этого выйдет.
Балк прибыл минут через двадцать после звонка Хабалова и запыхавшийся появился в дверях кабинета.
Поприветствовал генерал-летейнанта и министра. Опустился на стул и прежде чем говорить тщательно вытер платком выступившую на лбу испарину.
Как не трудно было догадаться, Александр Павлович был ровесником Протопопова. Роста среднего, сложен крепко, но узок в плечах. Борода и усы аккуратно подстрижены, с сединой. Лысеет.
— Господа, что за спешка ей богу, — спросил он, явно взволнованно.
Протопопов помнил, что несмотря на то, что Варшаву заняли немцы, Балку не доводилось учавствовать в боях. Ни тогда, ни когда либо до или после этого. При этом Александр Палыч носил, ничуть не смущаясь ордена и медали разного степени достоинства. Тут тебе и орден Святого Владимира третьей степени и Святого Станислава второй и третьей степеней… ну и светло-бронзовая медаль за успешное выполнению всеобщей мобилизации на начало военных действий.
— Беда Александр Павлович, если все так, как Александр Дмитриевич говорит, — на одном дыхании сказал Хабалов. — Министр уверяет, что мы с вами не доглядели. А я уверяю, что вы его сможете убедить в обратном. И все это не более, чем недоразумение.
— Что же мы не доглядели, полюбопытствую? — спросил Балк.
Хабалов положил перед ним листок, исписанный Протопоповым, с теми самыми тремя пунктами, откуда может прийти беда в Петроград.
Градоначальник взял его в руки, скользнул взглядом, прищурился.
— Вздор стало быть. Александр Дмитриевич вы не читали разве мои записки? Я ведь там по каждому из ваших пунктов подробно изъяснялся, — Александр Палыч вытер о штаны вспотевшие ладони. — А вы, Сергей Семёнович, с вами же вместе вырабатываем план совместных действий полиции и войск в трех вариантах! Чего вы министру об этом не говорите?
— У нас разрабатываются, да, — закивал Хабалов. — Говорю, подтверждаю. Если забастовка будет, если уличные демонстрации случатся или не дай бог в бунт перерастёт. На все случаи готовимся.
— Разрабатываем, это мало сказать, Сергей Семёнович, — довольно хмыкнул Балк. — Я же вам, Александр Дмитриевич, опять же в своих записках докладывал, что мы держим руку на пульсе революционных настроений. И через пару дней положу вам на стол подробнейший и полноценный план, над которым мы ежедневно работаем не покладая рук. Все под контролем!
Балк смял лист с каракулями Протопопова и бросил в пепельницу на столешнице.
— К пятнадцатому числу край я представлю вам готовый план охраны столицы с размещением войсковых и полицейских частей. В нем Петроград будет поделён на участки, согласно числу запасных батальонов гвардии. Остаётся согласовать некоторые нюансы с Чебыкиным и все будет готово для исполнения.
Протопопов посмотрел на брошенный в пепельницу лист.
— Мне бы ваше спокойствие, господин градоначальник.
— Ну так работаем, о волнениях мы прекрасно осведомлены, — улыбнулся Балк, лицо его посветлело.
Видимо идя к Хабалову, градоначальник полагал, что случилось гораздо более серьезное ЧП, а уперлось все обсуждение возможных волнений и беспорядков, в этом вопросе Балк чувствовал себя как рыба в воде.
— Дело куда серьёзней, чем можно предположить, — заметил Хабалов.
И генерал-лейтенант тут же рассказал градоначальнику, что в списках мобилизационных могут оказаться пекари и повара, которых там быть не должно по определению.
— Проверим… быть такого не может быть! — изумился Балк. — Это ведь какая беда бы приключилась, если не доглядели бы. Мне неудобно перед вами Александр Дмитриевич, что вам вмешиваться пришлось. Итак люди в городе как на иголках сидят, талдычат о надвигающемся кризисе и о введении продовольственных карточек. И никому ведь не докажешь, что хлеба у нас достаточно и для этого приняты всевозможные и всеохватывающие меры.
— Я бы не был столь уверен, — не согласился Протопопов.
— Чего нет, работа колоссальная проведена?
— Если не вы, господин Хабалов и не вы, господин Балк, велели призвать для отправки на фронт поваров и булочников, то тогда кто-то это в обход вас сделал?
— Ну… да, — нехотя согласился градоначальник. — Нехорошо получается.
— А теперь задайтесь вопросом, кому это выгодно Петроград без хлеба оставить и главное для чего?
Хабалов и Балк переглянулись выразительно, но сказать ничего не сказали.
— Одно я могу сказать точно — не с той стороны мы за решение проблемы берёмся. Думать надо не о том, как горожан успокоить, а о том, как им повод к волнению не давать, — заявил Протопопов. — Тогда будет спокойствие.
— Так они если поводу не будет, то найдут, вы же знаете сам Александр Дмитриевич. Знаете как это работает и за чей счёт праздник. Сотня другая начинает людей кочегарить, а остальные присоединяются.
— Знаю, — согласился министр, только тех, кто готов бастовать без повода — сотни, а с поводом тысячи и десятки тысяч. Вот именно повода мы и не должны им дать. Ну а тех, кто без повода начнёт бастовать, — Протопопов провёл большом пальцем поперёк шеи. — Жалеть таких не станем. Остальные, повторю, без повода не пойдут ни на какую забастовку.
— И как вы видите возможным такие поводы убрать? — поинтересовался Хабалов.
— Зима у нас выдалась тяжелая, проблемы хлеба не решить до конца, как не старайся. Любая непогода, любой снегопад и начинаются сложности с поставками. Но нам обязательно нужен некий неприкосновенный запас. И получить мы его можем при решение двух вопиющих проблем. Номер один — это спекулянты, которые торгуют нашим хлебом втридорога с той же Финляндией. И номер два — мы должны изменить ситуацию с нашей полной беспомощностью в контроле за снабжением столицы. Контроль снабжения должен быть передан в руки министерства внутренних дел из лап общественных организаций.
Балк при этих словах аж закашлялся, настолько мало общего пожелания Протопопова имели с реальностью
— Саш, ты пытался ведь, не вышло ничего, — растерявшись, Балк даже на «ты» перешёл несмотря на присутствие Хабалова.
— Значит надо повторить, только на этот раз не пытаться, а сделать.
Протопопов вытащил из внутреннего кармана пиджака еще один документ, который готовил к встрече. Несколько десятков скреплённых между собой листков. Доклад агентуры Глобачева, внедрённой на производственные предприятия по министерской указке. Внутри — комментарии самого Протопопова, сделанные на полях карандашом.
— Изучите. И мы встретимся с вами снова, господа, я хочу слышать ваши впечатления и предложения. А на сим вынужден откланяться — дела.
Протопопов пожал обоим руку и вышел из кабинета, оставив Хабалова и Балка наедине с их мыслями. Все, что мог сделать министр на данную минуту — он сделал. Он попытался указать этим господам «верный путь». Теперь шаг за ними. Протопопов вовсе не исключал, что и Балк, и Хабалов, заверяя его в искренней верности государственным делам, на самом деле делали обратное. В конце, концов дела, порученные им Государем, шли куда более, чем отвратительно. Одним из них управляли генералы из ставки и если даже не напрямую, то через моральное воздействие. Вторым управлял Земгор.
Забавно, что с какой стороны не глянь и как не зайди — все дороги вели в Москву к небезызвестному господину Гучкову.
Но собственно гнойник Гучкова и положен был скрыть доклад Глобачева, который Протопопов оставил на столе.
День же только начался и впереди Александра Дмитриевича ожидали другие дела.