оставаясь живыми, они утрачивают чувства. Этот вирус лишает своих жертв
человечности, заставляя их разыскивать и уничтожать жизнь. Даже когда я пишу эти
строки, я слышу, как они ломятся в мою запертую дверь, подобно безумным, голодным
животным, и кричат, словно потерянные души.
Нет таких слов, чтобы в полной мере выразить сожаление и стыд, которые я испытываю,
зная, что приложил руку к их созданию. Думаю, сейчас они не чувствуют ничего — ни боли, ни
страха, — но то, что они не могут испытывать ужас от того, чем стали, не освобождает
меня от тяжкого бремени. Отчасти я ответственен за тот кошмар, что меня окружает.
Несмотря на осознание своей вины, которым я проникнут целиком и которое будет
преследовать меня до самой смерти, я мог бы попытаться выжить, лишь для того, чтобы
вновь увидеть тебя. Но все мои усилия только откладывают неизбежное — я инфицирован и
не существует лекарства, способного предотвратить то, что за этим последует... кроме
как покончить с жизнью, прежде чем я потеряю то единственное, что отличает меня от
них. Мою любовь к тебе. Пожалуйста, пойми. Пожалуйста, поверь, мне очень жаль.
Мартин Крэкхорн".
Джилл вздохнула, аккуратно кладя мятую бумагу на стол. Существа оказались жертвами
собственных исследований. Выходит, ее соображения о том, что произошло в особняке, были
верными, хотя содержание этого сентиментального письма подавляло всякое проявление
гордости, которую она могла бы испытывать за свои дедуктивные способности. Вставив
медаль солнца, девушка решила, что кабинет наверху достоин более внимательного осмотра,
и, покопавшись там, она нашла последнее наспех написанное завещание Крэкхорна, закрытое
в ящике стола.
Крэкхорн, Мартин Крэкхорн — в списке Трента, среди прочих, было это имя.
Нахмурившись, Джилл медленно пошла назад к двери кабинета. По каким-то причинам Трент
хотел, чтобы S.T.A.R.S. выяснили, что случилось в особняке, прежде чем это сделает кто-либо
другой, но зная столько, сколько он, очевидно, знал, почему бы не сообщить им напрямую? И
для чего он сообщал им что-либо вообще?
Все еще хмурясь, она прошла через небольшое фойе кабинета и вернулась в коридор. Барри
вел себя странно, и она хотела бы знать почему. Возможно, она могла бы получить прямой
ответ, просто задав прямой вопрос...
"...а может, и нет. В любом случае, так я хоть чего-нибудь добьюсь".
Джилл остановилась у задней лестницы, глубоко вздохнув, и поняла, что что-то изменилось.
Она неуверенно осмотрелась, пытаясь понять, о чем именно говорили ей чувства. Стало
теплее. Совсем немного, но определенно теплее. И воздух посвежел... Словно кто-то открыл
окно. Или, может быть, дверь.
Джилл развернулась и побежала вниз по ступенькам, внезапно загоревшись желанием
проверить замок-головоломку. Спустившись, она увидела, что дверь, соединявшая один
коридор с другим, была открыта. Она слышала слабое пение сверчков, чувствовала свежий
ночной воздух, пробивавшийся сквозь холодную затхлость дома. Девушка поспешила в
темный коридор и свернула направо, стараясь не поддаваться надеждам. Еще один резкий
поворот — и она увидела, что дверь, ведущая в крытый проход, открыта.
"Возможно, этим все и закончится, это вовсе не означает, что загадка решена".
Джилл бросилась бежать, чувствуя свежее тепло летнего воздуха на своей коже. Она
завернула за угол по каменной дорожке, и короткий торжествующий смешок вырвался из ее
груди, когда она увидела четыре вставленные гербовые медали рядом с открытой дверью.
Теплый ветерок дул из комнаты, которую открыла головоломка. Это был небольшой склад для
садовых инструментов. Металлическая дверь в стене напротив стояла нараспашку, и Джилл
видела, как лунный свет играл на кирпичной стене за ржавыми петлями.
Барри оказался прав, дверь вела наружу. Теперь они могли дождаться помощи, найти