«Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышет человек».
Из советской песни
Знаю, что это мое краткое повествование вызовет бурю негодования, ненависти и брани у платных и бесплатных агитаторов, приспешников и сочувствующих владыкам СССР, но я посоветовал бы им бросить свою подлую работу и не искушать слабодушных, не сидеть здесь на «чужих» хлебах, а отправиться туда, в «рай» земной, в тот «рай» за который они распинаются, и который я покинул в 1959 году в июне месяце, испытав все прелести лагерной жизни за 10 лет, с 1945 г. по 1955 год и «вольной» по 1959 год,
Я не первый и, наверное, не последний, поднявший голос, чтобы еще раз нарисовать картину жизни за «железным занавесом». Я не собираюсь блеснуть красноречием, которое за 20 лет жизни среди чужих людей (за границей) и лагерной в СССР, к сожалению, иссякло, но считаю своим долгом еще раз раскрыть страничку скорбной мученической жизни несчастных жертв, попавших, по воле англичан, в лапы московских красных кровожадных палачей в 1945 г. 29 мая.
Вести дневник не представлялось никакой возможности: ибо легко мог быть зачислен в штат шпионов и мог получить, в лучшем случае «добавку» — пару лет, а они так тяжелы, неприятны, но так легко прилипают к твоему «Делу», что приходиться только удивляться такой большой «щедрости» московского коммунистического «ПРАВОСУДИЯ», и поэтому я должен ограничиться лишь тем, что глубоко запало в памяти.
Не хочу сгущать красок, но прямо скажу, что я не в силах описать всех ужасов, пережитых мною за 10 тяжелых лет в исправительно-трудовых лагерях, в раю московского коммунистического царства, к которому многие безумцы тянутся, как былинка к лучам солнца, или мотылек, во мраке, к пламени свечи, но свеча их не согреет а обожжет им крылышки, а раскаивание их будет запоздалым и напрасным.
Многие эмигранты, к сожалению, еще больше начали подливать масла в огонь. Бедные, бедные! Они забыли пережитое на «Родине»; и голод, и нищету, и постоянный трепет за свою жизнь и свободу и думают, что их примут с распростертыми объятиями и, даже, посадят, но не в мягкое кресло, а на скамью подсудимого и сиди, миленький, отсиживайся за заграничные годы, пока не забудешь, как живется заграницей и, если здоровье выдержит, выйдешь на «свободу», занесенный на «черную доску» — «на всякий пожарный случай», как говорят. И снова нырнешь в давно забытые очереди и окунешься в неизжившей нищете.
В 1960 году, один грек, средних лет, рожденный в Орджоникидзе (Владикавказе), сапожный закройщик, съагитированый одним чехом, коммунистом, с женой и дочерью выехал в Сов. Союз и, вместо рая, попал в красный ад. И только благодаря тому, что он уже был австралийским подданным, ему, при помощи австралийского консула, удалось снова распроститься с «раем», куда раньше стремился, и вернуться обратно в Австралию в тот город, откуда и выехал (в Виктории). Но, если бы он не был австралийским подданным, ему больше не было бы возможности вынырнуть из красного коммунистического бурлящего моря.
Очень многие ошибаются, думая, что со смертью Сталина, умер и его режим. Нет, Режим не умер, а сделался немного, если можно так выразиться, как бы эластичнее, т. е. Хрущев повел, как многим казалось, иным путем к достижению своей партийной цели — к полному коммунизму. Он довольно ловко балансировал, стараясь заслужить популярность в народе и достигнуть полного его закабаления. Это — задача коммунистической партии, от которой и он не отступил, но старался решить ее более хитрым способом.
Но народ не обманывается и изо всех сил упирается, утешая себя тем, что всему этому скоро придет конец.
Народ знал, и теперь знает, что всякий коммунистический вождь, как и Сталин, когда придет час, не задумается зажмет все гайки так, что «ужаснется и сам сатана», и тень их рябого патрона от восторга запрыгает, запляшет, а кровь несчастных жертв снова польется полной рекой, не хуже времен до смерти их патрона Сталина,
Советская печать часто щеголяет достижениями коммунистов СССР и многие принимают это как «дэ-факто».
Нет! Это дела не коммунистов, а подъяремных народов. Коммунизм среди народов СССР, особенно среди казаков и нацменов СССР не прививаем и ненавистен во главе с «обожаемыми» заграничниками бывшим вождем Хрущевым.
Народы их ненавидят и имена их употребляют вместо ругательных слов, но конечно, не в присутствии коммунистов и их сексотов.
О, как народы ждут их конца, как ругают Америку и Англию за 1945 год и опять уповают на помощь Америки, что она поможет им освободиться от долголетних мучений со стороны коммунизма.
Итак, дорогой читатель, разреши мне передать вкратце кое-что из пережитого в «раю» СССР с 1945 по 1959 год.
Казачий корпус боролся с коммунистами под главным командованием Германских армий. В апреле 1945 года, война уже подходила к концу. Выйдя из госпиталя, я, после выздоровления от контузий и тяжелого ранения левой руки, был направлен, как казачий офицер в распоряжение штаба казачьего корпуса, находившегося в гор. Толнеццо (Сев. Италия), и был зачислен в состав Военного училища, начальником которого был ген. майор М. К. Саламахин, а после последнего был полк. Мединский.
С 9 мая 1945 г. Военное училище и небольшой отряд резервных офицеров, с огромным обозом беженцев из Советского Рая, преодолевая все невзгоды тяжелого пути, походным порядком двинулись через перевал в Австрию.
Много подвод и лошадей было брошено при преодолении горного перевала. Не один раз пришлось отбиваться от итальянских партизан, которые рыскали пс горам и зарослям и нападали на отступающих, которые медленно двигались по крутой и змейкой вьющейся дороге… Горный перевал преодолен и вся масса легко вздохнув, как бы покатилась вниз к равнинам Австрии, подобно татарской орде и остановилась вблизи городка Лиенц на реке Драва.
Наше командование, во главе с ген. П. Н. Красновым (казаком В. В. Д онского, одного из лучших писателей, произведения которого читаются всем цивилизованным миром и пользуются большой популярностью) вело переговоры с Английским командованием о принятии нас под их покровительство, на что, как будто бы, были большие надежды, но, к сожалению, это был лишь обман со стороны «джентльменов» и мы были позорно ими переданы московским красным палачам СССР.
Мы были слишком наивны и верили в порядочность победителей.
Многие, даже, «горой» стояли за них, доказывал, что «весь поклеп на них», худая слава о них, жившая с давних пор, о их изменчивости-предательстве, — напрасны и глубоко те ошибаются, кто верит этим басням.
Не надо падать духом и нас, в крайнем случае, перебросят в их колонии, где мы будем свободно жить и работать.
Я лично думал, что нас отправят в Австралию и в предательство но верил, но судьбе было угодно горько посмеяться надо мной.
Я попал сначала в Сибирские лагеря и спустя 14 лет, все же мои тогдашние мысли оправдались и я, в настоящее время, нахожусь в Австралии, после испитой горькой чаши преподнесенной мне красными владыками земного «рая» коммунистической страны, благодаря предательству англичан.
Из документов, т. е. моего лагерного дела, впоследствии я видел что соглашение о передачи нас властям СССР, было сделано 15 мая 1945 г. С этого числа и срок мой начинался на 25 лет лагерного заключения. Об этом, конечно, никто из нас не знал.
28 мал 1945 г. на нашу стоянку в селе А., вблизи городка Лиенц, приехал английский офицер — майор Дэвис, как говорили, и сообщил нам новость, которая поразила нас своей подозрительностью. Он сказал, что Английский Главнокомандующий войсками этого (южного) фронта, желает познакомиться со всеми офицерами казачьих частей, в том числе и военного училища. Для этого будут поданы машины, которые нас и отвезут к нашему, как оказалось, предателю.
Многие офицеры насторожились и явно высказали свои опасения, что и было передано через переводчика английскому майору.
Он, или в душе был подлецом, или ему так диктовали, дал честное слово английского офицера, что с нами ничего худого не случится и не дальше, как к 16 часам того же дня, все будем возвращены в свои единицы. Мы, казачьи офицеры, соблюдающие казачьи традиции, хранящие честь офицеров казаков, зная, что значит дать офицерское честное слово, поверили его данному «офицерскому честному слову» английского офицера.
Да знают люди!
Мы не знали и не думали и не верили тому, что у английских офицеров, честные офицерские слова не для поддержания офицере — кого престижа и этики, чести, формировавшейся веками и уважаемой не только цивильным миром, но даже каннибалами и дикарями.
Английский офицер превзошел всех, предав братьев офицеров казаков на распятие, как Иуда Искариотский, только не знаем за сколько сребреников. Да, он предал честных борцов за свою свободу, за свои права, — врагу, который никогда не смог бы их живыми взять, а их предали на распятие в СССР, диктатору Сталину, с которым Союзники находились в платонической любви.
И такой «лакомый кусочек», сам собой идет в их пасть окровавленную и ненасытное брюхо, покорно. Теперь они легко могут его проглотить не ощутив, как щука, проглатывает ерша, — колется или нет. Без пролития их подлой коммунистической крови, они одержали победу над нами безоружными. Но нет, не совсем еще победа ими одержана. Духа нашего они не победили — и чья будет победа, будущее покажет.
Вскоре подкатили грубые машины, покрытые брезентами. На каждой из них были вооруженные солдаты, как будто бы для защиты, в случае нападения партизан. Попрощавшись с медицинским персоналом, я обратился к своему хорошему приятелю князю Ханыкову — Лебедкину и сказал ему: Всеволод Иванович, Вы остаетесь здесь и если будет, хотя малейшая возможность, хлопочите о вызволении нас. Я не знаю откуда это у меня взялось, но я чувствовал, что это так, что нас везут не на доброе, что это — западня, но как не хотелось верить, что англичане могут быть так подлыми в отношении нас.
По и на успех хлопот, надежда была равна нулю, но утопающий хватается за соломинку. И, возможно, он и пробовал хлопотать, но ого или, чьи бы то ни было хлопоты, не могли изменить нашей участи и нас, как кроликов — удаву, спешили англичане передать красному молоху.
Все офицеры заняли места в машинах и «кавалькада» двинулась в путь. Легко катятся машины по наезженной грунтовой дороге Австрии подымая пыль, заволакивающую окрестность точно густой вуалью, сквозь которую проглядывают запыленные кусты придорожья.
Но, что это? Вдруг из-за кустов, сквозь густоту пыли выползают английские вооруженные танкетки. Сердца у всех екнули, как говорится у казаков, теперь мы воочию убедились, что мы пропали, что наша настороженность была не напрасна, что новый Иуда свое дело сделал.
Мы обмануты, Мы будем преданы, если не сегодня, то завтра. Тяжело сделалось на душе. Появилось чувство человека падающего в пропасть. Картины прошлой жизни быстро проносятся в голове.
Все милые и дорогие лица встают перед тобой. О, какими дорогими становятся они. О, как бы хотелось их обнять, прижать к груди и сказать им в последний раз: «Прощайте, мои милые, мои дорогие, прощайте в последний раз». О, судьба, судьба немилосердная, судьба злая-мачеха, что делаешь с несчастными?
Мы свою участь предчувствуем, но чем ты наградишь наших бедных жен, детей, отцов, матерей, братьев и сестер, остающихся на произвол без средств к жизни и без защиты?
О, Господи, сохрани и помоги им, не отдай их на поругание и на ликование наших врагов.
День клонился к закату. Машины, торопясь, спешат вперед, везя дорогой клад-дар «союзников» Советам, чтобы заслужить у «батюшки» Сталина благонаклонность и вызвать довольную улыбку на его рябой тиранской роже.
Путь первого дня подходит к концу. Нас подвозят к лагерю «Шпиталь», обнесенного колючей проволокой. Приняла нас еврейская бригада, солдаты которой были невежливы, грубы и многие из них говорили по русски.
Переписали нас, отобрали ножи, бритвы, оружие, если у кого случайно оказалось, а в общей массе, мы его раньше, по приказанию сдали или закопали в землю, чтобы оно не досталось ненавистным нам англичанам. Загнали нас в бараки на ночлег. Ночь была довольно тревожная, тяжелая. К пище никто не прикасался. Не до пищи было. Утро. На чердаке нашего барака обнаружен труп, повесившегося офицера (самоубийство). В другом месте нашли труп другого офицера, который покончил жизнь, приняв яд.
У входа в соседний (первый) барак, отгороженный колючей проволокой от нашего (второго) по счету, началось оживленное движение. Появились английские солдаты. Во двор вышел генерал П. Н. Краснов, окруженный своим штабом и офицерами.
Началось молебствие, совершаемое священниками, находившимися при штабе. Горячие молитвы возносились к Господу Богу о чуде, о спасении от кровавых лап владык СССР.
Далеко, в утреннем свежем воздухе, разносилось печальное пение обреченных на гибель, героев казаков-офицеров, просящих у Господа Бога подкрепить силы и достойно встретить все, даже, и смерть, если это Ему будет угодно. Молебен кончен.
Офицеры окружили кольцом своего любимого начальника, генерала П. Н. К раснова, стараясь не дать его в руки английских солдат.
Видим через окна, что уже пошли в ход приклады и даже штыки. Жутко было смотреть на эту ужасную картину. Приклады и штыки сделали свое дело. Результатом чего было ранено несколько офицеров, многие имели ссадины от прикладов. Кольцо разорвали солдаты и генерала П. Н. К раснова поволокли к машине. По очереди выгоняли офицеров из бараков. Погрузили в машины, заработали моторы и машины, сорвавшись с мест, гуськом понеслись, унося свою клажу не к командующему Александеру, а навстречу горькой участи несчастных борцов за свою и чужую свободу.