Кто же вам приносит, вы же такой одинокий в этом крае, как и я. «Нот, послушайте мою историю. В Прокопьевске я недавно, года два. Познакомился с одной женщиной, которая как будто бы и полюбила меня и очень уважала меня. Мы сошлись с ней, как муж и жена жили и как будто бы, очень хорошо. Я работал на производстве, а она служила в каком то учреждении. Я часто брал советские газеты, но читал только 4-ю страницу, где больше всего сообщалось о жизни внешнего мира. Спустя год, вызывают меня в отдел НКВД на допрос. Я опешил и не знал, чтобы это значило? Ни с кем я не вступал в интимные разговоры. Друзой тоже избегал, ибо среди них обязательно один и больше «сексотов», которые постараются состряпать мне «дело».
Прихожу в НКВД. Начинается допрос, все поклепы отрицаю, мне говорят: «не отрицайте, мы имеем свидетеля и сделаем очную ставку». Я попросил это сделать. И когда вошла моя жена /сожительница/ в роли свидетеля, я остолбенел. Все она рассказала о моих разговорах, газетах и пр. Мне, конечно, состряпали» дело».
Она же не отреклась от меня. Со слезами проводила меня в заключение и теперь, каждое воскресение приходит ко мне и приносит передачу, вот этот чеснок. На мои вопросы: «что ты сделала со мной, зачем ты загнала меня в лагерь»? Она начинает рыдать и говорит: «Яне могла иначе сделать». Какая то неразбериха. Любить человека и вместо того, чтобы его защищать, если не жертвовать, как это бывает, то хотя бы и не предавать его, как это случилось, а она предала и теперь приходит, приносит передачи и плачет.
Один млад, лейтенант советской армии, рассказывал мне свою историю, как он попал в лагерь и тюрьму. Во время войны мы были окружены и я попал в плен к немцам. Нас отправили в Германию, где я как специалист вскорости оставил лагерь и жил вне лагеря.
Случайно познакомился с одной русской девушкой /вольной/.
Вскоре полюбили друг друга и сошлись жить, как муж с женой.
Очень любили друг друга и я ничего не скрывал от нее — жены и верного друга. Война кончилась. Советская власть разослала всюду по Германии призывы: «Всем возвращаться на родину и родина всем все прощает».
Я пошел на эту удочку. Зарегистрировался и через пару дней, простившись со своей любимой и уговорившись найтись в России, эшелоном, полным офицеров, направились с музыкой /оркестром/ в Сов. союз. Переехав границу, нас в городе X привезли в пустой лагерь переночевать, а утром, как будто бы поедем дальше. Все как будто бы хорошо. Но утром выйдя из бараков, мы были поражены. Видя на вышках часовых с пулеметами, — отсюда началась перегонка нас из одного лагеря в другой. Привезли меня в Москву в тюрьму. Следователь замучил меня, допрашивая. Меня поражало: откуда он мог знать даже места, где я жил и в какое время. Я отчаянно защищался, отрицая. Тогда он говорит: «а если я позову свидетеля»? — «Пожалуйста»! — говорю. Он позвонил.
Открывается дверь и входит разодетая красноармейка и о, ужас, — моя сожительница. Я остолбенел и никогда не поверил бы, чтобы моя любимая могла выдать меня. Я не верил, что русская женщина способна на такие дела, на дела предателя, но, к сожалению» это так вышло. Она предала меня грубо, жестоко после проведенных лет совместной жизни в Германии.
Да, бывают и такие случаи в нашем веке.
Да, «пророк» и «святой» коммунистического «рая» привез много новинок из-за границы, бросивши «Богоносца» в противоположную сторону — упиваться чужой кровью и наслаждаться чужим горем, а также порадовал и женщин: дал им равноправие с мужчинами.
Женщина получила свой праздник 8 марта, который, в последнее время почти никем не празднуется, а особенно в станицах. Право голоса и право труда наравне с мужчиной. От этого удовольствия уже никак нельзя отказаться, а — закон «брюха» тоже неумолим.
Все мужские работы приходится им выполнять наравне с мужчинами. Проезжая поездом сплошь и рядом, как говорится, видел женские бригады, работающие по укладке жел. дор. шпал и рельс.
На разгрузках вагонов со всевозможными грузами, в том числе и ядовитыми: известью, цементом и пр. На строительствах, подносчиками камня, кирпичей и всего строительного материала. Работают плотниками, каменщиками и пр. Под землей, в шахтах, работают девушки шахтерками, и когда они вылезают наружу их трудно распознать, что это девушки, а в ругани они далеко превзошли мужчин. И сколько приходилось видеть женщин, выполняющих чрезмерно тяжелый труд, труд мужской, что за границей выполняют машины и мужчины, а там «гражданками» «свободной» страны, где по словам коммунистической печати, жизнь — самая «счастливая» в мире.
И сколько их подрывается на этой непосильной не женской работе и о них после никто не беспокоится. От них взято, что нужно было.
Но зато во время голосования на депутатов, к ним относятся с чрезвычайной любезностью и, даже, укажут за кого надо бросить свой голос, конечно, не за оппозицию, ибо ее там вообще /явно/ не существует, а если пожелаешь заикнуться, тебе не поздоровится. Потом закажешь и десятому, чтобы эти «дурные» мысли заранее выбросил из своей бредливой головы.
Хорошо живется в СССР партийцам — владельцам красных билетов. Зачастую приходилось встречать, на первый взгляд, довольно видных людей, но вскорости приходилось разочаровываться и поражаться их бездарностью. Их ум заменялся хорошей одеждой и, главное, красным билетом. Не надо иметь хороший разум, а надо иметь красный билет. Он как магическая палочка фокусника, всё сделает, все у тебя будет сходить гладко. Если ты неудачник или проворовался, тебя переводят на лучший пост с массой оговорок, скрашивающих твой поступок и ты получаешь лучший оклад и с большей привилегией. Надо мол, помочь человеку освоится и стать на партийные ноги. Вот что значит иметь красный билет. От кары они загарантированы, лишь бы были преданы ком. партии.
Народ все это видит, ропщет и ждет, когда спадут оковы, сковывающие его десятки лет. Очень многие до последнего момента жалели о Маленкове и Молотове. Много слыхал я нехороших отзывов о Хрущеве, насмешек и иронических замечаний.
Часто слыхал как его имя произносится с сарказмом и иронией «Мыкыта», и это не только среди простолюдинов, но и среди интеллигенции. На советское правительство порабощенные народы смотрят, как на власть Антихриста и ждут и верят в то, что оно этими годами должно погибнуть и мир восторжествует.
Дай Бог, чтобы эти чаяния несчастных порабощенных народов сбылись.
В лагере номер 7 был случай встречи отца с сыном. Отец в роли заключенного, а сын в числе начальствующих лиц в чине лейтенанта. Узнав, что в состав пригнанной колонны находится его отец, и зная, как голодают лагерники, он /сын/ пошел в лавочку и накупил разных продуктов для отца. Пришел ка проходную и попросил вызвать такого то заключенного. Вахтеры позвали. Приходит отец и видя сына спрашивает: «что хочешь от меня?» — «Вот принес тебе продуктов» ответил сын. «Кушай сам от врагов своего отечества не хочу принимать». Повернулся и ушел.
Второй случай был с конвоиром. Зима, холодно. Конвоиры потребовали от бригадира человека, чтобы он им костер поддерживал. Бригадир назначил одного старика. Старик собрав сухого валежника заложил костер. Один молодой конвоир греется у костра и, как то неудобно сидеть молча, начал разговор со стариком.
«Откуда старина?» — Из Тарновской обл. А села какого? Старик назвал село. А я ведь тоже оттуда. Еще малышом ушел в свет.
— А чей ты будешь? Конвоир назвал свою фамилию. Старик посмотрел на него и слезы потекли по исхудалым впалым его щекам. «Ты что плачешь старина? — Да я же твой отец», сказал старик.
На другой день конвоир собрал хлеба и еще кое чего, чтобы подкормить отца, а на третий день конвоира ужо не было. Начальство, узнав, что его отец здесь в лагере, откомандировало его в другую часть, боясь, чтобы он не способствовал побегу, а побег, как я уже сказал, дело святое и героическое, но очень опасное но только со стороны лагерного начальства, но и со стороны вольных людей.
Так в Марьинском районе /Сибирь/, где много лагерей, некоторые вольные профессионалами по поимке беглецов. Они днями просиживали на деревьях с ружьями поджидая: не появится ли какой беглец лагерник. Арестовывают и передают властям, а за ото получают в виде награды, муку, сахар, жиры и пр. Но лагерники и этого не боятся. Заветная мечта очень многих, кто не преклонялся перед палачами, ненавидит их и не хочет смириться с тем, что их сов-власть старается сделать «быдлом».
Лучше погибнуть на воле, нежели постепенно отмирать, гаснуть в кровавых лапах деспотов. Так, в Кемерово в 1949 г. одна бригада /по рассказам этапников/ уходя на работу, в поле обезоружила охрану. Часть охранников и собака ушли с беглецами, а часть вернулась в лагерь обезоруженная. На поимку бунтарей было выслано несколько батальонов НКВД. Беглецов вскорости переловили.
Только один майор и один капитан, заставили долго гоняться за ними. Отряды бродили, искали их, а они следом ходили за отрядами, не имея возможности оторваться от них, ибо все было занято войсками.
В лагере на «Красной горке», мне пришлось работать с одним евреем по фамилии Вальд. Он, как оказалось, был старым членом австрийской коммунистической партии. Меня заинтересовала его история, как коммуниста-заграничника, отбывающего срок в лагерях своих братьев коммунистов в советском раю, построенном ими на земле, и я завел на эту тому разговор;
— Как это получилось, что вы коммунист и работаете в лагерях, как заключенный, наравне с врагами коммунизма и социализма?
— Разве ваша партия но приютила вас? — Прокляты, эти коммунисты.
— Разве это коммунисты, это палачи! Долгие годы я состоял в коммунистической партии в Австрии. Вполне симпатизировал коммунистам сов. союза и упивался их победами над капиталистами.
Всей душой я был с ними и все время мечтал о поездке к братьям коммунистам в Россию. И в начале гитлеризма я не мог победить своего желания, ехать из Австрии в Германию и в СССР, и помочь братьям коммунистам в строительстве коммунизма.
И вот я решил уйти, избавиться от гитлеризма и ненавистного капитала Европы.
Подал прошение о выдаче мне заграничного паспорта и разрешения на выезд в СССР. Просьба моя была удовлетворена. В Берлине получил документы. Накладывают визы: немецкую выездную и в Сов. посольстве советскую на въезд, и я с багажом еду в портовый город.
Невольно замечаю, что какой то господин следит за мной по пятам. Страхи невольно заползают в мою душу и я ожидаю, что вот-вот он меня схватит и тогда прощай мой путь и мои заветные мечты.
Приезжаю на пристань, беру билет в СССР и возвращаюсь к своему багажу. Все в порядке, и я довольный своим успехом, сажусь отдохнуть. Оглядываюсь по сторонам и вдруг, мой взгляд встречается со взглядом господина, которого я приметил раньше, что он следит за мной, сердце мое, как будто бы хотело остановиться. Ну, думаю, конец! Все пропало, сейчас арестует и вернет обратно. Пот выступил на лбу. Сижу и думаю, что же мне делать? Нервы не выдерживают, встаю и иду к нему. — Извините пожалуйста, — говорю ему, не вместе ли мы путь держим?
— О, нет, — говорит он, — туда нам дороги нет!
— А, что же, вы, значит, следите за мной?
— Да, отвечает он.
— А, что, неужели вы хотите меня задержать, чтобы я не уехал?
— Нет, я сложу за вами, чтобы вы не остались здесь, а уехали в Советский Союз.
От сердца отлегло и я уехал спокойно в СССР. Здесь приняли меня очень хорошо, сразу же дали мне тепленькое местечко, т. е. железнодорожный участок недалеко от‘ Ташкента и я стал начальником.
Была у меня рабочая бригада и я зажил очень хорошо ничего не делал. Ребята мои все делали сами. Выписал жену с двумя сыновьями.
Устроил сыновей в высшие учебные заведения. Они пооканчивали: один стал инженером, а другой окончил художественную академию.
Но моему счастью не суждено было быть вечным, и я почувствовал что мои устои начинают колебаться и я в спешном порядке отправил жену с сыновьями обратно за границу и, едва, это сделал, как попался сам на крючок и в лагерь на 8 лет. Вот уже пятый год, как борюсь и удастся ли мне вырваться из «братских» объятий московских коммунистов, не знаю. Боюсь, что придется задохнуться в них. Уж больно сильны их объятия.
Так разочаровался австрийский коммунист, прожив несколько лет у братьев в московском коммунистическом раю.
Обыски в лагерях — нормальное явление, было ли то среди ночи, когда лагерники хорошо спят, уставшие от работы, или днем, когда лагерники этого совершенно не ожидают. О, как они страшны, неприятны, как терзают души несчастных заключенных.
Живя в лагере, лагерники, как и полагается человеку, начинают обрастать своим имуществом: кто, найдя жести кусок, приспособит ее вместо ножа, кто сделает из проволоки пилу, а кто из куска-обрубка лопаты сделает бритву или из выброшенной консервной банки приспособит себе кружку для чаю и пр. и пр.