В полдень нас подвезли к городу Юденбургу — Австрия. Машины остановились у моста небольшой пересохшей речушки. Вышли мы из машин, построились в колонну по четыре и пошли через мост. У моста стоял какой то любопытный или журналист и фотографировал нас, как новый подарок Иуды, но не Искариотского а английского, спешно отправляемый на коммунистическую Голгофу.
Ну, красный дракон, раскрывай залитую кровью свою пасть и принимай лакомый кусочек, который так долго и упорно но давался и, лишь благодаря подлой хитрости твоих союзников, пред тобой престал обезоруженный и беззащитный. Да накажет Всевышний наших предателей по их заслугам.
Перешагнули через границу Советской зоны и вошли в металлургический полуразрушенный завод гор. Юденбурга. Завод оцепили красные солдаты, вооруженные автоматами и ручными бомбами, чтобы пленные офицеры не могли рассчитывать на удачный побег. Во дворе не встречавшиеся со вчерашнего дня друзья и станичники, встречались так, как встречаются знакомые после долгой и долгой разлуки. С какой то надеждой и вопрошающе смотрели друг на друга, но все было тщетно. Группировались и задавали один другому один и тот же вопрос: «Что же нас ждет впереди?» Подхожу к одной группе офицеров человек 25–30 и вижу, что среди них стоит украинец лет 25 и рассматривает протянутую ему ладонь. После внимательного осмотра линии ладони он обращается к протянувшему руку и говорит: «Ты вэрнэшея чэрэз 10 рокив назад». Другому кажэ, — шо ты будош свободным чэрэз 9 рокив,
Откровенно говоря, что предсказания хироманта украинца оказались пророческими. Одни были освобождены из трудовых лагерей через 9 лет а другие через 10.
Вот и ночь пришла и принесла свободным людям отдых и спокойный сон а у нас в полуразрушенном заводе, нет ни спокойного сна, ни душевного покоя. Наоборот она была для нас очень тревожной и опасной, ибо мы ждали чего то страшного, что для некоторых и было действительным — их не стало. Ночь мы провели без сна, кто сидя, кто полулежа, шопотом разговаривая, а кто просто без цели шагал взад и в перед, стараясь найти покой в усталости.
От пищи отказались многие. Ожидали рассвета и нового удара безжалостной судьбы. Вот и утро. Рассвело. Неприветливо смотрит на нас природа чужой страны, а люди, если можно назвать их так, советские солдаты, окружающие нас, как звери пожирают нас глазами и сулят нам в будущем очень многое: и пули, и веревку, и тюрьму и голодную смерть в сибирских лагерях.
Вдруг слышим заорал, завизжал женский голос. Все, как по команде повернулись в ту сторону и поспешили туда и видим картину: красноармейка с пеной у рта набросилась на одного из наших, награждая его отвратительнейшими эпитетами, называла его изменником родины, орала «повесить ого, расстрелять, он не достоин быть моим братом». В действительности он и был ее братом, но убежал от советов в казачий корпус и воевал против своих красных владык.
Посмотрел брат на свою разъяренную сестру красноармейку и сказал: «Сука ты…. Гробовщица Родины». Отвернулся и не стал больше ее слушать.
Вот подошли автомобили и увезли ген. П. Н. К раснова с его штабными офицерами в неизвестном для нас направлении. За нами подошли железнодорожные вагоны, погрузили нас и замкнули двери.
Сигнал. Заскрипели буферные пружины и паровоз потянул свою клажу по рельсам железной австрийской дороги, проходящей через леса, поля и горы. Не всем удалось выехать, как нам думалось, а как передавали жители окрестностей Юденбурга.
Завод фактически был разбит, уцелели только топки и трубы а потому работ там не могло быть никаких, но к великому удивлению завод начал яко бы работать. Задымились трубы, которые из своих утроб выбрасывали массу черного дыма и от этого дыма по всей окрестности, к большому ужасу людей, распространялся смрад горелых человеческих тел. Дым из заводских труб выходил довольно продолжительное время.
Из этого смело можно вывести заключение, что более опасные для красных офицеры были выделены в отдельную группу и, после отхода поездов с офицерами, были расстреляны, а их тела брошены в топки. И так, красные палачи не смогли скрыть свои зверские расправы над обезоруженными офицерами. Если бы нашлась такая смелая власть, то она бы свободно могла открыть эти страшные злодеяния кровожадных московских приспешников и через печать довести до сведения всему миру, что на свете есть звери в образе человека, т. е. двуногие чудо-звери.
Красный дракон наслаждался муками свободолюбивых борцов, отнимая им жизни и тела их сжигал в топках, чтобы скрыть следы ужасов. На последнее они способны, а жителей Юденбурга отравляли дымом горевших человеческих тел. О, англичане, англичане да будет и вам так.
В товарных вагонах тепло и ужасно тесно. Приходилось большую часть времени стоять, а не лежать или сидеть. У всех лица довольно угрюмые, и на чем то сосредоточенные. Кто тоскует молча, кто разговаривает, стараясь время убить, кто развеселяет себя и других а кто с горя и песни поет, но всех беспокоит одна и та же мысль: как избежать жестокой расправы. Некоторые офицеры предложили скрыть свои офицерские чины и записаться рядовыми. Один из офицеров Войск. Старш. К… громогласно заявил: «Кто скроет свой чин я первый его выдам».
После такого заявления все сразу приуныли и сделалась полная тишина, и только монотонный стук колес на стыках рельс, в вагоне нарушал воцарившуюся тишину, но слегка убаюкивал переутомленных физически, голодом и душевными переживаниями несчастных жертв.
Нас довезли к железнодорожной станции города Граца.
Наш поезд стоит на железнодорожной станции. Вечерние сумерки уже окутали окрестности города. Поезд остановился после неприятного скрипа ржавых пружин, стука буферов и нескольких довольно чувствительных толчков, от которых несчастные жертвы, подобно морскому прибою, ударяющему о береговые камни, волнообразно ударялись о стены скотских вагонов.
Звенят и скрежещут отмыкаемые замки и со скрипом открываются двери. Слышна команда: «Вылетай пулей». Выскакиваем из вагонов.
Из мрака выглядывают силуэты советских солдат, построенных густыми шпалерами вдоль дороги к тюрьме. Всматриваясь в солдат, мы увидели, что они были вооружены винтовками, автоматами, пулеметами, ручными гранатами на поясах. Уверен, что где то вблизи находились орудия и танки. К сожалению, была темная ночь и мы всего не могли видеть.
Все это было приготовлено против обезоруженных казачьих офицеров. О, какую большую честь советы оказывали нам? Как они боялись нас? Какими опасными врагами мы являлись для «красного рая?»
Построились в походную колонну и двинулись к тюрьме.
Выкрики угроз, площадной ругани превратились в сплошной звериный рев, который доносился к нашим ушам со всех сторон от красных солдат и красноармеек. Последние визжали в темноте подобно диким зверям и домашним животным. Площадная ругань и гнусные предложения наполняли ночной воздух, нарушая ночную тишину и ночной покой жителей чужого города.
Какое то тяжелое чувство овладело мной. В груди, что то мешало мне свободно дышать. Невольно напрашивается вопрос: За что, за что все это? — за то, что жертвенно любили свою Казачью Родину и жертвовали всем, что имели, отдавая свою жизнь, защищая не только свой Казачий Край, но и всю Империю Российскую.
Понуря головы, усталые с разбитой душой, измученные бессонницей и забыв о том, что уже двое суток не было во рту никакой пищи, идем, сопровождаемые нелестными комплиментами и пожеланиями. «Господи, прости им, они и сами не знают, что творят». Темная масса. Они, безусловно, и не понимают, что творят, не понимают, что делают, но дешевая пропаганда — агитация коммунистической партии все же делает свое дело. (Так казак всегда прощал обиды всем своим врагам, поработителям, находя для них оправдание, но только не для себя а потому и всегда страдал).
Их устами орет безумец, опьяненный чрезмерными посулами коммунизма и доведенный до идиотизма до такой степени, что он готов продать или убить своего родного отца или брата, не отдавая себе в этом отчета. Не мы ли, бывало спасали своими телами, спасая их отцов от разгрома и уничтожения немецкими полчищами с 1914–1918 г., до полного развала русских армий и превращения их в банды дезертиров, отдавших свою страну немцам без всякого сопротивления? И не мы ли первыми восстали спасать их от коммунистической нечисти.?
Не мы ли первые стали ему на пути, стараясь воспрепятствовать его распространению по всей территории, не только Казачьих краев, но и их городов и сел. Неужели они настолько одурманены, что и в настоящее время еще не могут отрезветь. Неужели этот дурман еще не выветрился из их бараньих голов? И, вот, мы в их руках.
Наш путь — «Его путь, когда евреи кричали» распни Его, распни Его. Такие пожелания из мрака этой беснующей толпы неслись к нам.
Вогнали нас в тюремный двор и сразу же за нами были закрыты ворота. Прощай волюшка, прощай свободушка и может быть навсегда.
О, как тяжело мириться с такими черными мыслями. Так, как тюрьма не смогла вместить такое большое число заключенных, то больше двухсот человек должны были разместиться для ночлега во дворе вокруг тюремного здания. Как только мы разместились, то была подана команда «не расходись».
Сначала мы расселились, а потом поддаваясь действию всесильного и магического сна, начали склоняться к земле и друг к другу. Усталость взяла свое и мы сладко заснули. Сон наш не был продолжительным. Около полуночи, заблудившийся дождь нашел нужным, подкравшись в темноте, омыть слезы многих. Капли его ударялись по лицам и разбудили нас и прервали чудные, не к месту, сновидения.
Чуть ли не все были одеты по летнему, что заставило нас плотнее прижаться друг к другу и попробовать заснуть снова. От дождя сон улетел и больше не возвращался.
Ну вот и утро и день. Среди нашей среды начали шнырять подозрительные типы, в том число и 12-ти летний мальчик с чекистами, а этот мальчик к большому прискорбию был любимцем нашей офицерской среды а теперь водит чекиста и указывает на офицеров с указанием, кто он и чем был и какую должность занимал.
Не можете себе представить с какой злобой все мы смотрели на этого юного ребенка-Иуду. На будет Господь ему судья.
В Граце нас задержали несколько дней, составляли список в алфавитном порядке и составляли большую группу для эшелона, который должен был отойти в первой (в конце) декады июня м-ца в СССР
Приготовления окончены. Передают нас конвою. Погружают в вагоны по 40 человек, забивают окна и замыкают двери. 13 скотских вагонах никаких удобств для перевозимых людей нет, кроме лотка из жести, выведенного наружу под вагон, который для арестованных является уборной. Ни нар, ни полок не полагается.
Через полчаса сигнал. Два паровоза перекликнулись гудками «готов, готов» мол и зашипев, рванули состав. Вагоны от сильных рывков бросались на своих колесах вперед, но ударившись о передние буфера, под действием сильных пружин, отскочили назад, отбиваясь и сбивая с ног людей, находившихся в вагонах. Вновь рванулись, отскочили назад, опять рывок, а люди падая и качаясь внутри проклинали машинистов и всех советских приспешников. Но вот опять рывок, но не особенно сильный и вагоны следуя за паровозами послушно покатились по рельсам, влачимые двумя черными чудовищами, длинной толстой гремучей змеей.
Люди немного успокоились а кое кто из удачников прильнул, к случайно найденной скважине в стене вагона, с жадностью впивается глазами в чужие просторы полей, лесов и гор Австрии, а потом: ровные, ровные, чуть ли не бесконечные степи, прекрасные степи, подобно нашим черноморским, донским и украинским.
Прекрасные степные озера раскинулись во всю свою ширь, подобно зеркалам, громадных размеров, отражающие в себе все движения в небесной выси, и самые далекие голубые небеса.
А вот и горы приближаются к нам. Нагота их одета пышными лесами, которые спускаются до подножий гор и переходят в кустарники. Какая прелесть эти поля, озера, леса и горы, это красота и гордость Венгрии. Но, дыхание Марса и игра его с мечем и огнем оставили свои следы всюду, — на протяжении всего пути от Граца.
Простреленные и изгоревшие танки виднеются стоя одиноко или группами по 5, 8–10 штук, чернея издали, но уже не грозными, наводящими ужас, смертельный страх на все живое. Остатки подбитых и изуродованных орудий и машин уже никому не нужных, выглядывают из выросшей густой высокой травы и кустарников, свидетелей пирушки холодной смерти, вершившей свою жатву, жертв, в этих полях.
Города и села мчатся нам навстречу и уходят в даль, оторвавшись от хвоста нашего поезда. Своей чистотой и опрятностью, как много они напоминают нам наши родные станицы Кубани и Дона.
Обитатели их в своих живописных нарядах, особенно женщины, заставляют тебя перенестись в наш родной Казачий край.
Осталась и Венгрия позади со своими прелестями, не почувствовавшие еще прикосновения руки, замазанной кровью, московского коммунизма и знаменитых колхозов и совхозов, закабаляющих несчастных свободных людей. Въезжаем в пределы Румынии. Картина резко меняется. Эта страна более бедна. Поля ее не так уже обширны и богаты, как в Венгрии. Местность более пересеченная, чаще встречаются горы, покрытые лесами. Города, села и хутора уже не так чисты, опрятны и богаты. Народ, особенно простолюдины, одеты не богато, а скорее бедно. Нечистоты виднеются повсюду. Бедность и отсталость проглядывают отовсюду. С очень редкими и малыми остановками, наш эшелон спешит вперед все дальше и дальше на восток, изнурял свои жертвы все больше и больше голодом и бессонницей. От пары сухарей не можешь быть сытым в течении 24 часов, беря еще во внимание их малую величину.
Спать не давали. Старались изнурять бессонницей. На остановках делаются проверки. Заходит в вагон человека три чекиста и заставляют нас бегать в вагоне с одного конца в другой. Обратно по одному пулей. Если, чья либо физиономия не понравилась чекистам или недостаточно быстро перебежал, палки пускаются в ход и удары сыпятся на тебя, где попало. Чтобы мы в вагонах не спали, конвоиры деревянными колотушками или молотками били нас с неимоверной силой. Колотили, били о стены вагонов, бегали по крышам, создавал страшный грохот, чтобы не дать нам спокойно заснуть, хотя бы на короткое время.
Усталость овладевает истощенными и истомленными телами, а о состоянии нервов не приходится и говорить. Полусонными глазами смотришь в щелочку и наблюдаешь как меняются картины.
Вот уже и Румыния осталась позади. Перекатились и через границу «земного социалистического рая» ночью. Монотонно стучат колоса вагонов о стыки рельс. В щелях вагонов мелькают телеграфные столбы, придорожные редкие деревья и разные красивые пейзажи Украинской земли.
В вагонах тесно — ни сидеть, ни лежать. Духота ужасная и кажется, что весь воздух поглощен людьми и нечем дышать, а к тому же наружная температура (средина июня), накаленные солнцем железные крыши вагонов, усугубляют се. Хочется спать, но новью машинисты или неучи или на зло несчастным жертвам, ведут эшелон грубо, делая сильные рывки или толчки сопротивления, отчего люди качаются подобно волнам бушующего моря, сбивая друг друга с ног, падая на своих соседей. Громко высказываются проклятия по адресу всех заправил Советского рая.
На продолжительных остановках, вдали от станций, измученные бессонницей, люди начинают быстро засыпать в различных позах: стоя, сидя и лежа, но предаться сну, «крепкому и продолжительному сну, не удается.
Новые конвоиры, ревностные исполнители воли красных владык, очень часто, как нам казалось, злоупотребляли данными им правами, а возможно и имели специальные задания, а потому с новым пылом, как бы стараясь перещеголять друг друга и как можно больше изнурить свои жертвы, с неимоверной силой били молотками о бока и крышу вагонов, что сон, подобно испуганной птице, улетал, оставляя в душе боль и горечь, а в теле новое острое потрясение.