8903.fb2
Глядя на их радостные, сияющие личики и мне хочется радоваться с ними, их радостям. Ведь мы тоже такими были. Ведь этот обычай-наш обычай, испокон веков, оставлен и живет до настоящего времени, но взирал ни на какие козни и усилия безбожников и коммунистов, вырвать все эти религиозные обряды и вору из сердец люде
Вечером, пород праздником Крещения 6-го января по старому стилю, народ, начиная с трех часов дня, снует вперед к церкви и обратно. Мрак успокаивает всех. Станица засыпает и в 12 часов ночи, когда сон, крепко сомкнув глаза обывателям, сжав их в своих приятных объятиях, когда души их витают где то, забыв все мирские невзгоды, вдруг, разрывая ночную тишину, раздаются одиночные выстрелы и вскорости превращаются в частую стрельбу, как на поле брани продолжающуюся минут 15, возвещая о наступлении праздника.
В 4 часа утра встаю и иду к церкви. Еще темно. По улицам со всех концов станицы вижу торопящиеся фигуры с посудой в руках: кто с кувшином, кто с чайником, кто с кофейником и пр. и пр.
И все устремляются на возвышенность к церкви. Подхожу и я к ограде. Довольно большой двор — церковный, уже полон людьми.
Внутри у ограды, вокруг церкви, бесчисленное множество мигающих огоньков — свечей, слившихся, на первый взгляд, в одно общее огромное огненное кольцо, освещая торжественные лица склоненных фигур, ждущих появления священника, освящающего воду.
На рассвете служба в церкви кончается и священник с хором, поющим: «Во Иордани крощающуся Тебе Господи», выходит во двор.
Освятив волу в кадке, священник идет вокруг ограды, освящая воду ожидающих. С освященной водой люди быстро уходят освобождая место другим ожидающим в стороне; и так пока не будет освящена вода всем, круги вырастают по 3–4 и 5 раз.
После освящения моей воды, собравшись, иду к выходу, но далеко идти самостоятельно не пришлось. Живая масса людей всасывает тебя и несет помимо твоей воли вперед. Невольно приходится подумать о благосостоянии своих ребер, но ото длится не так долго.
Через несколько минут за воротами делается «разрядка». Плотная масса рассыпается, как из мешка орехи и с веселыми, довольными лицами, свободно вздохнув, разбредается по всем направлениям к своим жилищам, где надо написать мелом или выжечь кресты свечей на дверях и окропить освященной водой, по старым обычаям, всё: и людей и скотину, если имеется, деревья и виноградники.
Это наблюдается в казачьей среде и до настоящего времени.
Прошла страстная неделя, как в старое дореволюционное время и наступил день пасхальный. Подымаюсь в три часа ночи и спешу к церкви, чтобы захватить место, и в первую очередь освятить «пасху» — кулич, но вижу, что для первой очереди я, чуть не последний. С освящением пасок, яичек, соли и кусочка сала или колбасы, если они имеются, происходит такая же картина, как и с освящением воды на Крещение на заре.
Очереди меняются и не меньше четырех раз.
Праздник Пасхи встречается очень торжественно, и этой торжественности содействует то, что он в воскресение, а не как Рождество Христово, и люди, почти все свободны от работ.
Все обычаи соблюдаются, как и в дореволюционное время, но на много беднее. К церкви люди приходят и приезжают на грузовых машинах, даже за 20 кил. из мест, где церкви были разрушены коммунистами в 1918 году.
Партийцы в церковь не ходят и детей своих не крестят, но простой народ и сейчас тянется к церкви, особенно старших и сред — них лет, посещают церкви исправно, но среди них бывает не мало и молодежи. В большие праздники, как Рождество, Крещение, Пасха, если не придешь в церковь за три четверти или пол-часа раньше до начала службы, ты в церковь не сможешь протолкнуться, церковь переполнена. Церковь не в состоянии вместить всех верующих, желающих ее посещать, и толпа в 100–200 и 300 человек, молится на дворе, у входов в церковь, не взирая на время года.
С молитвой священник по домам не ходит.
Школ в станицах не мало. Семилеток и десятилеток по 3–5 и больше, смотря как велика станица. Школьная программа не мала, но ее не вполне постигают учащиеся и очень страдают по всем предметам, начиная с русского языка. Знания учеников подсоветских школ не сравнить со знаниями учеников дореволюционного времени по всем предметам. Школьные учебники пестрят глупыми выражениями о «фашистах», «белобандитах», партизанах, доярках, свинарках и о всей советской «прелести».
Два дня в неделе учеников используют, как работников на колхозных полях. Особенно смешными кажутся ученики маленькие 2–3 классов, идущие с сумочками через плечо и мотыгами с длинным черенком, сделанным, конечно, для взрослых, тоже на плече, направляясь в поле на полку кукурузы.
Учительницы распределяют участки в поле и под их наблюдением малые труженики уничтожают врагов кукурузы — сорную траву, а зачастую и любимицу Хрущева — кукурузу, неудачными ударами тяжелой мотыги, предназначенной для более сильных работников.
Бедная молодая гвардия, после дневного «героического труда» к вечеру возвращаясь, едва плетется в станицу — домой и уже не неся, как утром, на плечах мотыги, а влача их по земле — усталые грязные.
Об окончивших семилетки и десятилетки, никто не беспокоится. Они, окончив эти учебные заведения, сами должны пробивать себе путь, — идти в колхоз доярками, свинарками или же простыми работниками. Многие, как юноши так и девушки идут в города и там, на производствах учатся ремеслам: плотников, каменщиков, штукатуров, маляров и пр. Многие идут на заводы и учат тракторное и слесарное ремесла, электросварщиков, автогенистов. Очень многие юноши идут изучать шоферскую и тракторную профессию, но ни один молодой человек не остается в колхозе: не хотят быть рабами советского хозяйства.
Там, в Казачьей Области и по всему Сов. союзу, развелось очень много композиторов, но многие из них не стоят «выеденного яйца», как говорится. Я имел радиоприемник и каждый вечер слушал музыку и пение, передаваемые со всех больших радиостанции и часто приходилось разочаровываться новыми музыкальными произведениями и песнями, вновь испеченными на советский лад их новыми композиторами. Не догнать им старых композиторов: Чайковского, Глинку, Римского-Корсакова и многих других прошлых времен да и наши казаки, мастера на песни и танцы.
Много есть подражаний, но они скудны, бедны. Часто приходилось слышать «квинтеты» — пятиголосное пение. О, как оно ужасно, какой душураздирающий дисонанс. Какой сумасшедший придумал это.
Мне кажется, что они этим хотели окончательно убить музыкальную душу, отравить ее. Вытравить любовь к музыке и песням у людей.
Часто пелись и кантаты своему «святому» Ленину и «коммунистическому труду», подобно церковным песнопениям, но все это получалось смехотворно, бедно и в конце концов унялись, перестали мозолить уши людям и портить нервы своим безумным пением.
Часто передавались выступления Культ, кружков, но все у них основано, главным образом, на старых песнях. Поются и новые песни, но нет в них той красоты, смысла и глубины чувств, как в старых наших песнях. Частушки пользуются большим успехом, но старых песен и вальсов ничто не может заменить и они живут.
Они желаемы всюду и всегда. Они бессмертны и их пока что, нечем заменить. Почти каждый вечер передавалась китайская музыка и пение, но к чему они и кто их слушает? Чьему сердцу они милы?
Этот дикий, для наших ушей, вой? Слушатели с руганью переключают приемник на другую станцию, ища что-либо свое услышать, или совсем его выключают.
С давних пор и веков наш Казак отличался музыкальностью.
Пелось в радостях, пелось в печали и то с детских лот: пелось в поле и в станицах, и на хуторе, в огороде и в дорогах. Песня всегда и всюду сопутствовала нашим людям, а теперь этого нет.
Теперь, «прекрасная» жизнь в коммунистическом «раю», отучила молодежь от этого. Молодежь уже не так музыкальна, как было раньше. Есть одиночки и то редко. Теперь уже не услышишь, в станицах и хуторах, как бывало когда-то, песни парубков и дивчат на улицах вечером. Все ушло, все пропало. Всюду видишь сосредоточенные лица, даже у детей.
Нет больше ни «улицы» ни «вечерниц», нет песен нет веселости! Лишь чародейка-самогонка заставляет пожилых и стариков открыть свои глохнувшие голоса и в песнях открыть свои души и напомнить о былом, прошлом, что когда-то были времена доброй свободной жизни, без коммунистического ига, без нищеты, когда люди были сами себе господами и хозяевами своего, приобретенного своими трудами, и на это никто не посягал. Да было время, да его красный дракон погубил.
Киноматографов много. В нашей станице было пять. Входная цена два рубля. Когда показывают заграничные фильмы, кино наполнено до отказа, так же фильмы из жизни дореволюционного времени пользуются большой популярностью. Всем интересно посмотреть ту жизнь, о которой коммунисты так много говорят нехорошего.
О новых советских фильмах люди отзываются скептически и с высмеиванием, «все дутое» — говорят. Все самохвальство о разных достижениях и перевыполненных планах, не оправдывается. Много лжи и вымысла и им не верят, слишком залгались.
Кроме кино есть и клубы, где молодежь собирается потанцевать и где не редко возникают ссоры, драки и даже убийства среди молодежи. Дух времени делает свое дело. За вход в клуб платится..*
Для осмотра и лечения легко больных ость амбулатории. Бели желаешь попасть на осмотр, приходишь за 2–3 часа занять очередь, иначе принят не будешь, так много собирается больных. — Осмотр делается бесплатно, а лекарства в аптеке за свои деньги.
Врачи, особенно мужчины /их было два/ были очень внимательны к больным, женщины же /врачи/ более грубы, особенно к своим пациенткам, почему пациентки и старались идти к врачам мужчинам.
Врачам полагалось принять десять пациентов. Зуболечение и пломбировка зубов — бесплатное. Искусственные зубы и коронки делались за плату из расчета 20 руб. за зуб. Больных набиралось очень много.
В станице есть одна больница. В ней мне не пришлось бывать, но те, кто там лечились, отзываются очень плохо о медицинском персонале, начиная от врачей, сестер и до санитарок. Лечение слабое, а еще слабее уход за больными. Плохое питание и грязь.
Больные, в нужные моменты, не могут дозваться сестер и санитарок и вынуждены помогать друг другу.
Машиностроение в Сов. союзе удовлетворительно. Грузовых автомашин очень много, работающих на производстве и в колхозах, а пассажирских очень мало. В 1955 году автобусов на автостраде не видал и пассажиры пользовались услугами шоферов грузовых машин, но не всегда было удачно. Очень многие шоферы, чуть ли не все, усердно заглядывали в бутылки и пьяные управляли машинами.
Часты были случаи, что машина наскакивала на машину, побив и покалечив людей. С 1957 года появились автобусы жесткие и мягкие и пассажирское движение стало лучше. Обслуга автобуса — шофер мужчина и кондуктор женщина. В поездах и трамваях кондуктора только женщины. Грузовые автомобили все государственные и колхозные, частных — нет. Легковые автомашины есть, но очень мало. На всю нашу станицу было не больше пяти.
На протяжении всего моего время пребывания в лагерях и на «воле» с 1945 года по 1959 год в Сов. союзе, я чистой правильной речи /русской/ почти не слыхал. 90 % говорят неправильно, искажают слова, засоряют варваризмом, даже вульгарными словами, от чего, даже озноб тебя берет, когда их слышишь.
Со мной был такой случай: в 1958 году, весной, в порядке три-месячной явки на регистрацию в МВД в ст. Абинскую, я зашел в универмаг /универсальный магазин/ поглазеть, пока не придет время явки /к 11 часам/. У прилавка образовалась, довольно большая очередь покупателей и вообще магазин был переполнен народом.
Чтобы никому не мешать, стал я у окна и посматриваю на сутолку. К этому окну подходят две дамы, одна лет под сорок, а другая лет под тридцать приблизительно. Одеты прилично и выглядят интеллигентными. По виду должны быть или из советской аристократии, или из начальствующих лиц, или жен начальников. Старшая возмущалась, вероятно, что надо было стать в очередь за покупками, и отвернула такое словечко по адресу продавцов и их работы: «здесь все делается через….», что я сделал шаг в сторону, отвернулся и сделал вид, что ничего не слышу. Мне было стыдно за них, но они ничуть не стесняясь, как будто бы меня и не замечают, продолжали свой разговор в том же духе, вставляя «хорошие» словечки и я вынужден был уйти подальше от собеседниц.
С суеверием коммунисты борются беспощадно но оно не умерло.
Оно живот и развивается. Простой народ, в надежде заглянуть в будущее, в неизвестное и узнать его, подготовить себя ко всяким случайностям, идет за 10–30 и 50 клм. Не жалеет ни сил, ни ног, ни денег для «ворожки», которая в конце-концов оказывается шарлатанкой и я такой случай даже проверил.
Многие расхваливали ворожку в ст. Ильской на улице Ворошилова номер 1. Она и будущее предсказывала и лечила и была, по словам легковерного народа, чуть ли не чудотворцем исцелителем.
Решил я проверить чудеса двадцатого века. Беру с собой старенький велосипед и качу в станицу Ильскую, со всеми предосторожностями, чтобы нет попадаться на глаза милиции.