Что-то похожее на облегчение отразилось в его вылинявших глазах.
- Идите, дядя Вася. Уверены, что хлорофос хранили только в том бачке?
- Где ж его еще держать? Завсегда надоть по инструкции. Как положено, как коллеги и начальники приказывали. В нашем деле аккуратность - первая заповедь. Хорошо дешево не бывает.
Я смотрел на его сутулую удаляющуюся спину, выражавшую готовность выполнять все указания и приказания "коллег и начальников". С семьей он давно расстался, стал каким-то неприкаянным.
Конечно, доверять такому человеку нельзя. Но нельзя забывать, что он преданно ухаживал за подопытными животными. И, насколько мне было известно, никто никогда не мог его упрекнуть, что он забыл их вовремя покормить или не убрал в клетке. Вот и Таня его хвалила...
Я тяжело вздохнул и пошел уже к выходу, но какая-то невидимая привязь натянулась и дернула меня вернуться. Мне казалось, что упущено нечто важное. Я осмотрел клетку Опала. В ближнем углу ее лежали таблички со знаками: круг, треугольник, изображение скрещенных рук... С грехом пополам Опал усвоил три знака, а дальше - ни в зуб ногой...
- Крепко подводишь меня, дружок, - сказал я шимпу.
Он, сидя на четвереньках, повернул ко мне голову. На миг в его тусклых глазах мелькнуло новое выражение. Или мне показалось?
Дверь открылась. Невысокий, худощавый, остролицый человек стремительно шагнул ко мне, не дав даже поздороваться.
- Петр Петрович, все знаю. В общих чертах. Покажите, где вы нашли кожуру банана.
Это было в его манере - забывать здороваться и сразу приступать к делу, выхватывать детали, которые другим кажутся несущественными.
Я указал место, где поскользнулся на кожуре. - Как она попала сюда? - Том мог выбросить. - Или банан здесь чистили прежде, чем дать Тому. Ближе к клетке Опала.
"Ну и что?" - мог бы я удивиться, если бы не знал так хорошо нашего директора. Виктор Сергеевич умел делать совершенно неожиданные выводы из сопоставления деталей, на которые обычно не обращают внимания. В этом, помимо прочего, и заключался его "феномен".
Став на место, где я обнаружил кожуру, он стал оглядываться по сторонам. - А как ведет себя ваш Опал? - выпалил он, поводя своим острым носом, будто собираясь клюнуть. Он мгновенно переключался с одного на другое, умея думать почти одновременно о десятках самых разных вещей, - и в этом было, пожалуй, второе отличительное качество "феномена Слепцова".
- Опал, как обычно, без успехов... - признался я. - Или их не замечают. Был бы рад, Виктор Сергеевич, если бы вы их заметили, - не удержался я от плохо замаскированной подначки.
Словно восприняв мои слова совершенно серьезно, он устремился своим легким птичьим шагом к клетке Опала и постучал по прутьям согнутым указательным пальцем.
- Извольте, голубчик, показаться!
Послышалось яростное рычание. Виктор Сергеевич едва успел отдернуть руку, иначе ее схватила бы иная рука - волосатая, с длинными цепкими пальцами.
- Ого, а он не любит фамильярностей.
Никогда не видел я Опала таким разъяренным. Его глаза утратили тусклость, в них вспыхнули багровые огоньки. Он колотил себя в грудь, выкрикивая угрожающее:
- Ух! У-ух! - Вот уж никогда бы не подумал, - бормотал я. - Не переживайте. Вы не могли меня предупредить. И по незнанию, и по уважению.
Я счел за лучшее промолчать. Не мог же директор забыть, как совсем недавно я вступил с ним в неуступчивый спор.
- Проявляет характер, - одобрительно сказал Виктор Сергеевич, склонив набок голову, приглядываясь к Опалу.
Так же мгновенно, как и взъярился, шимп затих.
- А это уже нетипичное поведение, - раздумчиво проговорил директор. Поздравляю, Петр Петрович. Ваш питомец делает некоторые успехи.
Опал отступил в глубь клетки, повернувшись к нам спиной, поросшей необычно длинной шерстью.
- Вот и вся его реакция, - разочарованно сказал я. - Вся ли? - как эхо откликнулся Виктор Сергеевич, не сводя взгляда с шимпа. Затем спросил: - А как другие?
- Коровы дали прибавку в весе и надое - до килограмма молока дополнительно. Быки тоже прибавили в весе, но стали слишком агрессивны. Качество шерсти овец заметно повысилось, а вот вес стал почему-то снижаться....
- За счет подвижности, - уверенно сказал Виктор Сергеевич.
Эта его уверенность иногда раздражала - и не только меня, особенно когда неизменно оправдывалась. Не может же человек постоянно оказываться правым. Не должен!
- Не спешите переводить Опала в большую клетку, - без всякого перехода сказал Виктор Сергеевич, почему-то повышая голос. - Но как же самки? И потом...
- Поместите туда другого самца. - Слишком молод. - Не того. Вам привезут другого из Сухумского питомника. Шевельнулась косматая голова Опала с большими ушами. Мне показалось, что он прислушивается к нашему разговору. Возможно, его насторожили громкие интонации. Ведь слов он понимать не мог.
- Виктор Сергеевич, - робко начал я, - может быть, временно прекратить опыты с полигеном Л на обезьянах? Начало, сами видите, неудачное. Лучше потом...
- Потом - после защиты? Боитесь дать козыри оппонентам? Осторожничаете? В вашем возрасте рановато. Он не представлял, как меня заденут его слова.
- Рановато мы перешли к опытам на обезьянах, - возразил я. - Нет, не рано. В самый раз. Он говорил так, будто не я вел эти опыты, а он. И словно не мне расплачиваться провалом диссертации. Хорошо ему рассуждать со своим директорским окладом, со званием академика! Я уже готов был сказать какую-то дерзость. Он ждал, склонив набок голову с седыми висками и глубокими залысинами над крутым бугристым лбом. Темные блестящие шарики его глаз с любопытством, как во время опыта, смотрели на меня. - Ну, ну, выпаливайте, не консервируйте в себе. Кровь бросилась мне в лицо. Я покраснел буквально "до корней волос" - впервые я так явственно понял значение этого выражения. Мне стало невыразимо стыдно, вспомнился тот вечер, когда он произнес эту же фразу в ответ на мои маловразумительные сетования. Тогда я выпалил ему, что отказываюсь от серии опытов, что они в корне ошибочны, что я зашел в тупик, откуда нет никакого выхода. Это произошло на пятый или шестой год моей работы в институте. Он сказал: "Ну что ж, возможно, вы и правы. Давайте еще раз проверим ваши формулы. Для начала промоделируем их на машине. Попросим Александра Игоревича помочь вам".
Я только приблизительно мог представить, сколько времени потребуется для составления уравнений. Александр Игоревич был вторым его замом - по вычислительному центру. Биолог и математик, как и Виктор Сергеевич, он специализировался на применении математических методов - в биологии. Иногда он шел от математической абстракции и моделировал такие, комбинации веществ и тканей, которых в природе еще не существовало, а уже затем передавал свои модели в лаборатории, чтобы они обросли веществом. Александр Игоревич был истым фанатом своего дела и требовал для экспериментов львиную долю институтского бюджета, из-за чего очень часто вступал в конфликты с другими замами и руководителями лабораторий. Евгений Степанович полушутя называл его "пиратом".
Виктор Сергеевич сумел тогда убедить меня, и Александр Игоревич ушел из директорского кабинета, унося листы с моими формулами и оставив меня в полной неопределенности.
Дни тянулись, как резиновые. Я не находил себе места ни в лаборатории, ни в читалке, ни в общежитии, где мне в нарушение правил выделили отдельную комнату. В те дни комната была завалена научными журналами, и, когда одновременно открывали форточку и дверь, сквозняк разбрасывал листы по всему коридору, и соседи помогали мне собирать их.
Так продолжалось три недели. Посвященные в мои горести сотрудники старались подбодрить меня, впавшего в уныние. И когда я уже был близок к заключению, что вообще не пригоден к научной работе и нужно подавать заявление об уходе, Виктор Сергеевич пришел к нам в лабораторию, и уже с порога сказал;
- А ведь вы оказались правы, Петр Петрович.
- Ошибочна сама идея? - вскинулся я и подумал: "Он мог бы не говорить об этом при всех".
- Можно подумать, что вы этого хотели. Конечно, все наоборот! Вы были правы, когда выдвинули свою идею. Полиген Л будет работать так, как вы предполагали. Став лидерами, животные, естественно, будут активнее ориентироваться в среде обитания - лучше выбирать места выпаса, быстрее укрываться от непогоды, а значит, прибавят в весе, интенсивнее пойдет размножение, повысятся все полезные для нас качества. Quod erat demonstrandum. Необходимо только внести в формулу небольшие уточнения. Пойдемте ко мне.
На этот раз его птичья, вприпрыжку, походка достигла максимума. Виктор Сергеевич шел, как шутили у нас в институте, "выпрыгивая из туфель". Я едва поспевал за ним.
Виктор Сергеевич промчался через приемную, улыбаясь посетителям, говоря: "Здравствуйте, рад приезду", "Извините, неотложка", "Подождите тридцать пять минут, сами видите - неотложка"; секретарше: "Тридцать пять минут ни с кем меня не соединяйте, кроме экстренных". Я старался не отстать, почти наступал ему на пятки, опустив глаза, чувствуя на себе сверлящие взгляды. Уже у самой двери на миг остановился, наткнувшись на ощутимо настойчивый взгляд. Поднял глаза - а лучше бы не поднимать...
- Извините, Евгений Степанович, - невольно вырвалось, но Виктор Сергеевич тут же втащил меня за руку в кабинет.
Он с разбегу бросил свое небольшое тренированное тело в глубокое кресло. В это время дверь без стука отворилась, и вошел Александр Игоревич. Молча кивнул мне и уселся в кресле напротив. Значит, роли были заранее распределены.
Александр Игоревич взял со стола академика рулоны бумажной ленты, быстро их размотал. На некоторых выделялись обведенные красной пастой цифры.
- Александр Игоревич посчитал варианты, - захлебывающейся скороговоркой выпалил Виктор Сергеевич (у него получилось: "Александр Игрич почтал варнты"). - Вывод - к полигену нужно прицепить еще несколько ферментов, ответственных за синтез веществ, повышающих агрессивность. Агрессивность! Вот чего не хватало вашему полигену Л! Здесь - смотрите же! - и здесь. Ясно? Что скажете?
- Но такое соединение будет активно воздействовать на печень.