— Номинально. И ненадолго. А свадьба была как будто целую тысячу лет назад. Я уже ничего не помню.
— Ты можешь остаться.
Тельман говорит это спокойно, не глядя на меня, как бы между делом, а я теряюсь. И ничего не отвечаю ему, разглядываю ровные насыпи шоколадного оттенка щебёнки, скрывающей от любопытствующих взглядов жемчужину Криафара. Сама не знаю, рада я этой внезапной перемене, этому подарку — или подачке, с какой стороны посмотреть, — или наоборот зла, безмерно зла на него и на себя заодно.
Потому что остаться хотелось. Очень.
Вернуться было необходимо, но я не помнила, зачем и почему. Толком не могла понять, куда, к кому. Странные провалы в памяти потихоньку восполнялись, затягивались, и всё-таки я чувствовала, что потеряла, упустила из вида нечто самое важное.
Мы проехали в очередной проход, словно протиснувшись сквозь невидимую тонкую, но ощутимую, слегка влажную плёнку, и я забыла о своей амнезии, о Тельмане и его полушутливом, полусерьезном предложении, вообще обо всём на свете. Потому что посреди мёртвого высохшего мира камня и песка пульсировало, дышало, переливалось всеми оттенками зелени, синевы и пурпура самое настоящее чудо.
Охрейн.
* * *
Мне трудно оценить его площадь, вероятно пара десятков квадратных километров, но, возможно, я сильно занижаю количественные показатели. В первый момент чёрные поля, покрытые зеленым, золотым и какими-то перламутровым флёром ранней, только что поднявшейся растительности кажутся мне бескрайними. Бесконечными. Россыпь сельскохозяйственных строений — конюшен, коровников, курятников, если так можно их назвать, потому что ни лошадей, ни коров, ни кур в привычном мне понимании в Криафаре нет — протянулась справа. Где-то вдали я вижу пасущиеся стада мохнатых четырёхрогих лохтанов. Река, единственная сохранившаяся полноводная река Айвуз была с этой точки обзора не видна, но я чувствовала её запах. Пьянящий, головокружительный, свежий запах жизни: воды, жирной плодородной земли, незнакомых животных и иномирных растений, всё это, невообразимо смешавшееся в какое-то хитросплетение ароматов, приятных и не очень, но по сравнению с безжизненным горячим воздухом остальной части Криафара, вечно скрипящем на зубах песком это было восхитительно. Судя по тому, какой невесомой, полупрозрачной казалась проступающая на полях листва, здесь была весна. В Криафаре не было времён года, то есть, ни один день года не отличался кардинально от другого, но в Охрейне имела место и короткая весна, и осень…
— Здесь же не бывает зимы? — почти возбужденно спросила я Тельмана, резко натянув поводья своего камала, отчего он недовольно утробно хрюкнул. — Зима, снег?
— Снег? — Тельман потянулся ко мне, успокаивающе хлопнув моего зверя по холке. — Это что?
— Такое белое, холодное и падает с неба на голову, а в тепле превращается в воду, — я засмеялась. Наверное, тут даже газовый состав воздуха другой, переизбыток кислорода или что-то в этом роде, отсюда такое эйфорическое состояние.
Биологи, геологи, физики и прочие умные люди с Земли пришли бы, вероятно, в эйфорическое состояние просто от самого факта существования подобного природного парадокса.
— Нет, такого у нас нет, ночью в час гнева выпадает иней, такой белый холодный порошок. Но он не падает на голову, просто замерзают микроскопические капли жидкости на поверхностях, — очень серьёзно ответил Тельман, а я опять расхохоталась.
— Это пройдёт, — понимающе добавил он. — Здесь очень… свежо.
— А тебе не весело?! Тут так прекрасно. Почему ты живёшь не здесь? Надо перенести сюда дворец.
— Справедливое и равномерное распределение ресурсов — то, благодаря чему выжил Криафар, — пожимает плечами мой Вират. — Я соврал бы, если бы сказал, что обитатели Каменного замка не получают больше, но это соизмеримое "больше". Однако и нашим виннистерам нельзя доверять целиком и полностью, и всем людям, являющимся звеньями в цепочке от пашни до чьих-нибудь нуждающихся рук. Если дворец окажется здесь, это будет слишком большим соблазном, слишком большим искушением. Сепарация власть имущих от Охрейна была первым обещанием, данным моим предком Виратом Плионом после того, как духи-хранители, проклявшие Криафар, вернулись в Хран и заснули. Мы не можем нарушать это обещание.
— У-у, ты говоришь, как настоящий справедливый король, — я смеюсь и тянусь к нему, но не дотягиваюсь. — Всё-таки, надо признать, когда я тебя придумывала, то заложила и что-то хорошее.
— Ты меня придумала? Забавно. Но я и есть самый настоящий, — Тельман улыбается в ответ, а я треплю камала за шкирку и едва не теряю равновесие. Нельзя ему рассказывать… Ни в коем случае нельзя!
Эта мысль отрезвляет, заставляет прийти в себя. Эйфория ещё чувствуется, голова идёт кругом, но я уже могу её контролировать. Великое достижение…
Среди полей и животных копошатся люди, мелкие и какие-то одинаковые, как муравьи, наше появление проходит для них почти что незамеченным, но есть и другие, явно рангом повыше: наблюдающие, проверяющие, что-то изучающие. От работяг, впрочем, привилегированных работяг, потому что в Охрейн стремятся попасть все, кто физическим трудом зарабатывает себе на жизнь, они отличаются головными уборами: не повязки на манер пиратских бандан, а широкополые шляпы. «Надсмотрщики» кланяются, шушукаются. Так или иначе, явление короля для них — нонсенс.
Мимо меня с жужжанием проносится какое-то мохнатое бордовое насекомое, отвлекшись за него, я не сразу замечаю словно бы из воздуха материализовавшегося седовласого виннистера Риана с двумя сопровождающими за спиной. Его роскошные усы, кажется, стали ещё пышнее от благообразной душевной улыбки на лице, но одновременно с этим мне кажется, что он с трудом подавляет то ли тревогу, то ли раздражение.
— Вират! Вирата! Как неожиданно… И приятно.
— Моя супруга оказалась здесь первый раз, — с этакой величавой небрежностью произносит Тельман, и я невольно думаю о том, на самом ли деле он может быть таким, каким кажется: уверенным, властным, взрослым, или это только игра, минутная бравада передо мной. А возможно, и то, и другое разом. — Вирата Крейне хотела бы посмотреть, как здесь всё устроено.
— Очень хотела бы, — проникновенно говорю я, отмечая, как беспокойство на лице местного, если можно так выразиться, министра сельского хозяйства не исчезает, нет — отступает куда-то в глубину. — Я же понимаю, что от вашей качественной и бесперебойной работы зависит весьма значительная доля благополучия Криафара.
— Охрейн велик, Вирата. Что бы вы хотели посмотреть в первую очередь? Фруктовые сады? Огороды? Пастбища? Может быть, полюбоваться прекрасным Айвузом с фирианова моста? На пасеку, думаю, приглашать вас не стоит, да и в лесу достопримечательностей маловато, но… У нас тут есть потрясающие цветочные луга, только-только зацвели голублянки, это потрясающе красиво, а какой стоит аромат! И…
Да, наверное, для скромной девушки из Травестина, за два года обезумевшей от местной мёртвой и агрессивной флоры и фауны и убойного климата, интересным было бы в первую очередь созерцание милых зверушек и цветочков.
Но для меня, жительницы средней полосы России, тоска по живой природной красоте еще не стала столь сильной и ноющей, как, вероятно, должна была быть у Крейне, и я нарочито беспечно мотаю головой, понимая, что пытаясь косить под дурочку, ясно переигрываю — куда мне до Тельмана!
— На аромат голублянки у меня аллергия, жуткий насморк начинается, — доверительно сообщаю виннистеру. — Так что пропустим этот этап. Я бы хотела поговорить с простыми работниками, вы же понимаете, что для главы государства важнее всего люди?! А, кроме того, неплохо бы пообщаться с вами поближе, один на один, точнее, один на два, Совет Одиннадцати не даёт нам такой возможности… Вы же невероятно важный человек, вы фактически кормите, поите и одеваете всю страну! Желательно провести беседу в вашем кабинете, там, где хранятся разные скучные бумаги, отчёты и прочие документы. Вы же понимаете, какая огромная ответственность лежит на ваших надёжных и мощных плечах?! За каждой каплей воды, за каждой горсточкой земли — чья-то жизнь, виннистер Риан, жизнь, за которую вы отвечаете своей единственной и неповторимой жизнью.
— Полностью поддерживаю, — Тельман подъезжает, его камал встает бок о бок рядом с моим. — Не знал, что у тебя такая реакция на голублянку, дорогая. Как раз собирался прихватить букет и украсить им спальню.
— Твою или мою? — тихо спрашиваю я, и Тельман только собирается что-то ответить, но виннистер Риан склоняет голову с некоторой обречённостью.
— Да, конечно, как прикажете. С чего желаете начать?
— С документации, — решаю я. А ну как уничтожит что-нибудь лишнее, если время будет. — А потом совместим беседы и обзорную прогулку. Час гнева…
— В Охрейне не бывает часа гнева, дорогая, — вмешивается Тельман. — В это время здесь идёт дождь! — а потом наклоняется ко мне и говорит, ещё тише, чем я:
— Мне уже страшно. Скоро ты и во дворце потребуешь отчётов?
— Если успею до своего исчезновения — непременно, — отвечаю я, отмечая краем глаза, как улыбка на его лице бледнеет и гаснет, уступая место задумчивости.
Глава 46. Криафар.
Несколько раз, там, в моей земной жизни я проводила вебинары по финансовой грамотности. На самом деле, в этом нет ничего сложного… тем не менее, экономического образования у меня не было, и осилить анализ внушительных стопок документов, сплошь состоящих из унылых сводок цифр за два последних года, подсунутых мне не менее унылым виннистером Рианом и двумя его восхитительно безмолвными и исполнительными помощниками, было бы ой как непросто.
Уж точно не дело пары-тройки часов.
К счастью, обнаружились две вещи, нет, даже три. Во-первых, здоровая и какая-то живительная, вдохновляющая злость при мысли о том, что какие-то сволочи могут позволить себе неустановленное сюжетом мошенничество в моём мире. В моём, до самого последнего камушка! Любовно выпестованном, любовно же разрушенном и буквально собранным, будто пазл, из кусочков воспоминаний, мечтаний и снов, на поверку оказавшимся таким прекрасным во всех его проявлениях.
Во-вторых, Тельман, как ни странно, что-то соображал, и хотя я отчего-то была уверена, что он в лучшем случае застынет надменной свечкой где-то у порога или окна, предоставив мне изучать отчёты и беседовать с виннистером, Вират меня удивил. Взял на себя инициативу, деловито и неутомимо шелестел страницами, задавал какие-то вопросы, и, судя по несколько ромбовидным глазам Риана, даже по делу. Мешать такому изумительному зрелищу, как пытающийся произвести впечатление на даму мужчина за работой, я не стала, но страницами тоже пошуршала. Снова подивилась тому, что понимаю местный письменный язык, возможно, действительно состоящий из кириллицы и арабских цифр, потому что ничего иного я не выдумывала — а может, потому, что находилась в теле знающей его Крейне, и теперь мой мозг лихо конвертировал увиденное под нужды сознания. Искренне попыталась разобраться в документации и сделала всего несколько выводов, крайне неутешительных: судя по отчётам доблестного виннистера Охрейна, результаты функционирования местного Мируша, то есть, рая за последние два года оказались несколько ниже предыдущих, а вот расходы выросли от полутора, местами даже до четырёх раз! Интересно, на что — и по какой причине? Зато — и это была третья радующая вещь — моя интуиция оказалась в кои-то веки на высоте.
Удивительные дела творятся в Криафарском королевстве… Или неудивительные, с учётом того, что монарх первый раз соизволил взять хотя бы что-то в свои красивые аристократические руки. Впрочем, выяснилось, что Вират может не только на беззащитную девушку голос повышать и не только ей угрожать всяческими непотребствами. На мой взгляд, однако, угрозы были излишними, и я потянула Тельмана за край его просторной верхней накидки, превращающей вполне себе европейского монарха в экзотичного восточного принца:
— Полегче, дорогой. Мы же и так догадывались обо всём, верно? Не стоит делать вид, будто ты действительно думал, что никто не кладёт себе в карман четверть, а то и треть заботливо выращенного и созданного простыми прилежными подданными, лишая тем самых других верных подданных необходимого, буквально обрекая их на верную смерть! Совет Одиннадцати опять обзаведётся вакантным местом, какая жалость — но не трагедия же. Оно будет точно удалённый зуб — не болит, но нагружает соседние зубы и ужасно смотрится. Дорогой виннистер, проглотите все ваши возражения, возмущения и оправдания, запейте водой, если с трудом глотается…
Может быть, насыщенный кислородом — или чем там дышат местные жители — воздух Охрейна всё-таки снова кружил мне голову, но несмотря на неприятные разговоры, я опять развеселилась. И хотя наши дальнейшие действия были чудовищно далеки от "весёлых", внутренне я не могла подавить азартную широкую улыбку.
За два года как минимум приближенный к управленческой верхушке народ в Охрейне окончательно обнаглел. То ли они действительно поставили на Тельмане крест как на правителе, собирались нахапать побольше и сбежать подальше, то ли просто обалдели от свалившихся на голову возможностей: столько богатых природных ресурсов и почти никакого контроля, кто тут устоит! Местные ворюги даже почти не пытались замаскироваться: все понимали, что Вират Фортидер слишком слаб, а его сыну нет никакого дела до происходящего. Страшно подумать, что творится в других областях…
"Куй железо пока горячо", говорят на моей земной родине, а криафарский аналог мог бы звучать как… ну, не знаю. "Пей сок пустынного манника, пока листья в трубочку не свернулись" — или что-нибудь в этом роде. Слегка отошедший от праведного гнева Тельман развил бурную деятельность. Возможно, он был действительно не до конца потерян для человечества в целом и трона в частности, возможно, ему просто хотелось побыстрее с этим закончить: как бы то ни было, я всё ещё не доверяла ему окончательно, но от души любовалась проявленной инициативой.
В результате, Тельман созвал нечто вроде народного собрания, не простых работяг, как я изначально планировала, а менеджеров среднего звена, от чьего лица сначала около часа выслушивал разнообразные стенания мигом сообразивших, что к чему работничков. То ли по тональности стенаний, то ли ещё по каким-то признакам вычислил тех, кто находился подальше от кормушки, тут же назначил временных заместителей бледного, как неведомый Криафару снег, Риана, посадил кого-то писать отчёт о растратах и злоупотреблении служебными полномочиями, кого-то поставил надзирать за самыми проштрафившимися, чтобы ненароком в Айвузе не утопились, а кого-то послал с краткой запиской во дворец, папеньку порадовать — или огорчить, тут как посмотреть. Впрочем, мой сарказм в данном случае был всё-таки неуместен.
Прогулка по Охрейну тоже удалась, несмотря на все административные разборки. Под дождь мы, к сожалению, не попали, но зато я вдоволь побродила по полям и фермам, ощущая себя едва ли не Алисой Селезнёвой с её космическим зоопарком. Хотя — опять преувеличиваю, до инопланетных животин местной фауне было далеко, звери и птицы напоминали свои земные оригиналы, слегка приукрашенные шаловливым, капельку нетрезвым, но очень талантливым художником. Шестирогие лохтаны так и вовсе водились на земле, но имея на пару рогов меньше и будучи не такими крупными — местные приближались по габаритам к коровам, не иначе, и цвет их серебристой шерсти был необычно ярким и чистым, как в детских красках. Многочисленная крылатая и пернатая мелюзга бодро месила когтистыми лапками песок идеально чистых птичьих дворов. Ваккаи с длинными шеями — изумительный гибрид то ли коровы и жирафа, то ли слегка отредактированный вариант лам — доверчиво потыкались мне в ладонь мягкими губами, а я погладила их бархатные рожки, думая о том, что по крайне мере местные мздоимцы не экономили на содержании всех этих чудесных созданий.
…голублянка пахла изумительно — или это я соскучилась по полноценным ароматам? Жаль, что соврала про аллергию, а с другой стороны — пусть растёт. Тем более со спальнями мы пока что так и не определились.