— Вы, вы. У вас приятная внешность, не смазливый красавчик и не перекаченный мачо, — меня понесло, и я мысленно махнула рукой на всё. — Сразу видно, ваше самое сильное оружие — интеллект, и мне это нравится, а особенно то, что при всём при этом вы умудряетесь ещё и неплохо зарабатывать. Вы отличный рассказчик, увлеченный, явно творческий человек. Романтик в душе, рыцарь, бард и интеллигент — восхитительный коктейль, к тому же у вас приятный низкий голос, вы выбираете замечательный парфюм, да и в одежде у вас есть вкус. Но, к сожалению, то, что вы псих, здорово понижает ваш личный рейтинг…
— Я вовсе не сумасшедший, Марианна. Просто в жизни всё гораздо сложнее, чем кажется, и поверить в то, что наша реальность многослойна, не так легко — особенно, если всю жизнь вас убеждали в обратном.
— Вы говорите не по сценарию! — мне вдруг стало почти весело. — Как жаль…
— А что я должен был сказать?
— Вы должны были сказать, что я тоже смахиваю на женщину вашей мечты. Разумеется, это была бы ложь, и я бы в неё не поверила, но мне было бы приятно, хотя бы первые четверть шага.
— Теперь вы говорите как настоящая жительница Криафара, — Вячеслав улыбнулся, и улыбка у него совершенно не безумная. Хорошая такая улыбка. — Вы — женщина моей мечты.
— Эх, — я с сожалением покосилась на пустой стол. — Я бы не против стать жительницей Криафара. Посуда разбита, а говорите вы совершенно неубедительно. Пожалуй, пора ложиться спать. Вы хотели узнать о финале? Я думаю, финал совсем близко. Крейне похи…
Ладонь Вячеслава ложится мне на рот, не касаясь кожи, буквально в паре миллиметров.
— Я не должен знать.
— Да почему? — я вскакиваю со стула — и он тоже поднимается. Я делаю шаг к нему, а он — от меня. — Что за бред вы мне тут несёте?! Сдаётся мне, шизофреником вы только прикидываетесь, шизофреники такие бабки не зарабатывают!
— Это может навредить сюжету. Исказить его.
— Почему?!
Вячеслав делает ещё шаг, врезается в табуретку, а мне невероятно хочется запустить в него вазой или сковородкой — но ничего подходящего под рукой нет, и я тоже пинаю ни в чем не повинную табуретку.
— Если вы мне сейчас не ответите, я вам до мельчайших подробностей расскажу.
— Анечка… Потерпите ещё чуть-чуть, скоро всё это закончится, и вы сможете вернуться к нормальной, привычной для вас…
— Я не смогу вернуться! — рявкнула я. — Как я смогу спокойно жить, зная, что…
Сформулировать было трудно. Зная, что я могу писать. Зная, что…
"Вы верите в мистику?" — спросил меня Вечер, когда мы ещё только подходили к этому дому, целую вечность назад, и я однозначно готова была ответить "нет". Но теперь я уже не была так уверена. Точнее говоря, несмотря на то, что всё вокруг, подходящее под характеристику "мистического" или, чего уж там, "волшебного" должно было в итоге получить рациональное объяснение — непременно должно было получить! — сомнение уже пустило корни внутри меня, острые, жадные, требовательные. И жить с ними было, наверное, возможно. Но какая эта будет жизнь?
Вячеслав смотрел на меня сквозь стёкла своих модных прямоугольных очков без оправы, и я протянула руку и сняла с него очки.
— Что вы делаете?
— Боюсь не справиться с желанием врезать вам кулаком в челюсть.
— Анечка…
— Да прекратите меня так называть!
Мы замолчали, глядя друг на друга с вызовом. Если быть честной, с вызовом глядела только я, а он глядел… с тем же самым нелепым восхищением. И от этого неуместного сияющего выражения в его глазах цвета насыщенного чёрного чая стало почему-то совсем тошно.
— Почему вы назвали меня демиургом?
— Потому что так оно и есть.
— Демиург создаёт миры, — с неожиданной для себя горечью сказала я. — Вот Кнара Вертинская… А я так, по сути, паразитировала на её почве и основе. Сама я ничего не создала с нуля.
— Но вы можете.
— Все могут! Писателей полно, взять тот же сайт прода. нет, там тысячи…
— Писателей много. Демиургов очень-очень мало. Я искал именно такую, как вы. И нашёл. Только вы можете продолжить то, что начала Карина.
— Я не понимаю… — прозвучало жалобно и жалко. Именно так, как я себя в этот момент и почувствовала.
Вечер вдруг погладил меня по волосам, легко, едва ощутимо, я бы сказала… благоговейно.
— Ваши слова, даже ваши мысли — имеют особую силу. Слова, написанные вами, воплощаются в реальности иного мира. Вы удивительны. Вы потрясающая. Просто вы об этом не знаете.
— Нет, — его слова были полным бредом, и никак иначе, но то, как он их говорил… Либо он великий актёр, либо искренне верил в сказанное. Мне так даже в любви не признавались.
— А я знаю.
Я никогда не была под действием гипноза, я даже не верила в его реальность. Самовнушение — да, шарлатанство — разумеется. Но сейчас… я не могла понять, что со мной творится. Уши заложило, как при посадке самолёта. Со мной — или окружающим пространством, которое стало размазываться, растекаться, определённо что-то происходило, и только глаза Вечера — ясные, тёмные — я видела совершенно отчётливо.
Красивые, опасные в своей силе глаза.
Дверь хлопнула, раскалывая наваждение, как стекло, я тряхнула головой, а мир вокруг снова стал привычным, чётким.
На пороге кухни стояла встрёпанная Милена. И смотрела она на Вячеслава.
— Нужно возвращаться, — резко сказала нянька, совершенно не так, как разговаривала обычно. Безо всяких сюсюканий и причмокиваний. — Возвращаемся. Немедленно.
— Но я… — Вечер резко надел очки обратно.
— Иначе возвращаться будет попросту некуда.
— Осталось совсем немного!
— Времени больше нет! — Милена почти заорала, и я в ужасе отступила, таким жутким казался и этот её новый голос, и это напряженное, бледное лицо. — Мы не успеваем!
— Демиург…
— Возвращаемся, живо! Ребёнка я усыпила на пару дней, больше не смогла. Дверь оставлю открытой. Кто-нибудь из соседей услышит плач, если мы уже не сможем вернуться.
— Эй, ребята… — начала я, а Милена вдруг обернулась ко мне, словно только что вспомнив о моём существовании. Потом опять уставилась на Вячеслава.
— Она на границе. Она уже не часть этого мира, но и тот своим не сделала. Она не сможет исправить всё быстро здесь — и вряд ли будет полезной там. А всё ты со своими дурацкими принципами. Мог бы давно ей всё рассказать.
— Прекрати истерику! — Вячеслав поставил табуретку на ножки и пододвинул ко мне, я опустилась без капризов, понимая, что безумие заразно, и, возможно, имеет тенденцию расти. — Что случилось?