Дракон приседает на передних лапах, приподнимается на задних — ядовитый, увенчанный жалом хвост застывает в нескольких сантиметрах над головой стоящего перед ним Вирата Тельмана. Я вижу охватившее его золотое свечение проступивших на коже рун — и отвожу глаза.
Не могу, не хочу это видеть!
Опускаюсь на корточки: если нет бумаги, подойдёт, наверное, любая поверхность. Вместо кисти палец — не придумав ничего лучше, я сперва облизываю его, но потом обмазываю кровью из содранной где-то в процессе перехода крови на ступне.
И пишу, точнее, пытаюсь накарябать прямо на пыльном камне под собой:
«Шиару жива. Всё хорошо»
Глупо, но в мою мигом перегревшуюся голову не приходит ничего умней. Рука трясётся, крови слишком мало, ранка уже затянулась, а песок с каменной плиты не желает стряхиваться и мешает. Я кусаю губы и смотрю на свои руки.
Бесполезная. Не смогла ничего добиться сама. И мужчину своего удержать не смогла. Не успела дописать Книгу. Не могу ничем помочь. Даже мира ни одного не создала, а ведь могла — раз, якобы, демиург.
Бесполезная.
Слёзы накатывают на глаза. «Поплачь мне тут ещё, истеричка!», — говорит кто-то саркастичный внутри отчего-то маминым голосом. Но действительно, какой смысл в слезах? И я встаю и иду, обходя Шамрейна, что-то говорящего ему Тельмана и находящихся на пределе сдерживающих его магов по дуге, спотыкаясь на неровных, словно бы выкорчеванных с корнями камнях, то и дело падая, разбивая коленки и пару раз до стона подворачивая непривычные к ходьбе по пересечённой местности ноги.
Вот так всегда!
Я не видела Кнару в реальном мире, даже на фотографиях, рука с кружкой на экране не в счёт, но я не сомневалась, что она привлекательна и в хорошей форме. Почему я-то не могла заполучить юное, красивое и сильное тело?
Глупые бестолковые мысли против воли вращаются свёрлами в голове. Наверное, это защитная реакция психики, не иначе… Я подхожу к статуе-телу мёртвой драконицы. Как и в случае со Стурмой, она кажется мне страшной и пугающей только на первый взгляд. Неуверенно глажу рукой шершавый бок — от камня и не отличишь.
Чувствуя себя бесконечно чужой, бессмысленной и ненужной, опускаюсь на корточки и прижимаюсь к боку Шиару, как птенец к материнскому крылу. И хотя здесь жарко, как в адовом пекле, меня морозит. Такое непонятное ощущение, не то что бы болезненное, но слишком странное. Кожа горит, глаза закрываются, а внутри, между грудью и животом, в области диафрагмы, будто набухает огненный плотный ком, распирая меня изнутри. Не в силах думать более ни о чём, я сдаюсь наваливающейся сонливости, обмякаю, растекаясь по горячему песку.
Не удивлюсь, если это пустынный манник, шипастый и хищный, прорастает сквозь моё тело. Если вечно голодные мелкие твари принялись жрать меня заживо.
Мне кажется, меня уже больше нет. Да и не было никогда, ни в одном из миров.
Я вжимаюсь в бок мёртвого духа-хранителя так крепко, что в какой-то момент чувствую, будто проваливаюсь внутрь.
Мёртвое божество.
Демиург из мёртвого мира.
Глава 67. Криафар.
Карина / Крейне
Мне кажется, мы с Тельманом поменялись местами. Теперь он, именно он, рвётся куда-то учудить самоубийственную героическую глупость, а я его удерживаю. Удерживаю изо всех сил. Объясняю, что ничего он не докажет и не объяснит, если бы это было так просто! Люди-то не понимают, не хотят и не могут понять, что уж говорить о животном, пусть даже разумном, отчасти говорящем и божественном!
— Стой!
— Они его не удержат, — скороговоркой произносит Тельман. — Они его только злят. Прошу тебя, отойди, я должен попытаться, я обязан, кроме меня некому, ты же сама всё понимаешь. Ты сама была готова… в общем…
Сама-то я, может, и готова, но это абсолютно разные вещи!
— Ты не маг.
— Ты тоже, и что?
— Да, но… я должна тебе кое-что сказать. Это важно. Это на самом деле важно.
Эгоистично, совершенно эгоистично и, неправильно, но я не хочу, что Тельман рисковал собой даже во имя гипотетического общего блага. Наверное, сейчас не место для признаний, но я, честно говоря, пытаюсь просто его отвлечь.
— Крейне… Просто дождись меня по-хорошему. Стой здесь и жди. Всё остальное потом.
Но я вцепляюсь в его локоть — нет у нас никаких "потом", каждый раз, когда я думала иначе, это было не более чем иллюзией, восхитительным бесполезным самообманом. Правда, пусть геройствуют другие. Я смотрю на магов — с появившейся невесть откуда Стурмой их стало семеро. Бросаю беглый взгляд на светловолосую молодую женщину — кто она? Откуда? Ещё один неучтённый маг, та самая искомая «девятая»? Но незнакомка стоит сама по себе, выглядит растерянной и какой-то слегка насупленной. Шамрейн прекращает биться в невидимую раскинутую по небу сеть и опускается вниз, а потом…
Упавший Тианир, пропустивший удар ядовитого жала — это что-то за гранью моего понимания. От ужаса и осознания непоправимости произошедшего я перестаю так уж сильно сжимать пальцы на плече Тельмана, и тот высвобождается неуловимым гибким движением, а потом чьи-то сильные руки ухватывают меня за плечи.
— Не смей! — я пытаюсь пинаться, лягаться и, кажется, кусаться, но шансов у меня нет — этот мужчина куда сильнее даже здоровой крепкой меня, не то что той бледной полуживой тени, в которую я превратилась за последние несколько часов — я давно потеряла счёт шагам времени.
Тельман оборачивается на ходу, и несколько сотых долей шага они с Рем-Талем сверлят друг друга взглядами. А потом, не сказав ни слова, Тельман уходит, а бывший Страж трона держит меня за плечи так крепко, будто врос ногами в песок. Не вырвешься.
Тельман уходит, оставляя меня с Рем-Талем! Если бы я писала эту сцену, то никогда бы не предположила ничего подобного, такого… истинно мужского, полного взаимопонимания с полувзгляда, без единого слова. Я подумала, что даже это последнее, несомненно, неожиданное для Тельмана предательство, зависть и ревность бывшего Стража, не могло перечеркнуть долгих лет дружбы, в течение которых Страж тенью следовал всюду за своим господином, и уж безусловно, знал его от и до, гораздо лучше, чем внезапно свалившаяся всем на голову иномирная Вирата, пусть даже и демиург.
— Тельман! — надрываюсь я, но широкая ладонь ложится на рот, на корню обрывая исконный бессмысленный крик женщины, оставленной своим ускакавшим на подвиги героем. Укусить его тоже не получается, да и ногти впиваются не настолько чувствительно и глубоко, как мне бы хотелось.
— Вирата, прошу вас, будьте благоразумны. Тельман знает, что делает. Он делает то, что должен… в кои-то веки.
— Отпусти! — почувствовав, что ладонь чуть-чуть отодвинулась от лица, я жадно вдохнула воздух и зашипела, как випира, которой наступили на хвост. — Каким ветром тебя надуло, почему не сбежал, почему не сдох? Чего тебе неймётся, скоро не будет вообще того трона, ради которого ты из кожи вон вылезешь, или наоборот — посреди огромной мёртвой пустыни будет стоять один твой трон. Правитель края мёртвых… этого ты хотел?
— Нет, Вирата. Не этого.
— Пустые слова. Это всё — твоих рук дело, — я видела, как Тельман осторожно приближается к исполинской смертоносной махине, видела, как приподнялся и завис над его головой омерзительный хвост с острым ядовитым кончиком.
Рем-Таль резко разворачивает меня спиной к происходящему и лицом к себе. Он выглядит… как обычно. Несколько свежих царапин, впрочем, плохо заметных на загорелом лице. Светлые золотистые волосы взъерошены, но, если не считать мятой и местами порванной одежды, его облик до противного благополучен.
Хочется вцепиться руками, зубами ему в лицо — никогда ничего подобного не чувствовала, но сейчас мне хотелось крови. Словно Лавии и Вертимера было недостаточно.
— Сволочь, — сказала я, вырвала одну руку и ударила его по лицу. — Если бы не ты… Если бы не ты! Я осталась бы во дворце, и Лавия не освободилась бы, и…
Рем-Таль кивнул с самым серьёзным видом, и я пнула его по голени. Слабо, беспомощно.
Он ожидаемо даже и не поморщился.
— Вирата, если бы я был на месте Тельмана, я бы сейчас хотел того же. Сделать то, что велит мне моё предназначение. Попытаться сделать. И умереть достойно в случае неудачи.
— Заткнись! Он не умрёт, понятно? А вот тебя публично казнят на Центральной площади. Голову заживо оторвут и оставят тлеть и гнить на палящем солнце. Твоё предназначение было беречь его жизнь.
— Вам виднее, — он был всё так же убийственно непрошибаемо серьёзен, словно компенсируя те недолгие моменты, когда дал волю эмоциям и чувствам. — Как Вирате или же как демиургу… В любом случае вы — хозяйка моей судьбы.
— Так отпусти меня, раз я хозяйка!
— Только в том случае, если Вират Тельман… будет не в состоянии отдавать приказы.