До позднего вечера мы паковали вещи. Попутно я убеждала Таньку не тащить с собой мебель в Москву.
– Нехай новые владельцы наследуют, – говорила я. – Мебель-то недавно купленная, памяти о прошлом в ней все равно никакой, одно расстройство только.
– Оно, конечно, так, – вздыхала подруга. – Но где же тебе новую-то куплю?
– Об этом не беспокойся, – отмахнулась я. – Усе будет.
– Ох, изменилась ты, – покачала головой Танька. – Но, слава богу, хоть человеком осталась. А то бывает…
– Что бывает? – спросила я, довольная, что не пришлось врать насчет того, что те деньги, которыми я так смело разбрасываюсь, на самом деле ни разу не мои.
– Помнишь Вадика?
– Это тот, который такой блондинистый был? – наморщила лоб я. – Тот самый, который был при тебе, когда я из ГЗ уехала? Ты его еще от Дмитриевны в шкафу прятала, и тем самым скандала избегала?
– Ну, да, он самый. Только с ним, стройным, такой фокус и проходил, – оживилась подруга. – И знаешь что? – округлила она глаза. – У него талия была шестьдесят сантиметров!
– Нашел, придурок, чем гордиться, – покачала головой я. – На подиум случайно, не собирался?
– Да нет, вроде, – ответила Танька после минутного раздумья. – Но над нашей Катькой-манекенщицей порой злобно подшучивал… Но я не об этом…
– А о чем? – спросила я, протирая от пыли детскую энциклопедию.
Нет, ну какой самородок додумался создать книжку для деток такого нехилого размера? А ну как дитятко разозлится на ту же младшенькую (младшенького), и долбанет такой вот талмудиной по родственной балде? Или хотя бы просто себе на ногу уронит?
– Женился он недавно, – спустя какое-то время заговорила Танька.
– Вадик? – снова вернулась я в колею беседы. – Поди ты! И на ком же?
– На Люське, папенькиной дочке с кафедры компьютерной физики, – поморщилась собеседница. – Оказывается, у них, гадов, параллельно роман развивался, а я до самой развязки не о чем и не подозревала. Перенервничала, и взяла академ.
– Не из-за родителей? – уточнила я. – Ой, прости!
– Да ладно, – вздохнула подруга. – Что уж теперь от собственной тени шарахаться…
Она помолчала и добавила:
– Я с ведь с ними должна была быть в той машине, ну, когда они на дачу поехали. Им соседи позвонили, что забор сгорел, а у Димки живот разболелся, вот мы с ним дома и остались.
Что тут скажешь? Вот и сидели мы молча, а я, как могла, пыталась поделиться с Танькой хорошим настроением. Магически, разумеется. Но получалось плохо, потому что было уже поздно, и мне сильно хотелось спать. Металлист, не раскрывавший рта за все время бабьих разговоров, при последней реплике покачал головой, и вышел из комнаты.
Я решила, что это оттого, что с эмпатическими способностями у него, толстокожего, было глухо, как в танке. А он тем временем принялся слоняться по квартире, пристально разглядывая стены. Порой он замирал ненадолго, видимо, чутье включал. Клад искал, что ли, али добротность постройки проверял? Скорее всего, второе, потому что я и на изнанке порой замечала его за подобным времяпровождением, только списывала это на изучение нового мира.
Уж не знаю, успокоила ли Таньку я на этот раз, но она вскоре поднялась, и пожелав нам спокойной ночи, удалилась в комнату брата. А вот с меня сон слетел – я вспомнила, что мне придется спать в одной кровати с металлистом.