По прочим дисциплинам боевые маги тоже были мне не соратники – все они, в той или иной степени, но ушли вперед. Поэтому-то мне выдали репетиторов. Наверное, в наказание последним.
О том, как употребить на практике силу человеческих эмоций до меня доносили два пожилых, умудренных жизненным и магическим опытом эмпата. Светлого величали Никитой Матвеевичем, а темного – Афанасием Матвеевичем. Вероятно, они братьями, но упорно не желали в этом признаваться.
Аудитория находилась на нейтральной территории корпуса эмпатов – в рукопожатии тролля. Так что я ошиблась на ознакомительной экскурсии – не было огромного амбарного замка. Было два – на входах на нейтральную территорию. На занятиях я не столько слушала эмпатов, сколько училась глобальному пофигизму. Тем паче, что во всех наставлениях моего китайского наставника звучал один и тот же призыв – ни в коем случае не действовать в состоянии аффекта. Не поддаваться сиюминутным порывам, но развивать внутреннюю силу – то есть совершенствовать навыки, прямо противоположные тем, что до меня пытались донести эмпаты.
Но, поскольку я должна была тратить свое драгоценно время не на сон, но на посещение двуличного тролля, я тоже кое-чему научилась. Дождаться, когда эмпат долбанет заклинанием, и отзеркалить его обратно выданным начальством амулетом-накопителем – сама-то я еще практически ничего не умела. Зато спустя какой-то месяц с начала занятий я могла предугадать момент действия противника с точностью до наносекунды.
Неизвестно, на что именно рассчитывал Борис Иванович, когда направлял меня на занятия с Матвеичами, но результат ему понравился.
А как эти два дядьки ругались время от времени – любо-дорого посмотреть! Я в такие минуты отдыхала душой и телом. Может, это на них магия места действовала, и троллю хотелось вспомнить молодость – не знаю. Но получалось у Матвеичей браниться очень и очень забавно.
Обычно начинал заводиться светлый. Но, справедливости ради надо отметить, только после того, как темный эмпат с восторгом описывал, как велика сила отрицательных эмоций. И что она работает у всех без исключения, и обычных людей, и магов.
– Допустим, – говорил он, – у простого человека, далеко не мага, нет ни сил, ни желания тащиться на давным-давно опостылевшую работу. И лежит он в постели, и думает, как бы это ему половчее от дела отвертеться. И понимает, что не получится – все отгулы использованы на годы вперед, и падает духом. Он представляет себе, как сейчас он встанет, заправится завтраком, будет часами стоять в пробке, а потом сядет в душном офисе на свое рабочее место, и рядом с ним, нарушая личностные границы, будут сидеть такие же бедолаги, что и он сам. И тут он вдруг вспоминает, как намедни его коллега Петька опростоволосился перед начальством, и зело злорадствует этому обстоятельству. Да так, что незаметно для себя поднимается с кровати.
На этом месте светлый Матвеич обычно не выдерживал, и с пеной у рта принимался доказывать, что того же самого человека может поднять с кровати какое-нибудь особо радостное событие.
– Ага, получка его с кровати подымет, – ехидно добавлял темный эмпат. – Я же говорю, только корысть управляет людьми, только корысть!
Светлый эмпат возражал, что, мол, человек душу свою бессмертную таким вот всплеском энергии губит, и нечего такие примеры благовоспитанной молодежи приводить. Темный парировал, что природа человека порочна изначально.
Потом они иногда вспоминали обо мне, (а иногда – нет, поскольку им для полного счастья вполне хватало общества друг друга), и сверлили меня проницательными взглядами. Каждый жаждал одобрения. Я со свойственной мне широтой натуры одаривала одного восхищенной улыбкой, а второго понимающим взглядом. Матвеичи, получив ожидаемую реакцию благодарного зрителя, продолжали представление.
А я снова обдумывала, каким приемом можно воздействовать на выведенных из состояния душевного равновесия наставников.
Покинув Матвеичей, я направлялась на лекции по стихийной магии. Природу первоэлементов мне освещала аж магистр пяти первоэлементов, Татьяна Георгиевна. Эта громадная представительница женского пола так сильно смахивала на политика Жириновского, что я про себя ее окрестила соответствующим образом. Ее манера вести занятия компенсировала мое тунеядство у эмпатов, да и магическим накопителем тут было запрещено пользоваться – приходилось самой потеть.
– Ты есть тундра! – гремела мадам Жириновская по малейшему поводу. – Ну как можно не понимать таких элементарных вещей?
У нее все было элементарным – от знаний до предмета изучения – ведь мы с ней имели дело с элементалами. Воды, огня, металла, и иже с ними. Чтобы зажечь свечу, нужно было призвать огненного элементала, и войдя с ним в дружеское общение, уговорить потрудиться. Основная проблема состояла в том, что характер у элементалов огня был на редкость буйным и несговорчивым. И, стоило только хоть чуть-чуть разозлиться (а как не злиться, когда уже по сотому разу пытаешься зажечь эту долбаную свечу!), как тут же возникает маленький такой пожар.
А бесконечные попытки вскипятить воду взглядом? Почему-то у меня, вспыльчивой по натуре, никак это выходило. Я могла понизить температуру жидкости, однажды даже создала перегретую жидкость – она потом вскипела фонтаном, когда наставница, потеряв всякое терпение, в очередной раз показала мне, как нужно заставить жидкость испускать пар со всего объема. Грозная Жириновская утверждала, что я не тем местом колдую, что мне надо работать тормозом на маневренном локомотиве, а не в магию соваться. Что я, вместо того, чтобы проявить свой зловредный вспыльчивый характер, и вскипятить, наконец, эту долбаную воду, проявляю несвойственный мне конформизм.
Ну, тут она была неправа. Конформизм мне тоже свойственен – иначе я бы давным-давно со всеми вокруг перессорилась. А так, я понимала, что каждый волен вести себя, как ему заблагорассудится, лишь бы меня не трогал…
У друидов я сдружилась с Антоном – он помогал деду Максу на занятиях. Правда, училась я у древесников в первую очередь лечению деревьев и оборонной магии. До того, чтобы выращивать домики мне было еще ой как далеко! Поэтому я пыталась оплетать Антона разного рода вьюнками и лианами, и учила язык деревьев. Вскоре выяснилось, что древесные языки я выучить неспособна. Впрочем, я не сильно удивилась – никогда у меня раньше не наблюдалось особого лингвистического таланта. Дед Макс уже было совсем отчаялся, когда у меня и проявились первые результаты.
В тот день я выложилась по полной программе – что у мастера Лина, что, затем, у мадам Жириновской. В дерево Друидов я едва заползла, и плюхнулась на деревянную скамейку.
– Нелегко тебе приходится? – посочувствовал мне Антон.
– А ты как думаешь? – вяло огрызнулась я.
– О, силы еще есть, – констатировал друид. – Тогда приступим.
Я тяжело вздохнула, и постаралась войти в контакт с тоненьким побегом лианы, фривольно разлегшимся у ног Антона.
– Закрой глаза, легче будет, – посоветовал молодой друид.
Сидела я так минут десять, вспотела вся – свежая футболка промокла. Я потом у меня не стало сил напрягаться, и я расслабилась. Каково же было мое удивление, когда я услышала радостный возглас друида:
– Он шевельнулся! И смотри – ползет!
– Кто?! – аж вскочила я.
– Да лиана эта несговорчивая! Ура!!
На радостях друид бросился было хлопнуть меня по плечу, но забыл об обретшем самостоятельность растении, опутавшем его ступни, и растянулся во весь рост. На звук упавшего тела подоспел старый друид, и, когда узнал в чем дело, чуть не прослезился от радости.
–Ну, слава тебе, Дерево! – изрек он. – Я уж думал, у тебя ничего не получится!
Так, мало-помалу, я научилась входить в контакт с растительностью. Находила «частоту растения», и если она сбивалась (как это обычно и бывало при повреждениях), интуитивно вносила коррективы, исправляя дисгармонию. Понятное дело, при таком подходе к делу от меня сложной магии было невозможно добиться, но это и не требовалось – чему-то научиться с грехом пополам, и ладно.
В ходе занятий выяснилось, что утонченный Антон обладал изрядной долей чертовщинки в характере – вроде тихий спокойный, а как отмочит что-нибудь – так всех святых выноси! Однажды, еще в подростковом возрасте, ему сильно досталось от темных эмпатов–недоучек: юный друид неосмотрительно зашел на площадку перед троллем эмпатов. Он отбивался, как мог, но силы были уж слишком неравными – один друид против пятерых темных. Выращенные им лианы смогли только на какое-то время обездвижить троих маленьких негодяев, но остальные изрядно его отмутузили. Могло бы все закончиться совсем печально, не подоспей подкрепление из юных светлых, а там и Борис Иванович с дедом Максом подбежали. С тех пор, кстати, и была проведена сигнализация в кабинет начальства – та самая, которую я услышала в самый первый день в Заповеднике.
В общем, Антон остался жив. Отделался он парой переломов, полностью спаленными волосами и ожогами разной степени тяжести, и неделю валялся в лазарете. Потом юный друид, хакер этакий, взломал ключ-пароль в лагерь темных, и заставил елочные избушки нашептывать обидчикам сны о добром и вечном. Те чуть было гробы (мода у них такая на кровати была) не разнесли от подобных ночных кошмаров, но проснуться не могли – магию компонента сна юный друид не нарушал, наоборот, усилил.
Незадачливых юных магов еще долго приводили в себя после этого случая.
Антону, конечно, влетело от наставников, но не настолько сильно, чтобы отучить давать сдачи обидчикам. Более того, с годами он подучил оборонную магию, и темные тинэйджеры-маги уже не решались на него нападать в открытую. После нескольких честных учебных поединков, после которых в лазарете отлеживались исключительно эмпаты, против Антона вообще никто из темных не выходил.
Но была у этого всего и оборотная сторона – характер у друида, закалившегося в боях, немного отличался от общепринятой нормы. Поначалу, так Антон вообще ничего путного, кроме кактусов, вырастить не мог. Дубы там, липы, березы – все одно с колючками получались. Конечно, к концу официального обучения, к двадцати пяти годам, Антон знал и умел все, что полагается друиду, и даже больше, но характер у него так и остался колючим. И, вместо того, чтобы уходить в сторону от любых конфликтов задолго до того, как они начнутся, парень вступал в борьбу со злом и несправедливостью. Потому-то он все никак не мог выйти из звания ученика, хотя по знаниям и умениям был давным-давно достоин посоха специалиста. Дед Макс вздыхал, но не торопил события – все равно ведь бесполезно.
А я, глядя эту на эту пару ученик – учитель, сильных отличий в характере не очень-то замечала, если честно. Дед Макс тоже уступчивостью не отличался…