После я узнала, что из-за меня Начальник чуть было не поссорился со старшим друидом и «мадам Жириновской». Оказалось, что наружу из дупла можно было вылезти и через год, и через два. Бывало, что оно само открывалось, и оттуда выносили претендента на высокое звание мага ногами вперед.
Но я, разумеется, ничего этого не знала, да было мне не до того – пыталась определить на ощупь, куда это я угодила. Дупло было небольшим, по форме напоминало яйцо. Встать в полный рост я не могла, ноги тоже вытянуть было невозможно. Поневоле пришлось принять позу зародыша. Температура была вполне комфортная, замерзнуть было проблематично. Как выяснилось позже, Дерево само обеспечивало меня всем необходимым во время сна, так что смерть от голода и жажды мне не грозила. Даже сливное отверстие внизу находилось. Пока я гадала, нужно ли мне оставаться в одежде, сверху полилась тепленькая водичка, и промочила меня насквозь.
– Черт! – выругалась я. – Мало того, что темно, как у негра в попе, так теперь еще и мокро!
В ответ подул теплый сухой ветерок.
– Ого! – развеселилась я. – Оно еще и с сушкой! Классно!
Короче, живи себе, да радуйся… Кабы не одно обстоятельство: моей деятельной натуре требовалась точка приложения сил. Первое время я пыталась медитировать. Но мысли, вместо того, чтобы исчезнуть вместе со светом, наоборот, обложили меня со всех сторон, словно люди искусства мецената. Я боролась я ними, как могла, пока меня не срубил сон.
Когда я проснулась, то не сразу поняла, где я, что я, почему тало в скрюченном положении, и, как следствие, затекшем состоянии, и, наконец почему я НИЧЕГО не вижу. То есть, абсолютно ничего. Но постепенно я вспомнила и подъем по лестнице, и неудавшуюся попытку молодого друида остановить меня, и то, как залезала в дупло.
– Ну я и дура, – мрачно выругалась я. – Это же надо было на такое подписаться!
И тогда я сделала первое, что пришло мне в голову – попробовала проскрестись наружу. Занялась этим достойным делом с энтузиазмом, но потом поняла, что мое чувство направление отказало вместе с исчезновением света. Я сунула в рот окровавленные пальцы, и, поскольку заняться было решительно нечем, принялась ругать начальство на чем свет стоит, вслед за тем себя – за излишнюю доверчивость. Так я и заснула – злая на себя, на Дерево, на весь свет.
Во сне мне снились мои тренировки, и я была счастлива – просто от того, что двигаюсь. Когда же я проснулась, то не смогла найти ни рук, ни ног – с непривычки у меня затекло все тело. Вот тогда-то мне впотьмах и показалось, что если я не приму прямое положение, то так и останусь скрюченная до конца дней своих. Я вертелась волчком, пытаясь принять привычное мне вытянутое положение, и не могла. Меня охватила паника – я поняла, что могу и не выбраться отсюда никогда. Как он там сказал? Дерево само меня выпустит? Но как? Что я должна для этого сделать?! Опомнилась я от осознания того, что, раздирая в кровь губы, грызу ставший ненавистным ствол исполина. По подбородку текли теплые струйки, из глаз тоже сочилась влага. Я прекратила бесполезные попытки пробиться наружу, скрючилась на дне дупла. Меня охватила апатия.
Сколько прошло времени, я не знала. Равно как и того, день сейчас, или ночь. Поначалу я надеялась, что меня выпустят. Потом, по прошествии нескольких циклов сон – ожидание освобождения – сон – ожидание, с трудом осознала, что надеяться не на кого. Меня бросили! Оставили! Забыли!!!
Очередная истерика чуть было не закончилась плачевно – наревевшись от души, я со всей дури принялась пинать головой стенку моей камеры. Чтобы умереть и не мучиться. Коварное Дерево раскусило мои планы, и выстлало стенки мхом. Я усмехнулась:
– Понятно… Собаки на сене хреновы! И жить не дадут по-человечески, и умереть, как полагается. Ладно!! Ваша взяла. Буду отсюда конструктивно выбираться.
После принятия решения я совсем успокоилась, и начала вспоминать, чему меня учили в последнее время. Конечно же, с самого начала я попыталась войти в контакт с Деревом. И, естественно, у меня ничего не вышло – объект был не по моим зубам. Я-то привыкла управлять объектами, а тут – поди, поуправляй! Тогда я вспомнила лекции начальства – в конце концов, оно же меня сюда засунуло, значит, копать надо в этом месте.
О том, что Борис Иванович как-то раз обозвал меня хамелеоном, сказал, что я не знаю точно, как нужно поступать в том или ином случае, а потому настраиваюсь на окружающих, ну и потом действую по обстоятельствам. Либо подражаю, либо, что бывает чаще всего, происходящее мне не нравится, и в ход идет мощнейший дух противоречия, а там – как кривая выведет. Поэтому-то, оказавшись в полной изоляции от мира, я не представляла себе, что делать.
Судя по словам начальства, мои собственные магические способности (и не маленькие) не использовались мною с самого младенчества. Но я обросла ментальной оболочкой чужих разношерстных сведений об этом мире («смотри, это человек, а у него два глазика, видишь, два, да смотри же, дубина стоеросовая, два глазика!!!»), и, судя по всему, мне предстояла работа счистке оной. И дупло как нельзя лучше подходило для этой цели. Раскусив замысел начальства, я повеселела.
Затем я задалась вопросом – а чего это я, собственно, поддаюсь на провокацию со стороны окружающих? Как сейчас, с дуплом этим… замечательным, так и вообще по жизни. И постепенно до меня дошло, что главная моя беда состояла в том, что я (порой) была слишком общительна по натуре. Нет-нет, да накатывало на меня желание почувствовать с кем-то единение, в то время, как людям не было до меня никакого дела. Бабушка гнала меня к маме, мама к сестре, сестра и вовсе норовила пнуть посильнее – она была старше и сильнее. Когда же на меня, наконец, обращали позитивное внимание, радости моей не было предела, и я была готова на многое, лишь бы продлить моменты дружбы и близости. Вот так и набралась я посторонних оценок и мнений во имя единства, блин!
Теперь же мне предстояло нырнуть в тотальное одиночество. О, как же это было сложно! Казалось бы, я и так сижу в полной изоляции, но что-то удерживало меня от того, чтобы прогнать от себя образы родственников-близких-знакомых, за которые я упорно цеплялась. Наконец, я решилась и осталась одна.
Это было ничуть не страшно, но, наоборот, абсолютно весело и познавательно. Меня теперь окружала не темнота и безысходность, но нечто поистине безграничное, прозрачное, невесомое, красноватого цвета. Не могу иначе сказать, не передается это словами. Я подумала, что неплохо было бы зажечь огонь. И вот он, тут как тут, уютный такой, чуть ли не пушистый комочек у меня в ладошке. Я рассмеялась – настолько все оказалось просто!
Мне было жаль расставаться с огоньком, и я захотела, чтобы он побыл со мной еще немного. Огонек подмигнул(!), и, отделившись от моей руки, поплыл к центру дупла.
«Я не люблю огонь», – послышалось отовсюду.
– А? – завертела я головой по сторонам.
Огонек замерцал, и потух. Я немедленно создала новый.
«В руках – держи, а на волю – не пускай».
– Это ты, что ли? ДЕРЕВО?
«А кто же еще-то?»
– Выпусти меня, пожалуйста!!
«Неужели тебе было так плохо?»
Я не стала спешить с ответом – ведь, судя по напутствию начальства, от моих слов зависела моя дальнейшая судьба.
Конечно, мне было плохо. Местами даже очень. Одно битье головой о стенку чего стоило! И вообще, еще неизвестно, может, у меня вся голова уже седая… Но… Дерево-то тут при чем? Оно обо мне заботилось, поливало, кормило, чистило.
– Спасибо за заботу, – от души ответила я. – Но я люблю двигаться, и махать ногами. Так что, выпусти меня, ПОЖАЛУЙСТА! Я тебя буду навещать, – добавила я на всякий случай.
«Ну, раз будешь навещать, то тогда конечно…»
Я могу поклясться, это было сказано с изрядной долей ехидства.
Дупло медленно, со скрипом, приоткрылось. Свет резанул меня по успевшим привыкнуть к полной темноте глазам, а тот огонек, что развлекал меня, был не очень-то ярок, как выяснилось. Я тут же закрыла глаза обратно, а вслед за этим услышала какую-то возню снаружи.
– Ты жива, детонька? – вопросили меня голосом старшего друида.
Тут-то я и разревелась от облегчения, и плакала, не переставая, пока дед вытаскивал меня из уже бывшей темницы, и, бранил, бранил на чем свет стоит «Иваныча» за жестокость методов обучения.
– Сколько я там пробыла? – спросила я деда Макса, когда мы благополучно достигли уровня земли.
– Всего девять дней, – ответил он. – Поверь мне, это крайне немного. Но этого старого хрыча я видеть не хочу!
– А почему он старый? – заинтересовалась я.
– Не сейчас, – покачал головой друид.
А вот и он, легок на помине:
– О! – потер руки Борис Иванович. – Я вижу, ты освободилась! Рановато, конечно, я еще всех дел не успел переделать… Ну да ладно. Займемся с тобой постановкой защиты.
Старый друид лишь укоризненно покачал головой, и, поджав губы, отвернулся.