За пределами здания было хорошо. В воздухе ощущалась та неповторимая весенняя свежесть, что характерна для немногочисленных дней во второй половине мая. Деревья, примерив новые наряды, радовали глаз свежими, можно даже сказать, юными, зелеными красками. Легкий ветерок донес до меня хвойный аромат, и я порадовалась тому, что не вдохнула с ним изрядную порцию выхлопных газов. Не зря добрые полночи шумел ливень, трудился над очисткой московского воздуха.
В парке я оказалась не одна – на единственном на всю округу пенечке восседал интеллигентного вида мужчина в сером деловом костюме. Сидел себе спокойно, курил трубку, и, подперев рукой щеку, думал. Вероятно, о вечном. Дяденька настолько гармонично вписывался в пейзаж, что, казалось, он тут сидит с начала времен. Возраст его я определить не могла – судя по морщинам и умному виду, ему можно было дать и пятьдесят лет. Но вот он шевельнулся, посмотрел на меня мельком, и я подумала, что ему нет и сорока.
Впрочем, я тут же забыла о нем, как только приступила к тренировке. Размялась, попрыгала, решила, что недостаточно гибка для такого великолепного майского утра, и занялась любимым делом – растяжкой. Упражнение было привезено мною из Китая, называлось «поцеловать свой сапог». Подобной обуви, у меня, правда, с собой не было, но я вполне обходилась кроссовками китайского производства. Выбрав лиственницу посимпатичнее, я привычно закинула прямую ногу на ствол дерева, натянула носок на себя, уставилась на свою спортивную обувь, и, чувствуя, как просыпаются связки, блаженно вздохнула. Тут-то все и началось.
Какая-то любопытная синица, привлеченная моим умиротворенным видом, бойко сбежала по стволу хвойного, и принялась деловито прогуливаться по подошве кроссовка. Я замерла, боясь спугнуть нечаянную гостью. Птица освоилась, и пристально уставилась на меня. Глазки у нее были черненькие, пронзительные, и какие-то до невозможности честные. С минуту мы играли с ней в гляделки. Синица была настолько естественна, ей настолько были чужды человеческие условности типа добра и зла и прочие социальные ловушки, что у меня, потерпевшей с утра по полной программе от органов правопорядка, перехватило дыхание. Я почувствовала, как меня захлестнуло энергией – захотелось что делать, и непременно что-то полезное, тому самому обществу, что еще недавно вызывало непреодолимое отвращение. Я еще толком не знала, что именно сделаю, но была готова к подвигам. И они, свершения, тут же меня нашли.
Краем глаза я заметила, как интеллигентного вида дяденька легко и бодро (не всякий студент повторит!) поднялся с пенечка, и направился ко мне. Гармония с природой порушилось, птичка, сделав круг над маковкой, упорхнула, оставив меня наедине с недоумением относительно того, чего это я сегодня настолько популярна. Вот и этому мужику с трубкой, глубоко и полностью занятому своими мыслями, и никого не трогающему, зачем-то понадобилась…
– Здравствуй, красавица, – остановившись метрах в двух от меня, молвил он.
Начало мне польстило. Я не стала снимать ногу с лиственницы, с интересом воззрилась на подошедшего. Может, еще чего приятного в свой адрес услышу, вот хотя бы о растяжке той же, мелочь, а приятно будет! Тем паче, что я позавчера купила модные спортивные штаны, и все еще была под впечатлением от себя, такой красивой в обновке.
– Меня зовут Борис Иванович. Синицын, если хотите полное звание, – произнес он, и выжидательно уставился на меня.
– Так это ваша птичка была? – против воли вырвалось у меня.
Мужик лишь усмехнулся.
– Да вы снимите ногу с дерева, и побеседуем, – не ответил он на заданный вопрос о птичке. – Как, кстати, вас зовут?
– Лиса, – представилась я прилипшим прозвищем, нехотя опуская конечность на землю. – Ударение на первом слоге, – привычно добавила я на всякий случай.
– Лиса, вы учитесь, или работаете? – проникновенно поинтересовался он.
– Работаю, – удивленно протянула я. – И учусь, – добавила, подумав. Все же занятие всяким боевым искусством, как и любое другое самосовершенствование, бесконечно.
– А работа устраивает? – осведомился настырный собеседник.
– Не жалуюсь, – по привычке «закрылась» я, не желая раскрывать душу постороннему человеку. – А что?
– Да вот, хотел предложить вам место в своем заведении, – пристально глядя на меня, ответил новообретенный знакомый.
Глаза у него были неописуемого цвета. В смысле невозможности определить этот самый цвет. Казалось, что минуту назад они были благородного цвета хаки, а теперь вот сделались карими, почти черными. Внезапно я осознала, что чувствую себя этаким кроликом под взглядом удава, и мне это, разумеется, не понравилось.
– И что, хорош ли коллектив? – буркнула я первое, что пришло на ум, с трудом отрываясь от загадочных очей собеседника, попутно размышляя, куда бы приткнуть свой взгляд, который, как назло, тянуло обратно. Наконец, вспомнив чей-то совет, я стала смотреть на мочку уха собеседника. Это подействовало – мне удалось хоть чуть-чуть абстрагироваться от гипнотического взгляда.
– Да ничего, дружный, – усмехнулся Борис Иванович. – Денежное вознаграждение вас, скорее всего, устроит, жилье мы вам предоставим, занятие творческое, так что соглашайтесь.
И он назвал конкретные цифры вышеупомянутого вознаграждения. От удивления я даже присвистнула. И, разумеется, нисколько не поверила дяденьке – моя недолгая рабочая карьера убедила меня в том, что если все кажется совсем уж хорошо, то подводный риф в виде того же начальника-самодура просто обеспечен.
– И где же подвох? – невежливо осведомилась я. – И в чем, собственно, состоит работа?
– Вы будете продолжать делать тоже, чем и занимались, – начал объяснять он.
– Это преподавать линейную алгебру неучам и грести бабло лопатой? – не сдержалась я, нагло уставясь в глаза собеседнику. Все-таки слабо я уважаю авторитеты…
– Нет, тренироваться, – серьезно ответил собеседник. – Может быть, работать с животными, – добавил он, глядя мне в глаза. – И это еще не работа, а, скорее, так, стажировка.
Очи его приняли какой-то несусветный ржаво-фиолетовый оттенок. Мои раскрылись совсем уж широко. От изумления. Но я взяла себя в руки, и принялась по пунктам объяснять настырному человеку, почему я ему не верю. Упомянула про то, что не первый день живу на свете, и научным российским работникам никто не платит по несколько штук евро в месяц за то, что они занимаются тем, к чему у них душа лежит. Ну не в Европе же мы, в самом-то деле! Вот в Бельгии аспирантам по пять штук евро платят буквально ни за что – у меня там знакомая живет, сама призналась, и даже не под пытками.
Во-вторых, я не умею работать с животными, и никогда этим не занималась. Я для них только цирк бесплатный представляю. В-третьих, … Но тут Борис Иванович остановил мое красноречие.
– Во-первых, – в тон мне ответил он, – когда я говорил про животных, я имел в вашу способность собирать вокруг себя окрестную живность в процессе собственной тренировки. Спонтанно, а не под принуждением кого бы то ни было.
«И как он угадал?» – мелькнуло в моей голове. – «Так спокойно говорит обо всем том, о чем я только Таньке и решила сказать, а в ответ нарвалась на шутки и непонимание».
Я, приоткрыв рот от изумления, стояла и таращилась на собеседника. Тот заметил, усмехнулся.
– Во-вторых, у тебя появятся новые горизонты для развития своих способностей, – продолжил он. – В-третьих, не понравится – всегда можешь отказаться.
Я набрала побольше воздуху в легкие, чтобы сказать что-нибудь умное в ответ, но обнаружила, что крыть подобные козыри мне нечем. Доводы казались мне неоспоримыми, мне нечего было возразить. И, кроме того, у меня затеплилась надежда. Надежда трудиться плодотворно, не страдая при этом заботой о завтрашнем дне, о прописке, о том, как бы угодить комендантше. И я решилась. Как я уже говорила, я вообще легко сжигаю мосты. А тут пока и сжигать еще было нечего.
«Осмотрю место работы», – думала я. – «Все равно ведь ничто пока не теряю…»
Развитое мое воображение тут же принялось рисовать жизнерадостные картины светлого будущего, в котором фигурировали коттедж на лоне соснового бора, многочисленные поездки в Китай по собственному желанию, и…
«Стоп! Рано пока радоваться», – оборвала сама себя я, и перевела взгляд на собеседника.
– Вы подождите меня тут, пока я сбегаю переодеться?
Борис Иванович кивнул в ответ, соглашаясь. А я помчалась в главное здание, мимо знакомого охранника, в зону «В», на девятый этаж. За считанные секунды приняла душ, переоделась в джинсы и футболку, повязала поясницу джинсовой же курткой, схватила рюкзачок с документами и мобильником, нацепила кроссовки, и выскочила в пропитанный запахами жареной селедки коридор. Фу! Эти вьетнамцы со своими кулинарными пристрастиями – это что-то.
Когда я, запыхавшись, не вполне веря в то, что странный дяденька меня дожидается, прибежала к месту беседы, то… увидела Бориса Ивановича, сидящим на облюбованном им пеньке в глубокой задумчивости. Узрев меня, он поднялся легким движением, в очередной раз поразив меня несоответствием кажущегося возраста и прыткости.
– Готова? Поехали! – просто сказал он.