Балы и приемы я не люблю, и вообще, я ни разу не светская личность. Хоть танцевать и умею, а все равно, не знаю, где получше схорониться, чтобы не так людно было. Но на этот раз можно было легко выбрать из разношерстной толпы гостей собеседника по своим интересам. Кого тут только не было! И волхвы обоих мастей, и эмпаты, танцоры и музыканты, и стражи, и… кого тут только не было!
«Эх, Маню бы сюда», – подумала я. – «Развлеклась бы, затворница наша. Как-то она там без нас?»
Ко мне подошел средних лет импозантный мужчина, одетый в костюм золотисто-коричневых тонов. Голова его, снабженная зелеными глазами невозможной мудрости и глубины, как-то не вполне гармонировала с ростом – была раза в полтора больше, чем предполагали обычные человеческие пропорции. Зато, когда я разглядела, как продавливается под ним земная твердь, сразу стали понятны причины такого несоответствия.
«Да это же сам Великий Полоз», – мелькнуло у меня в голове. – «О чем беседовать-то будем?» – ударилась я в легкую панику.
Надо сказать, Полоз был необычайно силен. От него шли волны такой спокойной мощи, что я, привыкшая примерять на себя противников, сразу отнесла этого конкретного индивидуума в разряд «расслабься и получи по полной программе, авось не дойдет до смертоубийства». К счастью, сей достойный муж заговорил первым, а то я уж начала вспоминать, как реверансы в русских народных танцах делаются. Был у меня хореографический период в средней школе – «все мы учились понемногу, чему-нибудь, и как-нибудь».
– Говорят, ты с Борилием теперь общаешься? – голосом невероятной гипнотической силы спросил Полоз. – И как он?
Я поспешно поставила защиту, чтобы невзначай не попасть под влияние – ценю я свободу и независимость, а в собеседнике сила гипнотическая была, как у удава. Полоз заметил это, усмехнулся, и как-то ужался, что ли. Я убрала щит. Давящее ощущение пропало, можно было и рядом постоять.
– Да, общаюсь, – подтвердила я. – По-моему, он вполне ничего, обучает таких вот, как я, магическим премудростям. На Мане по утрам катается, но редко.
– А кто такая Маня?
Я пояснила. Полоз улыбнулся, в глазах мелькнули золотые искры. Красиво – аж мурашки по коже побежали. Рядом со мной вдруг нарисовался металлист. Не знаю уж, что за нелегкая его принесла, но уставился друг мой металлический на Полоза прямо-таки с детским восторгом. Наверное, поэзию учуял. Я осмелела вконец, представила мужчин друг другу. На пару с Ильей мы осилили рассказ о начальстве и о его современном бытии. Добавили только, что не ведаем, чем он вне Заповедника занимается. Потом вкратце рассказали историю своего появления в этом измерении, добавили, что решили самостоятельно копать в поисках истины.
– Ишь, старатели! – улыбнулся Полоз. – Ладно, так и быть, помогу вам, чем смогу. Окажетесь в затруднительном положении, потрете кольцо, я буду к вашим услугам.
С этими словами он откланялся, а я с изумлением уставилась на свою левую руку. На безымянном пальце появилось изящнейшее золотое колечко шириной не более двух миллиметров, такой искусной работы, что казалось, было выполнено из кружева. Оно мне пришлось настолько по душе, что я даже удивилась – я никогда не терпела никаких украшений на руках, а тут на тебе – сидит, как будто так и надо, и не вызывает непреодолимого желания «снять немедленно».
На аналогичном пальце металлиста тоже появилось кольцо, но совершенно другого дизайна, основным девизом которого были мужественность и простота. Обладатель шедевра с таким благоговением уставился на свою руку, что я даже почувствовала себя лишней. Тихонько отошла в сторонку, огляделась.
Большинство приглашенного народу собралось под сенью каменных дубов. Я заинтересовалась, пошла посмотреть, что же там такого интересного. Протиснулась в первый ряд, встала между беспокойным по жизни, но притихшим в данный момент элементалом-переростком Огневушкой и друидом. И так и замерла. Под аккомпанемент этакого Леля, танцевал небольшого росточка молодой человек. Танцевал – это слабо сказано. То струился, как ручеек, шуршал собой по мелким камушкам, то был легким дуновением ветерка в жаркий летний полдень, то отдыхающими крестьянами в тени орешника, то самими орехами в ожидании того, что их сейчас сорвут. Он танцевал, и я постепенно втягивалась в рисуемый им пейзаж. Жизни – простой, как капля воды, гармоничной, закат над поймой лесной речушки, и таинственной, как отношения между мужчиной и женщиной.
А вечером бал, и синее вечернее платье, и сонм приглашенных гостей. И музыка, такая потрясающая, что казалось, маэстро зажигает на струнах человеческой души. Хозяйку я видела не часто, но само ее присутствие было заметно, иначе откуда в этом измерении, да светомузыка?
Танцевали все, или практически все. Даже друид, тоскующий по своей диковатой Жозефине, даже металлист, заявлявший ранее в самой что ни на есть категоричной манере, что он «никогда, слышите, никогда» не «пляшет».
Да и как тут было не танцевать, когда музыка была настолько созвучной человеческим (и, судя по гостям, не только) переживаниям, что эти самые переживания и чувства, затолканные куда поглубже в подсознание, выходили, не спросясь, на поверхность. И вот уже ноги с руками, привыкшие к тотальному контролю со стороны головы, говорили «Хватит! Накомандовалась!», и двигались, двигались в такт поистине божественной игре эмпата. Все тело пело, резонировало, неслось куда-то, и это было воистину хорошо.