Пока мы распивали березовый сок из бездонной фляжки, которой снабдили друида заботливые ящерицы, погода начала портиться. Правда, до нас, хранимых магией коврика, капли не долетали, но уж больно как-то не уютно было видеть пред собой сверкающие молнии. Да и гром погрохатывал все ближе да ближе.
– Вот черт! – с чувством произнес металлист, старательно изучавший свиток, – чуть-чуть до города не дотянули! Всего каких-то там сорок километров осталось! Ну что, спускаемся, господа?
Но было поздно, разразилась гроза, мы оказались в центре немаленькой атмосферной воронки, вращающей огромные массы воздуха и низвергающей с небес тонны воды. О том, чтобы как-то справиться со стихией, и речи не шло – самим бы в живых остаться. Коврик, как мог, спускался к земле, а я все гадала, на что больше похожа наша траектория, на спуск пьяного в стельку слаломиста, или на самолет, ведомый вдребадан обкуренным пилотом. Нас бросало из стороны в стороны с амплитудой не менее трех метров, пару раз даже перевернуло, но коврик неизменно оказывался под нами в тот момент, когда мы уже были готовы подвергнуться силе тяжести. Летун уходил резкими рывками от молний, и мой, слава богу, пустой желудок заносило то вправо, то влево. Мы не дотянули до маленького лужочка, заблаговременно выбранного ковриком, всего каких-нибудь пару метров, когда в доблестный коврик попала молния. Уж не знаю, каким богам мы молились в процессе безумного спуска (по-моему, так всем подряд), но гигантский разряд электричества прошел аккурат между металлистом и друидом, не задев ни того, ни другого. Мы и рухнули вниз, оглушенные, ослепленные, мокрые до нитки, но живые и здоровые (синяки и шишки, набитые при падении не считаются). В отличие от коврика. Тот как-то странно съежился, так, что дыра от молнии, вообще говоря, не очень-то и большая, стала сравнима с размерами самого летуна.
Ни о каком дальнейшем полете не могло быть и речи. Мы сгрузили с коврика наши промокшие, вмиг потяжелевшие вещи, подхватили пострадавшего, и кинулись бегом под ближайшую раскидистую ель. Под ней, несмотря на жуткий ливень, было на диво сухо. Я опасалась попадания молнии в одиноко стоящее дерево, но друид приложил ухо к стволу, и заверил меня, что этому дереву не суждено погибнуть так скоро. Что же, ему виднее.
Пора было приниматься за врачевание.
– Вот черт! – вырвалось у меня, исследовавшей свой рюкзак на предмет ремнабора. – Ну почему мне обязательно нужно хоть что-нибудь, да забыть!
– А что нужно? – участливо спросил металлист. – Может, я смогу чем-то помочь?
– Нитки с иголками нужны, а я про них совершенно забыла, – чуть не плакала я.
Уж больно коврик было жалко. Он лежал на руках у друида весь какой-то обмякший, и я только сейчас, в сравнении, поняла, что раньше-то наш летун был полон жизненных сил. А теперь он был похож на умирающего кота, кисточки свесил, провис, зияя дыркой посередине.
– Эх, жаль, что ты не деревянный, – приговаривал друид, гладя летуна, словно котенка. – Я бы тебя вмиг вылечил.
– Ну, предположим, иголку я и сам могу тебе сделать, – сказал после некоторого раздумья металлист. – Но вот с нитками у меня напряг.
– А в аптечке у тебя марли какой-нибудь не найдется? – спросил друид. – Или ниток для хирургических целей?
– Средство от поноса у меня там найдется, – скептически проворчала я.
Но в аптечку все же полезла. А вдруг, и впрямь там что-нибудь отыщется?
Марля действительно нашлась – в нее был завернут клубочек, врученный мне Жозефиной в нагрузку к снадобьям. При виде клубочка-путеводителя коврик встрепенулся, видимо магические нитки ему могли оказать реальную помощь. Металлист состряпал немного кривоватую иголку, зато с толстым ушком, в который при желании мог пролезть даже небольшой ужик.
– Ты хоть ставила когда-нибудь заплатки? – скептически осведомился Илья.
– Рюкзак как-то ремонтировала, – почесала я макушку. – Но не знаю, подходит ли это под категорию постановки заплаток.
Из чего же все-таки сделать заплатку? Не из марли же! Ее и на четверть дыры не хватит, да и хлипковата она, носовые платки тоже не годятся. Эх, хорошая у меня джинсовая куртка. Была, судя по всему.
Маникюрные ножницы, пять минут стараний, и скоро у меня в руках был довольно большой кусок прочной материи, которого хватило бы и на две заплатки. Не беда, джинсовая ткань пополам складывается, прошивается вдоль и поперек чудесными нитками…
– Ну, где наш больной? – бодро спросила я.
Даже излишне бодро, да еще и громко, чтобы уж наверняка заглушить вредный голос собственных сомнений по поводу функциональности получившейся заплатки.
– Да вот он, у койки, – отозвался друид. – Интересно, а ему больно будет?
– Не знаю, – с сомнением произнесла я. – Но, в любом случае, ничего поделать не могу, шить придется.
При этих словах коврик приподнялся и опал. Уж не знаю, имитировал ли он вздох обреченного на что-то неприятное человека, но ему это определенно удалось.
– А ты ему обезболивающее заклинание прочти, – посоветовал металлист.
– Так он же не человек и даже не дерево, – возразил друид.
– Ну так пофантазируй, – ехидно ответил металлист.
Коврик снова «вздохнул», еще натуральнее, чем в прошлый раз. Глядишь, еще и человеком заделается.
– Ладно, – решительно направилась я к потерпевшему. – Вы как хотите, а я приступаю. Антон! Держи его, а то удерет!
– Ишь, шустрый какой, – изумился друид. – Глядишь, может и оклемается. Давай, шей.
Зашила я болезного быстро. Заплатка удалась, по крайней мере, была не хуже еще одной, в другом конце летуна. Ниток хватило в обрез. У меня по ходу работы даже создалось впечатление, что клубочек периодически добавлял мотков. А может, был рассчитан на одно использование, не важно, ремонтное, или путеводное.
Вопреки моим опасениям, коврик вел себя совершенно спокойно, видимо до этого на публику играл. Хотя кто его знает, вдруг он был на редкость терпеливым?
Летать подлатанному герою сразу не позволили – друид все же рискнул прочесть заклинание. Коврик, рвавшийся было проверить свои вновь обретенные способности, подергался-подергался, да затих в цепких объятьях друида, «вздохнув» на сей раз особо жалостливо.