Танька еще какое-то время умилялась, но как-то вяло, а потом ее улыбка постепенно сошла на нет. Лицо подруги приобрело выражение сорокалетней дамы, груженой непосильными заботами. А потом «даму» сменило потерянность пятилетнего ребенка, оставшегося без обоих родителей. И я хороша – даже ведь не поинтересовалась, что она на Урале-то потеряла? А ведь, пока мы жили в блоке, я от нее только и слышала, что о желании во что бы то ни стало остаться в Москве.
– Как ты сама-то? – спросила я, тронув подругу за рукав. – А то все про меня, да про меня, а я ведь даже не знаю, как у тебя дела…
В ответ Танька разрыдалась. Горько и безутешно, как вышеупомянутый пятилетний ребенок. Но меня поразило вовсе не это. А то, что непосредственная моя подруга автоматически заглушила звук огромной подушкой, которая лежала рядом с ней. А я-то удивилась сперва, зачем в мизерной кухне хрущебы находится сей предмет домашнего обихода, занимающий чуть ли не целый квадратный метр. Оглянувшись на встревоженно-вопросительного металлиста («Чего это она?» «А я знаю?»), я подсела к подруге, обняла ее за изрядно похудевшие плечи. Танька успокоилась только через минут десять. Да и то после того, как я догадалась применить к ней науку эмпатов-Матвеичей. Кажется, я по неопытности перестаралась – подруга после моего, с позволения сказать, врачевания, выглядела какой-то сонной.
– Родители у меня в аварию попали, – глухо сказала Танька. – Папа скончался через два дня в реанимации, а мама – спустя час после него.
Боже! Теперь мне стало понятно, чего это она так внезапно сорвалась с места. Господи, так еще и недели ведь не прошло! Или прошла неделя? Я как-то совсем перестала вести счет дням, пока мы были на изнанке. Я не знала, что и сказать. У меня самой отец умер четыре года назад, и я знала, что в этой ситуации любые слова скорее вредны, чем бесполезны. А тут не один родитель отправился в мир иной, а сразу оба. Удивительно еще, как это она мне сумела обрадоваться, да еще и умиляться «моему счастью» так долго. Я теперь даже была благодарна металлисту за его наглое вранье – ведь оно подарило несчастной Таньке столько минут жизненно необходимого ей позитива!
Пока я размышляла о бедах, свалившихся на злосчастную Таньку, в коридоре раздался шлепкий топоток, а потом в дверях появился мелкий белобрысый Димка, братишка моей подруги.
«Сколько ему годков-то исполнилось?», – думала я, глядя на сорванца. – «Совсем большой уже стал, я его карапузом помню…»
– Тань, я проснулся. А скоро папа с мамой вернутся? – с места в карьер захныкал братик. – Когда у них этот отпуск кончится? И почему они мне не сказали, что уедут?
– Скоро уже, скоро, потерпи, совсем немного осталось! – постаралась напустить на себя Танька веселое выражение лица. – Вы мне лучше скажите, юноша, – мастерски сменила тему она, – все уроки выучили?
«Юноша» сразу подобрался, стал деловито рассказывать, как он решил сложную задачу о двух ведрах, трех мальчиках, и шести килограммах груш. Сам!
Я с тоской смотрела на эту сцену, понимая, что парень не маленький, не забудет родителей и за год. Так что тяни, не тяни, а правду сказать все равно придется. Но как? Боже, ну почему у меня так мало опыта? Может, им из Екатеринбурга все же куда-нибудь убраться, обстановку сменить?
Я повернулась к металлисту. У того на лице тоже была отображена усиленная работа мысли – небось, озадачился не меньше моего. У меня вдруг появилась надежда – вдруг он меня намного старше, и знает, что делать? А, собственно, сколько ему лет-то? Та-ак, Жозефине, несмотря на то, что она выглядит на семнадцать, уже, тем не менее, тридцать. И она, по-моему, младшая. Значит, ему тоже не меньше тридцати. А я бы не сказала… Или у меня сложилось неправильное представление об этом возрасте, и том, как человек должен в нем выглядеть?
– Пойдем-ка, выйдем, – приобнял меня за плечи товарищ. – Мы на пару минут, – пояснил он дернувшейся было Таньке. – Скоро будем.
– О! – только сейчас обратил на нас внимание мальчишка. – Тань, у нас гости?
– Да, знакомьтесь, юноша, это моя подруга из университета, Лиса. А это Илья.
– А меня Дима зовут, – важно сказал мальчишка. – А у вас мотоцикл есть? – загорелись его глаза.
– Он у меня на байках помешан, и всем что с ними связано, – смутилась Танька. – Пропустите гостей, юноша.
– Отчего же, у меня есть мотоцикл, – сел на корточки металлист. – А тебе какие нравятся? Спортивные? Или чопперы?
Димка тут же оживился, начал сыпать малопонятными терминами, смешно взмахивая при этом длинной челкой, постоянно лезшей в глаза. Я перевела взгляд на Таньку. С той можно было писать картину маслом под названием «Что делать?»
Нет, все же «Что делать?!!!»