В конце концов Вадин прогнал их - и князя и всех остальных - и приказал часовым следить, чтобы никто не подходил к шатру и не нарушал королевский сон. - Сон? - спросил Мирейн, удивленно поднимая брови. - Сон, - твердо сказал Вадин. - Думаешь, я не знаю, как ты проводишь ночи? Раздумья не помогают тебе лучше подготовиться к битве, и магия бездействует, и стратегических планов ты не можешь строить, пока не узнаешь, где твой неприятель. Мирейн смирился с тем, что с него сняли килт и распустили его косу, но мозг его подчинить было не так просто. - Нас искушают и над нами насмехаются. Это месть Одни - долгая и чрезвычайно сладкая. Когда ей будет угодно, она спустит с поводка своего сына, и мы преспокойно попадемся в ловушку. - Для мага, враг которого творит столь сильные заклинания, ты многое знаешь о том, что у нее на уме. - Она не сильнее меня. Просто она прячется. А я использую свой разум так же естественно, как и всякий другой человек. Я знаю, что бы я делал, будучи на ее месте. - Ты бы не разрушал своего королевства. - Ты так считаешь? - Мирейн лежал на животе на узкой раскладушке, сплетя руки под подбородком. Когда Вадин начал разминать его спину, он вздохнул, как сытый кот. - Я думаю, - размышлял он, - что если бы у меня было столько же ожесточения, сколько у нее, и если бы я был выкормлен такой же древней жадиной, как она, то я бы никакой цены не пожалел заплатить за свою месть. - Это твоя беда. Ты всегда настаиваешь на том, чтобы посмотреть на все с точки зрения каждой стороны. - Ты тоже. Вадин надавил на мышцу с такой силой, что Мирейн застонал. - Я понимаю их, но не оправдываю. И я не жалею человека, во имя которого сжигаются и сравниваются с землей деревни. Он мужчина и принц и не должен этого терпеть. - Ах да, ты ведь был воспитан лордом в Янонс. Мы, иноземные ублюдки, не столь безжалостны. - Иноземный, - пробормотал Вадин. - Ублюдок. - Он взглянул на гладкую мускулистую спину. Ни одного шрама. Все шрамы спереди или внизу, где господин носил отметины своей походной жизни. - Однако ты не оставил весь свой завтрак в первой деревне, в которую мы пришли. - Ну, значит, в Яноне вырастают крепкие умы, а на юге - крепкие желудки. Я видел такое же, если не хуже, в войне против Девяти Городов. Они не просто убивают и сжигают невинных. Они делают из пытки искусство. - Ты и их жалел? - Я учился этому. Урок оказался трудным. Я был очень молод тогда. - А сейчас? "Без возраста", - ответил Вадин сам себе. И становился таким все больше и больше по мере того, как поход продолжался, а противника все не было видно, только мертвая земля позади и впереди. Армия уже теряла терпение. Ужас и ярость могли поддержать воинов только на какое-то время; Мирейн держал их своей магией, растрачивая себя без особой надежды на отдачу. Прикосновения Вадина стали более легкими, скорее ласковыми, чем необходимыми. Глаза Мирейна закрылись, хотя разум еще бодрствовал; дыхание стало ровным и глубоким. - Слушай, - пробормотал он. - Слушай, Вадин. Тишина была пронизана звуками спящего войска. Где-то далеко волк зловеще выл на луну. Голос Мирейна прозвучал мягко и медленно: - Нет, брат мой. Слушай внутри. - Совсем ничего. Полнейшая тишина. - Да, полнейшая тишина. Теперь уже скоро. Запомни. Запом... Он спал. Последние слова, очевидно, были частью его сна. Вадин натянул на короля грубое одеяло (Мирейн настоял, чтобы у него было такое же, как у любого простого солдата) и задул все лампы в шатре, кроме одной подле постели. В тусклом мерцающем свете он расстелил свое собственное одеяло и лег. Угрюмая улыбка появилась на его лице. Быстро же он становится таким же сумасшедшим, как и его господин! Он подчинился приказу творить магию, даже не подумав отказаться, не то чтобы испугаться. Когда наконец и Вадина сморила усталость, ему снились сны о тьме, тишине и безымянном страхе. Но сам он страха не испытывал. Он лежал, убаюканный в руках Аварьяна на груди у его Леди по имени Ночь.
22
С рассветом пришел туман. Солнце позолотило и порассеяло его, обнажив два ряда холмов, протянувшихся с севера на юг. Вдалеке они смыкались, но здесь между ними образовалась плоская равнина, совершенно безлесная, посреди которой текла узкая и стремительная Илиен. Поперек западной гряды холмов выплескивалась на равнину тьма. В ней мерцали искорки: наконечники копий, острия мечей и глаза врагов. Сон Вадина принял материальное обличье при дневном свете. Мирейн вышел из своего шатра на солнечный свет. Он без спешки оделся, заплел волосы, облачился в доспехи. При его появлении по рядам пронесся радостный клич. Но почти все глаза были устремлены на запад. - Громадная армия, - прошептал кто-то рядом с Вадином. - Тысячи, десятки тысяч, да сохранят нас боги! Они принесли с собой ночь. - А мы, - сказал Мирейн звучным голосом, - несем свет. - Он взмахнул мечом. - Аварьян с нами. Никакая тьма не покорит нас. К оружию! Трубачи подхватили его призыв. Чары врага были разрушены; армия пришла в движение. - Хорошо сказано и хорошо сделано, мой господин, - сказал Аджан сухо и холодно. - Как только они облачатся в доспехи, лучше всего накормить их и выслать разведчиков. Похоже, эта орда не стремится к ранней битве. - Да, - согласился Мирейн. - Вадин, распорядись, чтобы всех накормили. Разведчики в твоем распоряжении, капитан. Вооруженная, накормленная и построенная в боевом порядке армия расположилась в ожидании на западном склоне кряжа. Неприятель казался недвижимым под своим покровом. Когда солнце поднялось, а в долине продолжало царить спокойствие, в ряды воинов прокрался ужас. Стычку с врагом, осаду или открытую битву - все это они могли бы выдержать. Но этот еле видимый враг, вышедший из ночи и не проявлявший никаких признаков жизни, заставил их забыть о мужестве. Все чаще их взоры обращались к королю. Поначалу он расположился возле своего шатра, чтобы поговорить с командирами. Даже с самых отдаленных концов лагеря была видна его алая мантия. Поскольку утро проходило без всяких вестей от разведчиков и без какого-либо движения со стороны врага, Мирейн подозвал Вадина, оставив капитанов обсуждать, когда начать сражение - сейчас, позже или никогда. Бешеный, которого не могли удержать никакие путы, освободил Рамп от привязи и повел ее вверх по склону. Конюхи вычистили их обоих до блеска и вплели им в гривы алые боевые ленты. Король и оруженосец спустились встретить их. Бешеный опустил голову, дыхнул в ладони своего хозяина и ударил копытом о землю. В мгновение ока Мирейн вскочил на него. Аджан нашел короля среди аркханских кавалеристов; тот восхищался статью серой в яблоках кобылы. Его глаза блеснули при виде капитана, но он неторопливо довел разговор до конца и лишь тогда покинул своих воинов, увозя с собой их расположение. Как только они оказались за пределами боевых рядов, Мирейн перестал сдерживать свое нетерпение. - Ну? Какие новости? - Один разведчик вернулся, - ответил Аджан. - Все остальные, насколько ему известно, мертвы. Он и сам довольно плох. - Он серьезно ранен? - Стрелой в плечо. Поверхностная рана, ничего более, лекари сейчас взялись за нее. Но его разум... Бешеный уже переходил с рыси на галоп. Все было так, как и сказал Аджан. Разведчик сидел в палатке лекаря и неплохо держался, пока помощник лекаря перевязывал ему плечо. Но глаза его были слишком расширены, а на лбу сверкали капельки пота. Когда Мирейн подошел к нему, он вскочил на ноги, так что целитель растянулся на земле. - Ваше величество! Слава богам! Маска ужаса покрывала лицо плотного, крепкого мужчины, который был чуть меньше ростом, чем обычный янонец, немного выше Мирейна. Он не был новичком и не принадлежал к тем, кто страшится ночных кошмаров. И все же он упал к ногам Мирейна, вцепился в них и заплакал как дитя. Мирейн поднял его. - Суриан, - резко сказал он. Призвуке своего имени человек немного успокоился. - Суриан, возьми себя в руки. С видимым усилием разведчик повиновался. Мирейн продолжал держать его за здоровое плечо. - Воин, ты должен сделать мне доклад. Суриан судорожно вздохнул. Под взглядом и рукой Мирейна он нашел нужные слова. - Я вышел, как и было приказано, чтобы провести разведку южного края армии противника. Со мной было шесть человек. Мы продвигались в намеченном порядке, подавая условные сигналы через равные промежутки времени. Мы не встречали никакого сопротивления. Если враг и выставил своих разведчиков, то они были проворнее и лучше нас. Мы продвигались со всеми предосторожностями и на расстоянии выстрела остановились. Нет, были остановлены. Продвигаться дальше пришлось, напрягая всю свою волю. Враг все еще оставался неясной тенью. Когда я попытался подсчитать численность врагов, голова у меня закружилась и в глазах потемнело. Я никогда не считал себя трусом, ваше величество, но, клянусь, в тот момент я готов был бежать, послав к дьяволу всю свою солдатскую честь и долг. Один из моих людей не выдержал, оставил укрытие и побежал. Стрела пронзила ему горло. Стрела, выросшая из воздуха, потому что нигде не было лучника, чтобы выпустить ее. Это, должно быть, послужило сигналом. На нас посыпались стрелы. Где бы мы ни были и что бы ни делали, они все равно доставали нас. Мой господин, клянусь Аварьяном, я видел, как одна из стрел обогнула скалу и вонзилась в глаз одному из моих людей. - Я верю, - сказал Мирейн просто и спокойно. - Мне сказали, что все, кроме тебя, погибли. Суриан сглотнул слюну, дрожа от потрясения, боли и еще раз пережитого ужаса. - Я... Я жив. Я думаю, ваше величество, что так и было задумано. Нет, я точно это знаю. Я должен был принести это послание и насмешку. - Она отлично нас знает, - пробормотал Мирейн. - А мы пытаемся нащупать хоть какие-то сведения о ней. Суриан глядел на короля, силясь понять, о чем он говорит. Мирейн слабо, но приветливо улыбнулся. - Ты хорошо потрудился. А сейчас отдыхай. Пока. я жив, никакая тьма не причинит тебе вреда.
Солнце прошло через зенит и начало садиться в сплетенную заклинаниями тьму. Враг был по-прежнему недвижим. Армия Мирейна, не выдержав напряжения, стала терять боевой порядок. - Представь себе, если такое ожидание продлится несколько дней, - сказал Вадин. - Наш враг способен на это. Мирейн приказал еще раз накормить людей, и для поддержания сил, и для разнообразия, хотя Вадин так и не смог заставить короля нарушить его собственный пост. Забытый плод остался у него в руке. - Но если мы атакуем, то атакуем вслепую. Возможно, в точном смысле этого слова. На такое я, пожалуй, пока еще не отважусь. - Что же ты тогда посоветуешь? - спросил князь Мехтар, снимая шлем и передавая его оруженосцу, чтобы заняться огромным куском хлеба, намазанного толстым слоем мягкого сыра. - Мы можем сидеть здесь, пока не уморим себя голодом, а потом враг просто переступит через нас. - Причем мы будем умолять, чтобы нас растоптали. - Алидан осушила кубок эля так же лихо, как любой мужчина. - Мой господин, нам надо придумать что-нибудь получше. Мирейн взглянул себе под ноги, на дорожку, которую он уже успел вытоптать в редкой траве на вершине холма. - Да, должны. Но я не осмелюсь довериться своим чувствам и повести армию на врага. То, что они сделали с дюжиной разведчиков, людей из горных племен и охотников Янона, они могут сделать и со всеми тремя тысячами моих воинов. - Быстрой или медленной смертью, - сказал Мехтар, - но мы несомненно погибнем, если эта армия и в самом деле такая большая, какой кажется. - Да, но на самом ли деле она такая? - Мирейн остановился у конца вытоптанной дорожки и обратил свой взгляд на запад, прикрывшись рукой от солнца. - Рассудите сами. На Окраинах множество воинов, у моих лживых лордов - тоже. Но все же не столько, чтобы покрыть те холмы и растянуться на таком значительном пространстве. - Ты прав, - сказал Вадин, - и это заставляет меня задуматься. Там - люди, которых мы знаем, такие же, как мы. Многих, наверное, вынудил пойти в этот поход приказ лорда, остальные идут за Моранденом, веря ему. Но если мы еле выдерживаем присутствие этой тени на таком расстоянии, то как же они могут находиться под ней? - Обман зрения и других чувств, - ответил ему Мирейн. - Черное сердце магии. Они не видят этой тени. Они считают, что солнце свободно, как и их разум, хотя на самом деле они могут думать лишь то, что им позволяют маги. Они думают, что пришли освободить трон от захватчика, а королевство - от опасности; когда им приказывают убивать и сжигать, они видят перед собой не деревни, полные женщин, детей и стариков, но лагеря моих воинов. А ведьма, заклинания которой управляют ими, ведьма смеется. Ее смех пронизывает меня до костей. Он резко повернулся. Все хранили молчание. Некоторые подумали, что он, вероятно, сумасшедший. - Нет, - ответил он на их мысли, - всего лишь ведомый богом. Мои лорды и леди, враг вынуждает нас к сражению или бегству. Я никогда не был силен в беге. Будем сражаться? - Это будет быстрая смерть, - одобрительно произнес Мехтар. - Может, и нет, мой господин. Ведьма пугает нас своей силой. Давайте докажем ей, что сила мало что значит. Применим тактику волка: бей, круши, уноси ноги. Глаза Аджана сузились, пока он что-то подсчитывал. - Это мы сумеем. Ослабить врагов, которых вряд ли намного больше, чем нас, и при этом оставить своих людей свежими. Но нам нельзя забираться слишком далеко, не то мы потеряем многих, а враг - лишь некоторых. - Десять капитанов, - сказал Мирейн. - Десять человек, известных своим мужеством, и отборные воины. Аджан и мой господин князь, вы возглавите два отряда? - Конечно, ваше величество, - ответил Мехтар за обоих. - Осталось выбрать еще восьмерых. Велите мне это сделать? - Семерых, - поправил его Мирейн. - Я сам возглавлю один отряд. Остальных отберите по своему усмотрению. Выступаем через час. Выбирайте быстро, но хорошо. Мехтар открыл было рот, но тут же осторожно закрыл его и так же осторожно поклонился. - Как угодно моему королю.
В каждом отряде было дважды девять воинов. Мирейн взял к себе в отряд девять воинов и пять стражников из своей охраны, Вадина, Джерана и Туана, участвовавших в скачке к Умиджану, а также Алидан. Они выстроились, тихо, но и не скрывались за основной линией войск, седлая сенелей, выбранных за их смелость и резвость. Вадин оглядел своих товарищей. Справа от него стояла Алидан, неузнаваемая в доспехах и шлеме, одетая в алый плащ королевского стражника. Она выглядела умелой и опасной и управлялась со своим непокорным жеребцом лучше, чем большинство мужчин. Слева от Вадина был Мирейн, блистающий в своих золотых доспехах. С обеих сторон от них он видел другие отряды, выстроившиеся и готовые к выступлению. Все было, как в схватке на Летних Играх, однако не совсем так. Теперь все было по-настоящему. Люди будут умирать за короля, который восседал в высоком седле, поигрывая боевыми лентами в гриве своего скакуна. По его слову они стояли, и по его слову они падут. Сердце Вадина отчаянно стучало. Ноздри его раздулись от мгновенно пронизавшего его страха. Не смерти он страшился: он отдал себя в ее руки. Но он боялся боли, страха, который пронизывает насквозь чем-то легким, и яростным, и солоновато-сладостным. Что-то подобное веселью, что-то подобное страсти: неповторимый запах и чувство битвы. Все было острее, ярче, чудеснее и ужаснее. Он рассмеялся и, когда на него обернулись другие, рассмеялся опять от чистой, не смешанной ни с чем радости. Прямо перед собой он увидел золотое пламя: Мирейн поднял руку. Ряды нарушились. Рами встала на дыбы. Отряды бросились вперед, все в разных направлениях. Мирейн со своими всадниками помчался прямо посередине, через равнину, через быстрое течение Илиен и вверх по противоположному склону. Там не было никакого прикрытия, они были беззащитны перед солнцем и поджидающей их тенью. Вадин покрепче уселся в седле. Рами скакала ровно, без напряжения. Золотая грива ее развевалась у него под руками. Одна из кроваво-красных лент хлестала его по запястью. Враг выжидал. Вадин видел, как обычно видят в сумерках: только силуэты, глаза, но никаких конкретных черт. В глазах этих было не больше выражения, чем в оружии, направленном против них. Вадин обнажил свой меч. Он удобно лежал в руке, хотя клинок был странно темен, потому что его блеск потерялся 6 приглушенном свете. Отряд по-прежнему скакал плотной группой рядом с Мирейном. Но некоторые уже почувствовали что-то: скакуны их беспокоились, шарахались из стороны в сторону. Один воин подгонял своего сенеля ударами ножен, лицо его, видимое через открытый шлем, было как дьявольская маска: зубы обнажены, глаза широко раскрыты. Ужас коснулся Вадина, он остужал как ветер, но не проникал под кожу. Посмотрев вниз, Вадин с удивлением обнаружил, что его тело окутано золотым сиянием - бледным отсветом сверкающего великолепия Мирейна. Уже близко. Ни одна стрела не вылетела из плотных рядов, ни одно копье. Во рту у Вадина появился привкус страха. Ловушка. Он сжал зубы. Рами покрывала последние ярды, готовая к битве. Вадин взмахнул мечом. Враг всколыхнулся, как мираж, стал таять, потускнел и исчез. Вадин услышал крики гнева и ужаса. Сенели заржали. Начали сыпаться стрелы. Бешеный взревел, огромный, преисполненный ярости и ненависти. - Вперед! - скомандовал ему Мирейн и повторил всем, кто мог его слышать: Вперед! Тени, только тени. Клинок Вадина снова и снова рассекал воздух. И все же он продолжал рубить, продолжал продвигаться вперед. Стрелы пели вокруг него, одна из них пронзила его плащ. Но он смеялся над ними. Наконец меч Вадина рассек плоть. Потрясение от этого было настолько велико, что чуть не повергло Вадина на землю. Брызнула кровь, красная, как ленты Рами. Внезапно Вадин увидел все, словно чары развеялись. Правда, по-прежнему как бы сквозь дымку, но он увидел стоящую перед ним армию, построенную под знакомыми знаменами. Кавалерии было мало: племена Окраин не держат хороших стад. В основном сенели были запряжены в колесницы. Как бы ни был Вадин распален битвой, но с ними встретиться он не смог. Мирейн обошел колесницы широким полукругом и ударил по кавалерии и пехоте, Вадин направил Рами вслед за ним. Враги сражались храбро и ожесточенно, но в их глазах была какая-то странность, как будто они на самом деле не видели противника. Они отвечали только на удары и не нападали сами. Везде, по всей линии войска, участки боя перемежались с неестественной неподвижностью. Даже колесницы не мчались на атакующих, чтобы разнести их в клочки, а стояли как вкопанные, и глаза возниц пристально глядели вперед. В Гейтане Вадину говорили, что он обладает редким благословением: он мог петь сражаясь. Но так можно было сражаться с воинами, которые в ответ тоже могли петь, сражаться, убивать. Здесь же царил магический ужас. Губы Вадина растянулись во внезапной гримасе смертельного гнева. - Сражайтесь, дьявол вас побери! - вскричал он. - Нападайте! Уничтожьте нас! Но ничего не изменилось. Вадин перевернул в руке меч и начал наносить удары плашмя, оглушая, но не нанося ран. Он почувствовал рядом с собой Мирейна: сгусток мощи, все более и более нарастающей и грозящей взрывом. Мирейн выпустил ее. Свет, горящий над ним, перерос в пламя. Глаза врагов проснулись к жизни, к страху, к безумству битвы. С пронзительным возгласом возница направил свою упряжку на атакующих. Темнота взревела. Рами без всякой команды развернулась на месте и поскакала так, как она никогда не скакала прежде, стелясь по земле, прижав уши к голове. Она вырвалась из тьмы, как демон из ада, с огненно-красными глазами и ноздрями. Водный поток серебряной нитью промелькнул под ее ногами. На другом берегу она успокоилась и опять превратилась в кобылу-сенеля, тяжело дышащую, со взмыленной шеей. Оказавшись под ярким солнцем, Вадин заморгал. Пальцы его стискивали рукоятку меча. Превозмогая боль, он расслабил их и вытер плащом кровь с меча. Кровь растворилась в королевском алом цвете. Резким движением он всунул меч в ножны. Вылазка Мирейна достигла цели. Враги пришли в смятение от того, что чары рассеялись, и не могли сделать ответный выпад. Но плата была пугающе высока. По обе стороны потока то тут, то там виднелись воины Мирейна и сенели без всадников. Двигались они, сохраняя некое подобие строя, быстро, но спокойно отступали, неотрывно следя за врагом, и в рядах отступающих было гораздо меньше людей, чем в начале атаки. Отряд Мирейна собрался вокруг него. Вадин сосчитал воинов и громко застонал. Из восемнадцати не вернулось двенадцать. Оставшиеся шестеро были ранены, некоторые из их сенелей - тоже. Алидан приблизилась к королю и оруженосцу первой. Она была без шлема, косы ее растрепались, меч был по рукоятку в крови. Но на ней самой не оказалось ни царапины. Хоть оба они и сидели в седле, Мирейн привлек ее к себе и обнял. Так же он поступил и с остальными. У всех был вид людей, прошедших через ад: лица посерели и осунулись, глаза без выражения смотрели на дневной свет. - Мы пытались следовать за вами, мои господа, - сказала Алидан сразу за всех. - Тени превратились в воинов и сражались с нами; мы отбивали их нападение. Но вы мчались слишком быстро для нас. Господа мои, вы сияли как боги. Вы глубже и глубже внедрялись во вражеские ряды, и в конце концов мы не смогли заставить своих скакунов следовать за вами. Мы пытались держать линию, но она сломалась. Наши сенели вынесли нас оттуда. Мой король, любое наказание... - Наказание? - Мирейн горько засмеялся. - Я поступил точно так же, как и вы, оставив вас позади. Нет, друзья мои. Вы совершили то, что немногие смертные мужи могли бы совершить. - Он встретился глазами с Алидан и засмеялся опять, на этот раз с большей радостью. - Смертные мужи и одна женщина. Они медленно двинулись назад. Не проехав и половины пути от реки до своих позиций - линия которых, вопреки всякой дисциплине, выступила вперед, чтобы принять своего короля, - они услышали звук трубы. Бешеный стремительно повернулся, блеснул меч Мирейна, наполовину вынутый из ножен. Ряды неприятеля расступились. Из них выехал одинокий всадник, мужчина на дымчато-сером сенеле, облаченный во все серое, с крученым ожерельем из серого металла на шее. Такое ожерелье и серое знамя без герба означали, что это герольд, священный перед людьми и богами, клятвенно верный одному избранному господину. Его взгляд бесстрастно скользил по армии, стоявшей на противоположном берегу, но когда он заметил Мирейна, его глаза сузились и потемнели. - Люди Янона, - провозгласил он. У герольда был великолепный голос, густой и глубокий, и он научился доносить слова на огромные расстояния без напряжения. - Последователи узурпатора, того, кто зовет себя Мирейном, незаконного сына жрицы, претендующего на трон горных королей, я принес вам слово от вашего истинного господина. Он предлагает вам: сложите оружие, отдайте мальчишку, и вы будете свободны. - Никогда! - звонко выкрикнула Алидан, и это слово эхом подхватили более низкие голоса. Герольд терпеливо дождался тишины и, когда она наступила, продолжил: - Вы верны, но вы не мудры. Однако ваш настоящий король помнит то, что вы забыли: он помнит, что вы - его люди. Он не хочет посылать против вас войска на битву, которая неизбежно закончится вашей гибелью. - А как насчет тех деревень? - рявкнул какой-то воин низким гудящим голосом. - Как насчет детей, прирезанных и сожженных в своих домах? Не обращая внимания, герольд холодно продолжал: - Король предлагает другой способ. Способ древний и благородный. Два человека претендуют на трон, которым может владеть только один. Пусть они сражаются за него в одиночном поединке, тело против тела, жизнь против жизни; все трофеи - победителю. Таким образом, никто не погибнет, кроме одного человека, с разделением Янона будет покончено и трон будет сохранен. Что скажете, люди Янона? Принимаете ли вы предложение моего господина? Мирейн выдвинулся вперед на корпус сенеля. Его армия притихла. Он остановился напротив герольда, снял шлем и повесил его на луку седла. - Клянется ли Моранден, что победителю будет принадлежать все, без измены и кровопролития? Ноздри герольда раздулись. - Разве я уже не сказал этого? "Выскочка", - говорили его глаза. Герольд верил своему предводителю. Даже находясь за спиной у Мирейна, Вадин почувствовал улыбку в его голосе. - Соизволишь ли ты донести до него мой ответ? - Он дает тебе время до захода солнца, чтобы принять решение. - Он щедр: - Бешеный сделал еще шаг вперед. Слова Мирейна прозвучали ясно и громко. - Передай ему, что я согласен. Я принимаю его предложение. Герольд поклонился только из вежливости. - Право бросившего вызов - выбрать время и место, право принявшего вызов выбрать оружие и тип поединка: один на один или с секундантами. Мой господин предлагает встретиться с ним завтра на рассвете здесь, между армиями. Мирейн склонился в глубоком поклоне, и его истинная учтивость стала упреком напыщенной вежливости герольда. - Как ему угодно. Мы будем сражаться один на один, в присутствии одного судьи и одного свидетеля от каждой стороны. Что касается оружия... - Он сделал паузу. Его армия в напряженной тишине ждала продолжения. - Передай своему повелителю, что я выбираю схватку без оружия. Голыми руками и с незащищенным телом: самый древний способ. - Мирейн еще раз поклонился. Завтра на рассвете. Пусть боги отдадут предпочтение правде.
25
- Без оружия! Даже Аджан, растеряв все свое самообладание, подхватил этот возмущенный крик. Мирейн притворился, что не слышит ни его, ни всех остальных. Прежде всего он занялся ранеными в палатке лекарей и только потом возвратился в свой шатер. Все вокруг возражали против его выбора. Это продолжалось и тогда, когда оруженосцы снимали с него доспехи. Кровь просочилась даже до исподнего и засохла; тут все на время затаили дыхание, пока не выяснилось, что в этой чужой крови нет ни капли крови самого короля. Резким и неожиданным движением Мирейн сорвал с себя одеяние и отшвырнул его подальше. Попало оно, случайно или нет, в руки Аджана. - Мой господин, - произнес начальник оруженосцев, вспомнив о своей обычной выдержке. - Одиночный поединок - это действительно древний и почитаемый способ разрешения конфликтов. Но схватка без оружия, без доспехов, без всякой защиты... Мирейн взглянул на него. Просто взглянул, как мог бы посмотреть незнакомец - незнакомец, который был королем. - Если это успокоит твою стыдливость, я могу надеть набедренную кольчугу. - Это тьма, - прошептал кто-то. - Он вошел в нее и сражался с ней. Она свела его с ума. Вадин испепелял говорившего взглядом до тех пор, пока тот не сбежал. Это послужило сигналом. В шатре остались только Вадин, Аджан, летописец Обри, подобный тени на стене, Имин и Алидан. Олван и Аян, двигаясь с превеликой осторожностью, начали готовить ванну для короля. Они наполнили водой широкий медный резервуар. Мирейн позволил им опустить его в воду, но сам при этом не расслабился. Глаза его все еще были устремлены на Аджана. - Ну так что, капитан, набедренная кольчуга тебя успокоит? - Да тут не хватило бы и полных доспехов, с мечом, копьем и щитом в придачу. - И с телом одного из ваших северных богатырей. Мирейн опустил глаза и взглянул на себя. С тех пор как он пришел в Хан-Янон, он вырос и, в конце концов, не был таким уж маленьким. По южным меркам, наверное, среднего роста, хотя по японским роста ему явно недоставало, однако сложен он был крепко, с гибкой силой всадника и воина. Но он был несомненно околдован, раз обрек себя на схватку без оружия с самым грозным бойцом Янона. - Нет, - сказал Мирейн с еле сдерживаемым нетерпением. - Нет. Освободите свой разум, друзья мои, и подумайте. Я умею обращаться с оружием и хорошо его знаю; мечом я владею даже превосходно. Мой жеребец не имеет равных во всем королевстве. Но... - Он вылез из ванны, не похваляясь своим телом, но и не скрывая его. - Моранден - зрелый мужчина в полном расцвете сил, с самого детства обучаемый военным искусствам. Он может взять более тяжелый меч, более длинное копье; если он не превзойдет меня как наездник, то по крайней мере сможет защищаться против моего Бешеного. И пока я буду безуспешно пытаться напасть на него, он сможет разить меня как ему будет угодно, словно мальчишку, кружащего вокруг взрослого мужчины. - Но он способен сделать то же самое и без оружия, - вырвалось у Аджана. Руки у него в два раза длиннее, чем у тебя; ростом ты ему достаешь только до плеч. И он силен. "Питон" - вот как называли его враги: удар его быстр и опасен, как удар змеи, и он вкладывает в него всю мощь своего тела. - На западе, - сказал Мирейн, - есть одно животное. Довольно маленькое, не больше, чем я могу удержать в обеих руках, с длинным гибким хвостом и огромными завораживающими глазами, как у прекрасной женщины. Эта зверушка убирает свои когти в бархатную кожу. Зовут ее Танцующая-В-Траве-и-По-ющая-В-Ночи, а чаще всего Иссан-улин, Убивающая Змей. Нет более быстрого и свирепого или более хитрого создания, чем она. Даже великий повелитель змей, увенчанный гребнем король, яд которого смертельнее других, даже он становится жертвой этого маленького охотника. - У нее есть когти и клыки, - не уступал Аджан. - А что есть у тебя? - Руки, - ответил Мирейн, - и разум. Подойди сюда, мой господин. Ты знаменитый боец. Я слышал, что тебя называют лучшим знатоком единоборств на всем севере. Попробуй ударить меня. Старый воин посмотрел на Мирейна тяжелым взглядом. Тот стоял расслабившись и улыбался. Но острый глаз мог уловить в его позе напряжение. Аджан был известен быстротой удара, с оружием в руке или без него. Когда остальные немного отступили назад, он почти незаметно подвинулся, сделал ложный выпад правой рукой и затем выбросил левую руку так резко, что движение невозможно было поймать глазом. Казалось, Мирейн даже не пошевелился, но рука Аджана рассекла только воздух. Аджан нахмурил брови. Он сделал шаг или два вперед. Мирейн не двинулся с места. - Ну а теперь серьезно, - сказал он, - ударь меня. На этот раз движение Мирейна было заметно: без видимых усилий он чуть подался в сторону. И рассмеялся. - Схвати меня, Аджан. Это ведь так просто. Я уже у тебя в руках. Но это опять оказалось не так. Аджан опустил руки. Он был озадачен, но старался не показать этого. - Итак, тебя невозможно поймать. Но какая от этого польза в поединке, где надо вовремя нанести удар? Мирейн с грациозностью кошки шагнул назад. - Ты разозлился. Я выставил тебя на посмешище. Атакуй меня, капитан. Победи меня и научи слушаться твоей мудрости. Аджана не надо было уговаривать. Но он был осторожен, и не зря. Он и раньше говорил, когда встретился с Мирейном в тренировочном бою перед оруженосцами, что за всю свою жизнь только один раз видел такую реакцию, как у Мирейна, а именно у Морандена, когда тот только становился зрелым мужчиной. "Три года, четыре, пять - дайте только королю вырасти и взлелеять свое искусство, и он станет воином, о котором будут складывать легенды". Если он переживет схватку на рассвете. Аджан атаковал. Мирейн дал ему приблизиться, незаметно передвигаясь и балансируя на ступнях. Неожиданно Аджан взмыл в воздух, пролетел через шатер и растянулся среди покрывал на кровати Мирейна, который тут же склонился над ним, поддерживая его закружившуюся голову. - Аджан! - сказал он с искренним раскаянием. - Умоляю, прости меня. Я не собирался бросать тебя так далеко. Аджан захлопнул рот, лязгнув зубами. Из его глотки вырвался хриплый смех. - Бросить меня, мальчишка? Бросить меня? Да во мне веса на двоих таких, как ты! Мирейн прикусил губу. В его глазах были одновременно и смех и раскаяние. - Да. И большую часть этого веса я использовал против тебя. Еще немного и я мог бы убить тебя. Капитан с трудом поднялся на ноги. - Конечно, мог. Ну и дурак же я! Мне следовало бы знать, что ты владеешь западным искусством. - Искусством убивать без оружия. Да, я владею им. Я научился ему от старого учителя по воле моей матери. Она знала, что я буду похож на нее: западная фигура, северное лицо. А люди на западе, будучи столь малорослыми по сравнению с остальными народами, научились обращать свой рост в преимущество. Так как они не могут победить за счет грубой силы, они побеждают своим искусством. Я видел ребенка в Асаниане, да к тому же девочку, моложе и меньше меня, которая бросила на землю мужчину такого же роста, как Моранден, а когда он отказался просить пощады, убила его. - Я тоже видел нечто подобное. Этого достаточно, чтобы заставить меня поверить в то, что рассказывают об асанианцах, будто бы у них в крови есть кровь дьяволов. - То же самое рассказывают и обо мне. - Мирейн поднялся. - Теперь ты понимаешь? С оружием в руках я могу лишь столько же или даже меньше, чем Моранден. Без оружия я смогу восстановить равновесие. Моранден огромен, он надеется на свою силу. Так же поступлю и я. - Я все равно думаю, что ты безумец. Если бы ты был рассудительнее, то нашел бы другого защитника... - Аджан оборвал себя и низко поклонился, выражая полнейшее почтение воина к своему королю. - Независимо от исхода это будет битва, о которой сложат песни. И у меня нет власти, чтобы удержать тебя от нее. Мирейн кивнул. Внезапно он показался невероятно усталым. - Пожалуйста, уйдите, - сказал он. - Все. Они с большой неохотой подчинились. Имин немного задержалась, но, увидев, что она тоже не нужна, вышла, и полог, закрывающий вход в шатер, опустился. Не ушел лишь Вадин. Он сделался невидимым, отойдя в самый темный угол и запретив себе даже думать. Его усилия возымели успех: Мирейн не взглянул на него, не приказал ему уйти. Когда все ушли, шатер, освещенный одной-единственной лампой, показался гораздо больше. Оруженосцы унесли с собой ванну. Мирейн сел на то место, где она стояла, на ковры, ворс которых был примят ее весом, и занялся делом, до которого у оруженосцев не дошли руки: он принялся расчесывать свои волосы. У корней они вились сильнее, чем по всей длине косы, и сплелись бы в клубок кудрей, если бы их обрезать. На центральном столбе шатра был подвешен щит, отполированный до блеска. Мирейн встретился в нем с отражением своего взгляда. Вадин, невидимый, беспомощный, мало-помалу проникал в мысли Мирейна, следуя за ними, как будто тот произносил их вслух. Спокойные мысли, немного насмешливые, как и наклон его головы, когда он разглядывал свое лицо. У людей с запада были гладкие овальные лица, худощавые тела и сильно вьющиеся волосы; кожа их была светлой, золотистой или - изредка - цвета слоновой кости, а волосы соломенно-светлыми. Из всего этого Мирейн унаследовал только вьющиеся волосы. Он был совершенно темным и несомненно янонцем: высокие скулы, нос с горбинкой, гордый рот с тонкими губами. - Представь себе обратное, - сказал Мирейн вслух. - Западное лицо, северное тело. Сильное, способное противостоять Морандену с оружием в руках, без обмана или хитрости. - Он вздохнул. - А я все еще мальчик-подросток, которому только предстоит набраться силы и умения. Он перевязал волосы обрывком веревки и обхватил руками колени. Вот в чем была вся суть: Моранден силен, искусен и неумолим в своей вражде; к тому же его поддерживает сильная магия. Что мешает его матери и ее богине наделить Морандена искусством, равным искусству Мирейна? - Отец, - прошептал Мирейн. - Отец, мне страшно. Когда он был еще маленьким, он иногда плакал, потому что руку его жгло очень уж сильно и потому что у него не было отца, до которого можно дотронуться, к которому можно прибежать, на груди которого можно выплакаться. У него была такая мать, о которой можно только мечтать, и князь Орсан, которого он звал приемным отцом, и княгиня; и Халенан, а потом и Элиан, брат и сестра по любви, если не по крови. Но вместо отца у него была только боль, и далекий огонь солнца, и обряды в храме. Став постарше, он научился не плакать. Он пошел к своей матери и заявил: - Может ли это быть правдой? Я знаю, как делаются дети: Хал мне рассказал. Как мой отец может быть духом огня? - Он - бог, - ответила она. - А для бога нет ничего невозможного. Мирейн упрямо поднял подбородок. - Для этого нужен мужчина, мама. Он приходит к женщине, и... Она рассмеялась и приложила палец к его губам, заставив его замолчать. - Я знаю, как это делается. Но бог не похож на человека. Ему не надо приходить. Он может просто повелеть, и все исполнится. Мирейн нахмурился. - Это ужасно. Заставить тебя рожать меня в боли и страдании, без всякого удовольствия. - О, - выдохнула она с радостью и восторгом. - О нет! Удовольствие было. Больше чем удовольствие. Экстаз. Он был везде, вокруг меня; а я была его любовью, его невестой, его избранницей. Я с первого момента знала, что ты появился во мне, и радость была так велика, что я зарыдала. О нет, Мирейн. Могла ли я желать жалких плотских удовольствий, когда познала бога? - Но я не знаю его, - хмуро сказал он, сопротивляясь ее радости. Мать взяла его на руки, хоть он и был уже большим парнем, семи лет от роду, и делал первые успехи в военных занятиях. - Ты знаешь его. Только сегодня утром я видела его в тебе и тебя в нем, когда ты скакал на своем пони вдоль реки. - Это был не бог. Это было... было... - Он не мог найти слов. - Я просто был счастлив, и все. - Это был твой отец. Свет, радость и яркое, сильное присутствие. Разве ты не чувствовал, что весь мир любит тебя и ты отвечаешь ему тем же? Что с тобой есть кто-то, разделяющий твою радость, поднимающий тебя, когда ты спотыкаешься? - Лучше бы у меня был кто-то, кого можно увидеть. - У тебя есть я. Есть князь Орсан, и Хал, и... - Они мне не нужны. Мне нужен отец. Она рассмеялась. Она была наполнена смехом, эта жрица Хан-Гилена. Некоторые были недовольны ею, они считали, что невеста самого бога должна быть печальной и суровой; Санелин была созданием света. И он еще ребенком, к своему смятению, обнаружил, что не может оставаться хмурым рядом с ней. Смех уже начинал клокотать в нем. Как глупо требовать отца, когда он у него уже есть, лучше, чем у кого-либо другого. Отец, который всегда в нем и с ним. А когда ему действительно нужно было кого-то видеть, то у него был ни больше ни меньше как сам владыка Хан-Гилена, высокий мужчина с суровым лицом, веселыми глазами и волосами цвета солнечного огня. Санелин умерла, от князя Хан-Гилена его отделяло много лиг. Но бог, когда Мирейн искал его, всегда был там, в глубине его собственной души: близость слишком сокровенная, чтобы иметь имя или лицо. И утешения в словах он тоже не давал. Все было гораздо глубже. Но еще глубже пробрался страх. - Отец, завтра я могу умереть. Я наверняка умру. Враг, с которым мне предстоит биться, слишком силен для меня. Стоит ли бояться смерти? Ведь она - только переход, а после нее наступает несказанная радость. - Но умереть сейчас, когда мое предназначение все еще не выполнено, знать, что своей смертью я оставляю королевство во власти слуг твоего Врага, можно ли это вынести? А, так, значит, не смерти он боялся. Он боялся, что не сможет жить и сдерживать богиню. В нем жило ощущение собственной ценности. - И кто породил его во мне? Чтобы сделать его сильным, а не высокомерным. - Но тогда все это не имеет значения. Если Моранден убьет меня, трон будет в безопасности. Его мать не будет управлять сыном с помощью своих магов и жрецов, заставляя весь Янон поклоняться богине. А ведь может быть и по-другому. Возможно, Моранден, получив трон, сможет противостоять своей матери, а возможно, он окажется слишком слаб перед ней. Возможно также, и наиболее вероятно, что произойдет именно то, что предвидит Мирейн. - "Возможно" - тревожное слово, когда его произносит бог. Для своих целей бог может захотеть думать как человек. Он может пожелать оказать помощь там, где она необходима, если ее ищут на верных путях. - Отец! Ты будешь со мной? Бог всегда со своим сыном. - Ты утешаешь меня, - произнес Мирейн с оттенком иронии. Но не до конца. - Конечно, нет. Я знаю, что эта битва значит для тебя. Еще один удар, направленный против твоей сестры. - Мирейн откинул назад свою густую гриву, вздрогнув от приступа страстного гнева. - Но почему? Почему? Ты бог. Она богиня. Ведите свою борьбу в своем мире. Дайте нам жить! Ему показалось, что образ бога улыбнулся, и улыбка эта была полна грусти. Мысль его ясно облеклась в слова, произнесенные глубоким и мягким голосом, похожим и в то же время не похожим на его собственный: "Еще раз говорю тебе, еще раз прошу тебя запомнить: когда мы создавали твой мир, мы принесли клятву о перемирии. Война между нами разрушит все, что мы создали вместе. Чтобы не ставить все это под угрозу, Мы поклялись, что все наши битвы будем вести с помощью тех, кого мы сотворили". Губы Мирейна искривились. - Отец, да ты жесток! Скажи об этом прямо. Скажи, что ты играешь с нами, как кошка играет со своей жертвой. "Нет. Это не так". - Если это не так, то как насчет твоей соперницы? Она мечтает об уничтожении. Почему бы ей нс нарушить клятву и не завоевать все? "Уничтожение нужно ей не больше, чем мне. Она разрушила бы то, что радует меня, и накрыла бы мир покрывалом ночи, которую она сотворила, и правила бы им единовластной королевой и единовластной богиней". - А ты? "Я установил бы равновесие. Разделил бы свет и тьму и указал каждому из них надлежащее место". - И был бы единовластным королем и единовластным богом. "Это сказал ты, а не я". - Да, - горько произнес Мирейн. - Всегда я говорю это. Я люблю тебя и не могу сдержаться. Но, отец, я смертен и молод, и у меня нет твоей мудрости, чтобы всегда видеть то, что я должен. "Победи в своей битве. Остальное придет, когда настанет время". - Победи в своей битве, - повторил Мирейн. - Победи. - Он бросился ничком на постель. - О боги, мне страшно! Лампа замигала; легкий холодный ветерок пронесся по шатру и улетел. Вадин обнаружил, что он стоит, склонившись над Мирейном, и не может унять дрожь. Ему трудно было объяснить, что же потрясло его так сильно: то ли ужас от того, что бог полыхал и горел в нем, то ли страх от того, что король, съежившись, дрожит на походной постели. Бог без лица и без живого голоса и король, похожий на испуганного мальчишку. Парадоксы. Вадин был простым человеком, воином, выросшим в горах. Он не был создан для этого. Он прошел через смерть в свет жизни. Он был отмечен силой Мирейна, которая пришла от бога. Вадин опустился на колено. Мирейн перестал дрожать и свернулся в клубок, став таким маленьким, что почти вызывал жалость. Вадин легонько коснулся его плеча. - Убирайся, - произнес тот спокойно и холодно. Вадин не двинулся с места. Мгновение растянулось, измеряемое медленным дыханием. Мирейн сжался еще больше. Внезапно он распрямился как пружина, вскочил на ноги и опрокинул Вадина на спину. - Убирайся, дьявол тебя побери. Убирайся! Вадин глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание и прогоняя боль. - Почему? - ровным голосом спросил он. Мирейн поднял его на ноги. Король не имел права быть таким сильным и таким опасным, как вспугнутый леопард, но Вадин не испытывал страха даже тогда, когда маленькие сильные руки встряхнули его, словно пучок соломы. Он весь подобрался и сжал зубы, ожидая, когда пройдет буря. Мирейн разжал руки. Вадин пошатнулся и выпрямился. - Почему я должен убираться? - спросил он опять. - Потому что я увидел, как ты один раз стал человеком? - У меня что, нет права на одиночество? Вадин глубоко вздохнул. Ребра его болели от падения и от жестокой хватки Мирейна. Он посмотрел в пылающее яростью лицо своего короля. - Ты и в самом деле хочешь остаться один? - Я... - такое случалось не часто, чтобы Мирейн не мог найти слов. - Ты проник в мои мысли. - Разве? А чья вина, что он смог это сделать? Мирейн услышал все: и сказанное, и не сказанное. - Ты не имел никакого права, - произнес он. - Даже права друга? Повисла звенящая тишина. Вадин сказал это не думая, направляемый угасающим блеском бога. Сначала Мирейн услышал только рев своего гнева. Когда гнев поутих, глаза его расширились; Вадин почувствовал, что с ним происходит то же самое. Сердце его забухало как молот. Кулаки сжались до боли. Мирейн осторожно и мягко проговорил: - Скажи это еще раз, Вадин. Скажи это сам, пусть мой отец не ведет тебя. В горле у Вадина пересохло. Ему захотелось проклясть бога и все его безумие. Он сказал: - Друг. Друг, разрази меня гром, и если ты хотя бы наполовину маг, которым себя называешь, то ты должен знать, что я давным-давно проиграл свое пари. А разве у друга нет права быть там, где он нужен? Особенно, - добавил он мрачно, - если бог понудил его сделать это. - Мне никто не нужен. Высокомерные и глупые слова, да к тому же совершеннейшая ложь. Вадин не удостоил их вниманием. - Друг, - сказал он и добавил немного смущенно: - Брат. Я не стал думать о тебе хуже оттого, что ты испытал страх. Только дураки, младенцы и, может быть, боги не знают страха. - Боги... боги могут испытывать страх. - Мирейн опять потерял самообладание, в нем взыграла гордость, ставшая его оружием. - Ты думаешь, что способен мне чем-нибудь помочь? Ты, который даже не умеет написать буквы своего имени? Вадин расхохотался. Даже погруженный в пучину ужаса, Мирейн был достоин всяческого уважения, потому что страх его был мужественным страхом сильного мужчины и мага. Но чтобы он, такой мудрый, поносил Вадина за то, чем гордится каждый лорд Янона... - Мой господин, я что, все понял не так? Ты собираешься сражаться стилом и табличками? Верно, что я не умею написать и слова, но я могу заточить твое стило; может, мне его еще и оперить и показать, как сделать из него дротик? Мирейн вздернул подбородок. Несмотря на свое бесшабашное настроение, Вадин на миг похолодел и засомневался, не зашел ли он слишком далеко. - Ты смеешься надо мной, - произнес король, снова становясь холодным и спокойным. - Послушай меня, - вскричал Вадин в порыве чувства. - Завтра ты должен выйти на бой и сражаться в полном одиночестве, и никто не питает особых надежд на то, что ты победишь. Возможно, ты погибнешь. И ты так напуган, что ничего не видишь, но все равно пойдешь на этот бой, потому что ты должен. Потому что у тебя нет выбора. Ты предпочтешь, чтобы тебя сожрали демоны, чем покажешь, что готов наложить в штаны. - Не готов, - рявкнул Мирейн. - Уже наложил. Вадин на миг затаил дыхание. Он и сам не поверил, что отважился улыбнуться. - Ну конечно, ты хотел остаться один на один со своим позором. Ты не мог позволить, чтобы весь мир узнал, что ты - человек, а не герой из легенды. - Вадин ударил рукой об руку. - Идиот! Интересно, как ты будешь себя чувствовать к утру, если проведешь всю ночь в раздумьях, трясясь от страха и ненавидя себя за свой страх? Ты что, хочешь проиграть эту схватку? - Вадин, - проговорил Мирейн с подчеркнутым терпением. - Вадин, мой невольный брат, я, как и любой другой, знаю, каковы мои возможности в схватке с великим бойцом Янона. Я также знаю, какова моя мера раздумий, а для того, чтобы отдохнуть, у меня есть мое искусство. Если, - едко добавил он, - ты мне дашь им воспользоваться. - Ты опять играешь с истиной. - Вадин уклонился от шутливого удара и схватил Мирейна. Король напрягся, но не сопротивлялся. - Моя душа принадлежит тебе, Мирейн. Она твоя, и ты можешь делать с ней, что тебе угодно. Даже выбросить, если тебе так захочется. - Это будет страшной потерей. - Находясь в кольце рук Вадина, Мирейн вынужден был задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Король не улыбнулся, и выражение его лица не смягчилось, но глаза стали яснее и увереннее. - Ты назвал меня по имени. - Сожалею, мой господин. - Разумеется, ты сожалеешь, - передразнил его Мирейн. Тонкая линия появилась у него меж бровей, составляя контраст с едва заметно искривленными губами. - Ты больше не будешь называть меня "мой господин", когда мы наедине. Довольно того, что мне приходится выносить это от всех остальных. - Надо было подумать о таких вещах до того, как ты родился королевским наследником. - Хорошая мысль, но запоздалая. - Мирейн наконец улыбнулся, хотя и почти незаметно. - Я думаю, ты мне полезен. Как сильная доза слабительного. - О боги! Неужели я так кошмарен? - Даже хуже. - Но настроение Мирейна уже переменилось, черное безумство перерождалось в нем во что-то светлое. -Горькое, но, я бы сказал, бодрящее лекарство. Ты будешь завтра моим свидетелем? - Это политика? Князь Мехтар... - К дьяволу князя Мехтара, - произнес Мирейн подозрительно мягким голосом и крепко взял Вадина за руки так, что тот не мог вырваться. - Если я останусь жив, то у меня хватит сил разобраться с ним. Если я умру, то это уже будет безразлично. И, - добавил он, - я бы предпочел иметь тебя перед глазами, чем чтобы ты подкрадывался сзади. Уши Вадина запылали. - Я бы никогда... - Ну а теперь кто лжет? - Мирейн отпустил руки Вадина, придвинулся ближе и неожиданно заключил оруженосца в крепкие объятия. - Брат, я смиряюсь, я признаю это. Ты нужен мне. Ты будешь моим свидетелем завтра? "Да", - подумал Вадин, зная, что Мирейн услышит. Немного смущенный, он тоже сомкнул объятия и, сам не зная почему, вдруг подумал о Лиди. Она была его женщиной. Мирейн был его, его... - Братом, - сказал Мирейн и, улыбаясь, отодвинулся от него. - Сделать, чтобы она оказалась здесь? Вадин не сомневался, что Мирейн мог это сделать. Но он поднял руку в знак отказа. - Спасибо, не надо. Нет необходимости прибегать к магии. Я вполне способен на небольшое самопожертвование. Мирейн слегка пожал плечами, как бы не соглашаясь, но отпустил Вадина. - Спокойной ночи, брат, - пожелал он. - Спокойной ночи, - ответил Вадин. - Брат.
Имин сидела на земле возле шатра Мирейна - серая тень на краю освещенного пламенем костра круга. Но Вадин, выйдя под открытое небо, увидел ее так же легко, как и она его. Глаза их встретились. "Его глаза, - подумала Имин, перестали быть глазами мальчика, да и на глаза воина они теперь совсем не похожи". Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы выдержать их взгляд. Он слегка кивнул головой в знак понимания и ободрения и неожиданно улыбнулся, сверкнув белыми зубами. Имин поднялась. Ее сердце, это глупое существо, сильно стучало. Когда она оглянулась назад, оруженосец уже занял ее место и ее пост. Мирейн лежал на кровати, заложив руки за голову, и глядел на лампу. Она сбросила платье и легла рядом с ним, обняв его и положив голову на его грудь, как на подушку. Он опустил руки, чтобы обнять ее, поцеловал гладкий пробор в ее волосах. Его пульс участился, но он еще не был готов. Имин лежала тихо, ничего не говоря, не думая ни о чем, кроме покоя. Голос его прозвучал мягко, низко и все же очень молодо. - Любимая, знаешь ли ты, как тревожит твоя красота? - Тревожит, мой дорогой господин? - Очень. Я совершеннейший трус, моя госпожа. Все пугает меня. - Даже битва? - Больше всего. У меня нет никакого мужества, кроме показного. Инстинкт, слепой и абсолютно неразумный, который неотвратимо влечет меня к тому, чего я боюсь больше всего. - Я думаю, - сказала Имин, - что это и есть настоящее мужество. Знать, какой ужас тебя ожидает, бояться его и тем не менее сразиться с ним без дрожи в руках. - Тогда мужество - просто изнанка трусости? - Конечно. - Имин подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо. - Я бы не назвала тебя трусом, Мирейн Ан-Ш'Эндор. - Но я трус! - Он прикусил губу. - Я трус, - повторил он. - А еще я безумец, дурак и так далее. Я слишком хорошо это знаю. И хочу забыть это. На время. Пока мне не придется вспомнить. - В Яноне, - начала Имин, - в старые времена, до того, как наши люди стали следовать обычаям Запада и изнеженного Юга, когда король хранил бодрствование накануне битвы, был такой ритуал. Он давал силы королю, а через него и всему королевству; часто он приносил победу. Мирейн сидел неподвижно, широко открыв глаза, отражающие свет лампы и лицо Имин. Она продолжала спокойным, ровным голосом: - После захода солнца, пока воины стояли в ночном дозоре, король оставался в своем шатре, совсем один или с одним-двумя людьми, близкими ему, как братья. Там он вел тайную битву со своими страхами, битву за себя, за своих людей. Но никогда не считалось мудрым вести эту битву слишком долго. Должен был прийти кто-то, кто не только помог бы ему бороться, но и заставил бы его забыться. Это всегда была женщина, не девушка или мать семейства, а та, которая своими обетами и по своей воле избрала для себя долю не просто давать плотскую любовь, а быть чем-то гораздо большим. Святая. Сила короля. - И его певица? - И это тоже. Иногда. - Тогда, кажется, я сделал мудрый выбор в ночь своего восшествия на королевский трон. Выбрал именно ту единственную из всех, кого я мог пожелать. - Голос Мирейна стал жестче. - Но сегодня нет необходимости выдумывать титулы и ритуалы. Просто скажи. Скажи прямо. Ты считаешь, мне нужна женщина? - Разве нет? - спокойно спросила она, хотя и знала, что это сводит его с ума. Взбешенный, он захотел причинить ей боль. - Почему ты думаешь, что именно ты мне нужна? Может быть, на этот раз я изберу кого-нибудь, более подходящего мне по росту. Кого-нибудь, кто возрастом не годится мне в матери. Она рассмеялась своим неповторимым журчащим смехом, в котором Мирейн не услышал боли. - Возможно, это мудро; возможно также, что время для этого настало. Но я уже здесь и притом довольно нежна. А ты слишком разборчив, чтобы спать с обычной лагерной шлюхой. Он поперхнулся от ярости. - Как ты смеешь! Он почти взвизгнул, и это было так позорно, что весь его гнев улетучился. Смех заполнил образовавшуюся тишину, смех безудержный, заразительный, который снял все напряжение и бросил его, задыхающегося, в ее объятия. Имин перестала смеяться одновременно с ним, но улыбка задержалась на ее губах. В глазах плясали смешинки. - Такой ритуал на самом деле был, - сказала она. - И мне на самом деле, кажется, нужна... Дьявол тебя побери, Имин! - Он весь горел под ее руками. Внезапно он оторвался от нее и вскочил на ноги. - Почему ты возвращаешься ко мне? Что ты от этого получаешь? Ты делаешь это потому, что это твоя работа, твоя обязанность? Или... ты... - В тебе есть красота. Она не такая, как у других, она сильнее, необычнее. Она поет в крови. У тебя есть сила, которая, созрев, превратит тебя в великолепного мужчину. В тебе есть что-то неуловимое, королевское. И, сказала она, беря обе его руки и прикладывая их в своему сердцу, - в тебе есть то, за что я тебя люблю. Мирейн наклонил голову и посмотрел на нее. Лицо его мгновенно сделалось холодным и неподвижным. - Я не буду твоей любовью на всю жизнь, - сказала она. - И не прошу об этом. Но то, что я могу дать тебе, то, что я всегда давала тебе, в эту особенную ночь я тебе даю. Он почти зарыдал. Он почти засмеялся. Ей удалось то, чего она хотела: король забыл о своем черном страхе. И пусть для нее он был заботой, настолько же сладкой, насколько и болезненной. Лицо ее оставалось безмятежным, улыбка - неомраченной, мысли - ясными и спокойными. Она не думала о том, что понимали они оба: что, может быть, им никогда больше не придется лежать в одной постели. Но Мирейн был слишком великим магом и истинно Солнцерожденным. Он не увидел, но почувствовал. Имин отпустила его руки, и он погладил ее по щеке. - Я не принесу тебе печали, - очень нежно сказал он. - Тогда дай мне радость. И она расцвела в нем. Даже не имея его волшебной силы, Имин почувствовала это. Она обняла его и притянула к себе.
24
К заходу солнца тень над лагерем противника как будто растаяла. В полной темноте часовые на вершине холма могли различить противоположный лагерь, который почти ничем не отличался от их собственного, с тем же равномерным расположением сторожевых костров. Пространство между лагерями, где водный поток что-то нашептывал на бегу, было слишком черно даже для тех, кто хорошо видел ночью. Алидан, совершенно обнаженная, ползла вниз по склону с осторожностью охотника; волосы ее были заплетены и уложены вокруг головы, кинжал привязан к бедру, его рукоятка и ножны обернуты черной тканью, чтобы скрыть блеск металла. Мимо часовых Мирейна она проскользнула неслышно, как ветер в траве. У края воды Алидан помедлила. Бросила короткий взгляд назад. Шатер Мирейна затерялся среди других. Сам Мирейн крепко спал, согретый руками певицы, его оруженосец из Гейтана охранял покой короля снаружи. Она улыбнулась, подумав о них, и слегка вздохнула. Хорошо бы попрощаться по крайней мере с королем; но он запретил бы ей, а она должна была совершить это. Илиен журчала прямо перед ней. Впереди лежал лагерь врага. Алидан по-прежнему ничего не видела в темноте и не слышала никакого движения, только мерные шаги часовых. Они легко двигались в доспехах, поблескивавших в свете костров. Некоторые были облачены в доспехи Окраин, другие - в доспехи рыцарей западного Янона. У одного воина, который вышагивал по берегу Илиен, на плаще был герб лорда Кассина. Алидан затаила дыхание и вошла в воду, обжегшую ее обнаженное тело. Она сжала зубы и устремилась вперед, соизмеряя свои движения с равномерным шумом воды, перекатывающейся через камни. Не раз она застывала, съежившись под водой, но ни один взгляд не упал на нее. Наконец Алидан выбралась на западный берег. Часовые рассеянно проходили мимо нее. Похоже, они несли караул по обязанности и не боялись нападения. Алидан собралась и бесшумно, но стремительно взлетела вверх по склону. Часовой остановился, вглядываясь в темноту, она тоже застыла на месте, но часовой проследовал мимо. Перед ней мерцали огоньки костров. Сторожевые посты остались позади. Алидан двигалась уже не так осторожно, однако, направляясь к шатру, который стоял в центре лагеря, она предпочитала держаться тени. Перед шатром развевалось знамя Морандена: голова волка, увенчанная короной.
Внутри шатра горела лампа. Ее свет отражался в глазах двоих людей, неотрывно смотрящих друг на друга. Моранден стоял так, будто какая-то невидимая рука принуждала его. Мать принца восседала на резном кресле, одетая со своей обычной простотой, которая блекла рядом с великолепием принца. Но лицо ее было спокойным и свежим, его же - утомленным до предела, как после изнурительной и безнадежной борьбы. - Я даю тебе возможность поиграть, сын, - говорила она. - Я позволяю твоим людям называть тебя королем, в то время как меня они избегают или называют ведьмой, если не хуже. Я дам тебе доиграть эту игру в королей и воинов с молодым выскочкой. Но я не оставлю ему ни малейшей надежды на победу. - Как он может победить? Я в два раза больше него. Я успею разорвать его на части, пока он будет только подходить ко мне. - Сын Солнца глуп, но не совершенно безумен. Он находит какое-то преимущество в том виде поединка, который избрал. Очень может быть, что это преимущество - в колдовстве. - Я прослежу за тем, чтобы он поклялся не использовать магию, - возразил Моранден, - а ты можешь проследить за тем, чтобы он сдержал свою клятву. Но не больше. Никаких ядов и заклинаний. Я убью его в честном поединке. - Нет, - сказала Одия твердо. - Ты узнаешь, когда я... Моранден наклонился к ней. И так мрачно было его лицо, что даже Одия на мгновение почувствовала опасность. Он заговорил отчетливо и медленно, и в словах его звучала затаенная сила: - Женщина, хватит. Ты думала, что нагнала достаточно тумана в мои глаза, но я знаю, что делала эта армия с моей страной. Моей страной, женщина. Она опустошала ее. Разрушала, осуществляя твою месть врагу, уже мертвому врагу, который не сделал тебе ничего, кроме того что низверг гадюку-отца и вознес тебя самое так высоко, как только можно было поднять предательское отродье. И он любил тебя, по-своему, но любил. Это и был его непростительный грех. Он никогда не снисходил до того, чтобы ненавидеть тебя. Одия ударила его. Ее длинные ногти оставили борозды на его щеках над бородой, но он даже не поднял руки, не прикоснулся к ним, хотя из одной царапины засочилась кровь. Казалось, она вытекает не из новой ранки, а из старого шрама под глазом - воспоминания о еще одной битве все в той же бесконечной войне. - Да, - произнес Моранден, - когда слова не убеждают, ты бьешь. А правда сводит тебя с ума. - Правда? - рассмеялась она. - Что ты знаешь о правде, ты, чье право на трон - чистая ложь? Ты никогда не был сыном короля, Моранден. Он отпрянул. Желчь заклокотала в его горле, прорываясь в словах. - Это гнусная клевета. Он был моим отцом. Он признал меня. Одия улыбнулась, уверенная, что победа теперь за ней. - Это была сделка. Я согласилась отдаться ему, если он назовет своим именем моего ребенка. Он был слаб, а я - красива. Он сделал все так, как я приказала ему. - Ложь, - проскрежетал Моранден. - Или, если это правда... - Зубы его обнажились в зловещей улыбке. - Ты ошиблась, шлюха. По твоему свидетельству, у меня нет законного права на трон Я нона. Я откажусь от него. Я пойду прямо сейчас, прекращу эту пародию на войну и найду свою удачу где-нибудь далеко отсюда. Я больше не буду твоей марионеткой. Он оказался сильнее, чем она думала, и благоразумнее. Одия сказала ему об этом и добавила: - Это только доказывает твое происхождение. Здравость ума не характерна для королевской линии Янона. - Но и страсть к убийствам тоже, страсть, которая, по несчастью, досталась мне. Мой отец должен был задушить тебя, как только увидел. - Он тебе не отец. - Он был единственным отцом, которого ты мне позволила иметь! - Моранден встал, собираясь с мужеством. - Я буду сражаться в этом поединке сам и по-своему. Честно. Если ты сделаешь хоть малейшее движение в сторону моего противника, я убью тебя своими собственными руками. - Его голос стегнул ее с неожиданной мощью. - А теперь убирайся! Одия поднялась, но уходить не спешила. - Когда он возьмет тебя за горло, припомни то, что ты сказал мне. - Когда я повергну его и поставлю на него свою ногу, остерегайся, мать моя, чтобы я не бросил тебя его псам. Как и королевство, на которое, по твоим словам, у меня нет никакого права. - У тебя есть право признанного королем сына. - Одия опустила вуаль, скрыв под ней свои сверкающие глаза. - Я буду править Яноном с тобой или наперекор тебе. Возможно, пришло время, чтобы этой страной правила королева. - Я все равно нужен тебе, чтобы избавиться от нынешнего короля. - Нет, - сказала она, - ты мне совершенно не нужен. Но я тоже имею слабости. Я терплю тебя только потому, что ты мое чадо, плоть от моей плоти. Потому, - произнесла она с такой силой, что он не мог не поверить ей, - потому, что я люблю тебя. Алидан, тяжело дыша, скорчилась в тени на расстоянии ладони от стенки шатра. Однако голова ее шла кругом не только от прерывистого дыхания и даже не от того ужаса, который был вызван подслушанным разговором. Алидан уже перестала думать о мести. Теперь то, что она задумала, стало простой необходимостью. Но кого из них? Предатель принц погубит тело Мирейна. Колдунья поразит его душу. А у Алидан нет времени, чтобы сокрушить их обоих. Кого же? Перед ее мысленным взором предстала гибель ее сына. И она увидела лицо Морандена в тот момент, когда Шиан был убит, застывшее, пораженное случившимся. Сквозь шум в ушах она услыщала его слова: "Как мы дошли до убийства детей? Стражники! Схватите его!" Король поступил так, как и должен был поступить. Даже если он сам - убийца детей, а воды Илиен стали длинной унылой дорогой смерти. И он восстал против этих убийств. Но он убьет Мирейна. Но женщина украдет волю короля, околдует его душу. Если сможет. Если Моранден сможет... Алидан поползла через темноту, одной рукой сжимая рукоятку длинного тонкого кинжала, который она приготовила для сердца Морандена. Чтобы спасти Мирейна, чтобы спасти его грядущую империю. Блеснул луч света. Алидан отпрянула в тень. У входа в шатер стояла высокая темная фигура. Свет, исходящий изнутри, зажегся огнем на серебре у нее на шее. Разум Алидан затуманился. Предательство на предательстве. Измена на измене. Ненависть...
Полог опустился. Имин стояла в шатре, глядя на мать и сына. Они были поражены, она - спокойна, как будто ей нечего было бояться. - Приветствую вас, - проговорила она. Моранден и Одия не ответили. Возможно, они были не в силах говорить. Имин улыбнулась и села на диванную подушку, аккуратно расправив складки своего платья и сложив руки на коленях. Моранден взорвал тишину: - Как ты сюда попала? Что тебе от нас нужно? - Я просто пришла, - ответила Имин. - Возможно, пропела словечко или два. Я хочу поговорить с тобой. - Зачем? Он что, не может тебя удовлетворить? Она улыбнулась своим воспоминаниям. - Он настоящий король во всех отношениях. - И ты вовсю пользуешься этим. - Я более чем довольна. - Певица посмотрела на Морандена. - Ты неважно выглядишь, мой господин. - Война тяжело достается мужчине. - Конечно, - согласилась она. - А восстание жестоко, не правда ли? Приходится уничтожать многое из того, что хотелось бы сохранить. От этого удара Моранден застыл. Глаза его мотнулись к матери с ненавистью и мольбой. Та молча наблюдала. Удивление сменилось на ее лице выражением, которое не так просто было определить. Но вряд ли это был испуг или тревога. Скорее она с трудом сдерживала улыбку, спокойная, высокомерная, уверенная, что мир принадлежит ей и она может делать с ним все что хочет. Имин встретилась с Одией взглядом. - Ты знаешь, что, если твой сын проиграет, надежды у тебя нет. - Мой сын не проиграет. - Ему предстоит встретиться не с ребенком, а с сыном бога. Он намного сильнее, чем кажется, он король, предназначенный судьбой. - Мой сын будет королем Янона. - Возможно, - сказала Имин и снова повернулась к Морандену. - Вполне возможно. Ты думаешь, Мирейн задержится здесь надолго? Это только начало его пути. Когда он пойдет, чтобы получить все свое наследство, Янону понадобится повелитель. Ну а кто может быть лучше на этом месте, чем его родственник? - Его дорогой родственник. - Моранден обнажил зубы. - Я, конечно, не мудрец и не потомок бога, но я и не совершенный идиот. Я знаю, какую любовь я могу встретить в Мирейне, в незаконнорожденном сыне жрицы. Он скорее убьет меня, чем допустит до трона. - Неужели? Конечно, ты начал с большой ошибки, но Мирейн изменился с тех пор, как начал править королевством. Он простит тебя, если ты предоставишь ему такую возможность. Он даст тебе все, о чем ты когда-либо мечтал. Лицо Морандена внезапно исказилось, и он указал на свою мать. - Даже ее голову на шесте? - Даже это, - подтвердила Имин. Одия мелодично засмеялась. - Да это получше, чем цирковая труппа! Певица, ты совсем потеряла разум? Или это просто безумие от отчаяния? У твоего любовника нет надежды победить, и ты знаешь это так же хорошо, как и мы. И тебе не купить его жизнь пустыми обещаниями. - Это не пустые обещания, - возразила Имин. Одия только улыбнулась. Имин встала. Она высоко подняла голову, голос ее проник в сердце Морандена. - Ты не глуп, мой господин, ты - не игрушка для женщины. И все же твоя мать правит тобой. Без тебя она - ничто. Ты без нее - мужчина, обладающий силой и мудростью. Стряхни свои оковы. Взгляни в лицо правде. Знай, что ты сможешь стать королем, надо только проявить немного терпения. Моранден пришел в замешательство. Она искушала его. Она соблазняла его грядущим величием. Свобода, радость и трон. И никакой Одии, превращающей его жизнь в ничто. Крупная дрожь сотрясала его тело, руки обхватили голову. Он тяжело дышал. - Нет. - Пальцы Морандена царапали кожу. Он с усилием оторвал их. Боль была слабее, чем от царапин, оставленных рукой матери, и от холодного огня ее взгляда. - Нет. Слишком поздно. Слишком поздно стало уже в тот день, когда мой отец назвал Санелин Амалин своей наследницей. Это только последнее движение в затянувшемся танце. Я должен закончить его. Я буду королем. - Мой господин... - начала Имин. - Сударыня, - прервала ее Одия, - король сказал свое слово. - Он подписал свой смертный приговор. Но сила Имин растаяла и превратилась в обычное неповиновение. Она оказалась в ловушке, спиной чувствуя, что стражники снаружи готовы схватить ее. Моранден мог бы позволить ей уйти, но Одия никогда не отдаст столь дорогую пленницу. Имин глубоко вздохнула и вложила в свой голос всю магию, какой обладала. - Не трудись, - рассмеялась Одия. Она произнесла Слово. Имин онемела и утратила волю к сопротивлению. Одия взяла ее за расслабленную руку. - Идем, дитя. Имин не могла говорить, не могла сопротивляться, но она могла улыбаться. Это была непокорная, бесстрашная улыбка, хотя Имин и видела в глазах Одии свою смерть. Они встретились как равные. Она заставила их снизойти до нее. Улыбка Имин становилась все более уверенной и спокойной.
Алидан сжалась в комок. Ужас, затмивший ее разум, теперь сделал все предельно ясным. Она знала, что будет делать и что должна сделать. Одия и ее пленница вышли из шатра. В тот момент, когда тьма ослепила их после яркого света, Алидан прыгнула вперед. Демоны и змеи, тело, слишком изворотливое, чтобы быть человеческим, блеск смертельно опасных глаз. Нож пронзил плоть, скользнул по кости и отскочил. Прямо над ухом у Алидан раздался резкий вздох. Железные пальцы выдернули кинжал из ее руки и сомкнулись на ее горле. Слишком много пальцев, слишком много рук. Яркий свет ослепил Алидан. - О боги! - вскрикнул кто-то. - Женщина! - Эй, кто-нибудь! Королева ранена. Быстрее, приведите лекаря. - Довольно! - раздался голос, который Алидан так хорошо теперь знала, слишком сильный для серьезно раненной женщины. - Она только поцарапала меня. Расступитесь, дайте мне посмотреть на нее. Круг теней распался, но Алидан чувствовала на себе их пристальные взгляды. Она подумала, что надо бы прикрыть наготу, и чуть не засмеялась сквозь слезы. Ее попытка не удалась. Она погубила себя напрасно, даже не из-за обычной мести. Они погибнут вместе - она и онемевшая, неподвижная певица. Новая тень склонилась над ней: ощущение величественной красоты, аура сильнейшего страха, острый запах крови. - Богиня, - прошептала Алидан. - Посланница богини. - Кто ты? - прогремело в ее сознании. - Женщина, - улыбнулась Алидан. - Просто женщина. - Кто? - настаивала некоронованная королева. - Кто ты? - Та, что погибла. Улыбка Алидан погасла. Колдунья наклонилась ниже, глаза ее были готовы рассечь душу Алидан. Богиня обитала в их глубокой тьме. "Но, - запротестовало сознание Алидан, - она не... она не совсем..." Бесполезно; колдунья не сможет узнать больше, чем уже знает: кто, почему и как. На черном платье Один проступила яркая кровь, на лице появилась боль, в глазах - гнев. Великий гнев, потому что с потерей крови она потеряла силу, а с силой - способность использовать магию. И все же ее власти было достаточно, чтобы покончить с этой хрупкой сумасшедшей женщиной; а это обещало Алидан пытки. Ужас проник во все уголки ее мозга. Безумство свернулось в центре. Между ужасом и безумием горели глаза Имин. В них полыхали слова: "Беги. Беги скорее". Мудрая глупышка. Ни одной из них не было спасения. Певица споткнулась, пошатнулась и упала на Одию, ударив ее по раненому боку. Женщина закружилась, ослепнув от боли. Глаза Имин, ноги Алидан - все перемешалось. Выбор был сделан. Алидан бросилась в ночь.
Когда звезды стали приближаться к полуночи, Вадин проскользнул в шатер Мирейна. Имин ушла. Мирейн лежал один, раскинувшись как ребенок, и улыбался во сне. В каком-то неосознанном порыве Вадин лег рядом. Мирейн, теплый и удовлетворенный, пристроился поудобнее к телу Вадина, еще глубже проваливаясь в сон. Но Вадин бодрствовал всю ночь, охраняя сон короля. Мирейн проснулся сразу. Только что он глубоко спал, а в следующий момент уже встретился взглядом с Вадином и улыбнулся. Это было так неожиданно, что Вадин замер там, где лежал. Король выглядел веселым и почти счастливым. Обычного утреннего плохого настроения как не бывало. Сегодняшний день, говорили его глаза, может стать его смертным днем, а может стать первым днем победы в его королевской жизни. Каким бы ни был конец, теперь, когда этот день наступил, Мирейн приветствовал его. Хотя рассвет еще только занимался, почти весь лагерь был на ногах. Как и Вадин, многие провели бессонную ночь. Воины, оруженосцы, лорды и капитаны ходили с хмурыми лицами и запавшими глазами, как будто не Мирейн, а они должны были умереть к вечеру. Он же был спокоен и весел. С аппетитом поел, улыбался, шутил, заставляя всех смеяться. Но как только он отворачивался, смех затихал. Нуран и Кав принялись за него: искупали, побрили, заплели и уложили его волосы вокруг головы. Пока они были заняты этим, кто-то просвистел за дверью. Вадин выглянул и встретился глазами с Аджаном. Лицо капитана было как будто высечено из камня. Торопливо, но без суеты Вадин вышел из шатра и окунулся в холодный рассвет. - Что... Он замолчал. Аджан поддерживал под руки шатавшуюся, завернутую в плащ женщину. - Алидан! Вадин чуть не сорвался на крик. Под накидкой на ней ничего не было, растрепанные волосы покрыты грязью и кровью. Но хуже всего были ее глаза, спокойные, трезвые, потерявшие всякую надежду. Вадин постарался быть осторожным. - Что случилось, Алидан? - Я оставила свою отметину на ведьме с запада, - ответила та тихо и ровно. - У нее нет больше силы, чтобы предать моего короля. Беспокойство Вадина усилилось. Он не мог даже сделать вид, что не понимает ее. Для этого он слишком продвинулся в магии. Он понимал то, что она говорила, он начинал подозревать и то, о чем она не сказала. Она радоваласй тому, что сотворила; возможно, в этом была единственная надежда на спасение Мирейна. Но радость ее обернулась черной тьмой. Аджан сказал коротко и жестко: - Они схватили певицу. Если ей повезет, они убьют ее быстро. Ноги сами привели Вадина к потухшему костру. Он остановился около него. В этом сером пепле не осталось никакой жизни. Аджан и Алидан стояли у него за спиной и вызывали теплое и болезненное чувство. Вадина чуть не вырвало. Но усилием воли он сдержался. - Почему? - потребовал он ответа от Алидан. - Почему ты сделала это? Женщина закрыла глаза. Было еще слишком темно, чтобы разглядеть се лицо; фигура в неясном свете казалась застывшей, голос был ровен. - Мы были не вместе. Я собиралась избавить нас от этого бунтаря. Но вместо этого ранила его мать. Певица хотела уговорить его сдаться. Одия победила ее. Имин просто сошла с ума, - сказала Алидан, которая сама из мести, обнаженная, прокралась во вражеский лагерь и пролила кровь ведьмы. - Она верила в свои силы певицы и в несколько ночей любви, которые подарила когда-то Морандену. Он был отцом ее дочери. Ты знал об этом? Моранден не знал. И теперь никогда не узнает. - Проклятие, - прошептал Вадин. - Из всех людей Янона ей лучше других должно было быть известно, как это подействует на Мирейна. Она знала! - Если бы ей удалось... - начала Алидан. - Если бы ей удалось, она навсегда опозорила бы Мирейна, доказав, что даже у его любовницы не было надежды на его победу. - Это предотвратило бы кровопролитие и дало бы ему могущественного союзника. Вадин встряхнул гудевшей головой. Женская логика. К дьяволу честь, к дьяволу достоинство, к дьяволу мужество! Ничто не имело значения, кроме победы. Он поднял кулаки. Алидан не уклонилась. - Это была жертва, - сказала она. - Теперь женщина из Умиджана должна умереть. Теперь старый король будет отомщен. Ты говоришь о позоре. Но как ты назовешь глупость моего господина, который позволяет этой убийце разгуливать на свободе? - Она не только свободна. Она может и править нами. - Вадин сжал руки за спиной, чтобы не ударить эту сумасшедшую. - Спрячься где-нибудь и не показывайся никому на глаза. Я постараюсь скрывать это от Мирейна, пока будет возможно. - Вадин громко застонал. - О боги! Она ведь должна была быть одним из его судей! Аджан, можем ли мы вызволить ее из лагеря противника до восхода солнца? - Нет. - Аджан был спокойнее Вадина, но выглядело это гораздо страшнее. Вокруг лагеря сплошная стена часовых. Они упустили одну женщину, но удержат другую. Она - их лучшее оружие, и они прекрасно это знают. - Оно может обернуться против них. - Летописец Обри стоял за плечом Вадина, как будто он постоянно был там, не более чем всегда смущенный ростом и характером янонца. - Могу я высказать одну мысль? Вадин зарычал на него. Обри принял это за утвердительный ответ и продолжал: - Король подготовил свой разум, верно? Он весь сосредоточен на предстоящей битве. Пусть так и остается. Я пойду в мантии судьи, если кто-нибудь укоротит ее вдвое. - Зубы его сверкнули в улыбке. - В конце концов, мне надо увидеть схватку, чтобы написать о ней. Певица занемогла. Бедная женщина, она так сильно любит его. Она сломлена, но ее подруга поможет ей, и они не ослабят мужество короля своими слезами. - Мирейн никогда в это не поверит, - сказал Вадин. - Если бы речь шла о другой женщине... Но в Имин есть королевская кровь, сердце ее твердо как сталь. - Однако, - настаивал Обри, - король родился на юге, где и мужчины и женщины мягче. Пока его голову занимает поединок, он не будет задавать много вопросов, а я сделаю так, чтобы он не задал ни одного. - Вадин не уступал, и Обри продолжал уговоры: - Доверься мне, молодой господин. Я дурачил принцев, когда твой отец был еще в пеленках. - Вот дьявол! - покорился Вадин. Обри усмехнулся, отвесил ему насмешливый поклон и растворился в ночи. За собой он оставил искорку веселья и образ младенца, запеленатого с ног до головы, словно жертва паука. Вадин вздрогнул. - Иди же, - рявкнул он на Алидан. - Исчезни. А ты, капитан, держись подальше от короля, если сможешь. И молитесь, чтобы это нам удалось, иначе нам всем конец. Они повиновались, чему Вадин слегка удивился. Он приостановился на мгновение, успокаивая себя, и вернулся к Мирейну. Тот, кажется, даже и не заметил отсутствия Вадина. Оруженосцы расправляли последние складки на его алой мантии. Как только они закончили, он повернулся со своей неповторимой грацией и немного помедлил. Его доспехи и оружие лежали на своих местах, вычищенные и блестящие. Он провел пальцем по краю щита, немножко поиграл алым плюмажем на шлеме. Внезапно он обернулся. Все смотрели на него. Мирейн поднял выше голову и улыбнулся им, сияющий и сильный. Они расступились, чтобы дать ему пройти. На самом восточном холме лагеря за ночь поднялся алтарь - обтесанный камень, обложенный землей и зеленым дерном. На нем горел священный огонь, охраняемый жрецами армии, воинами Аварьяна, облаченными в солнечно-золотые накидки. Еще до прихода Мирейна они начали исполнять древний Обряд Битвы. Ритмы его переплетались со стуком сердца: кровь и металл, земля и огонь, пронизанные звуками барабанов и высоким, леденящим кровь свистом флейт. Жрецы поставили Мирейна возле алтаря, помазали его землей и кровью, оградили металлом, закаленным на божьем огне. Стоя во время обряда там, на возвышении, и стараясь вплести свой разум в разум Мирейна, Вадин глазами другого человека взглянул через покрытые утренней дымкой холмы. Огни вражеского лагеря мерцали, бледнея по мере того как приближался Аварьян, но в центре его, рядом с огромным красным шатром, бушующее пламя взвивалось почти до небес. Вокруг него сгрудились люди. Ближе всех к огню, окруженная людьми в капюшонах, движущимися в некоем подобии странного и дикого танца, стояла какая-то высокая фигура. Смотреть на это было ужасно. Черный с алыми пятнами силуэт двигался рывками, с какой-то пародией на грацию, как будто танцевал калека. Вадин не знал, что там происходит, и нс хотел знать. Он только молился всей душой, чтобы это не было тем, чего он так боялся. Пока он наблюдал, огонь поднялся еще выше. Танцор завертелся, взвыла пронзительная, сводящая с ума музыка. Огонь взметнулся, как руки, простирающиеся к небу: огненные руки, кроваво-красные, красные, как вино, темно-красные, как плоть, отделенная от костей. Эти руки дотянулись до танцующего силуэта, обхватив его, завлекли прямо в сердце огня. Огонь Солнца обжег лицо Вадина. Или лицо Мирейна? Жрец опустил сосуд со священным огнем и повернул короля на восток, навстречу восходящему пламени Аварьяна. Мирейн поднял к нему руки. Слова обряда текли поверх него и через него и смешивались в единый мощный крик приветствия, мольбы и согласия. - Да будет так, - пропел жрец. И в сердце Мирейна, и в сердце Вадина невольно прозвучало: "Да будет так". По закону поединка борец должен ехать на место встречи в сопровождении лишь судьи и свидетеля. Они ехали позади Мирейна. Коричневое одеяние Обри и изысканный наряд Вадина были спрятаны под двухцветными плащами: белый цвет - для победы, охра - для смерти. В одной руке Обри держал соответствующий его обязанностям жезл - простую деревянную палку с двумя наконечниками, костяным и янтарным. Оба хранили молчание. Обри оказался прав: Мирейн не задавал летописцу вопросов и не удивился отсутствию своей певицы. Все мысли короля были обращены к предстоящей битве. Позади них армия выстраивала свои ряды, передние из которых отмечали границу лагеря: достаточно близко, чтобы видеть, и слишком далеко, чтобы помочь. Расстояние между королем и войском увеличивалось с каждым шагом, небо пылало ярче, а враг становился ближе. Над армией Морандена теперь не веяли ни тень, ни мираж, как будто бы колдовство не удалось или действие его кончилось. Но армия принца и без того была очень велика, включая все силы западного Янона и Окраин. Будь у Мирейна вторая армия, он мог бы у них за спиной опустошить все их земли. Если он победит в этом поединке, то будет править всеми этими людьми. Небольшая группа отделилась от плотных вражеских рядов и стала приближаться к берегу Илиен. Вадин подхлестнул Рами и встал между Мирейном и рекой. Но что он мог сделать, когда у него не было даже кинжала? Разве что еще раз умереть за Мирейна. Но у всадников не было оружия. Первым ехал герольд, облаченный в белое и охру, неся жезл судьи. Следом за ним - Моранден на черном жеребце, гордо и прямо сидящий в седле и подобно Мирейну облаченный в алое, как и полагается королю во время войны. А за спиной Морандена ехал его второй свидетель, леди Одия, которую можно было узнать даже под густой длинной вуалью, со своим старым евнухом, ведущим под уздцы сенеля с какой-то ношей. Вадин и герольд одновременно достигли кромки воды, но ни один не отважился войти в реку. - Что это? - крикнул Вадин, перекрывая шум Илиен. - Почему вас так много? - Приехали все, кто должен, - ответил герольд. - Мы привезли твоему королю то, что он, вероятно, потерял. Вперед выехал евнух, ведя упирающееся животное вниз к берегу, а затем - по воде. Вадин понял, что за ноша была на спине сенеля: длинный и узкий предмет, застывший и одновременно податливый, окутанный тенью смерти. Вадин был как во сне. Он мог сделать только то, что сделал: дал всаднику возможность приблизиться к нему, а не к Мирейну. Он ждал неизбежного. Не проронив ни слова, не удостоив Вадина взглядом, евнух передал ему на руки ношу, повернулся и побрел обратно к своей госпоже. Вадин очень медленно соскользнул с седла Рами. Он не думал, что так произойдет. Он вообще не думал с того момента, как проснулся. Он только знал, что Мирейну не надо этого видеть. Ему предстояло сражаться, и он не должен был оплакивать свою возлюбленную или метаться в ярости из-за ее утраты. На мгновение Вадину показалось, что ему лучше исчезнуть вместе со своей немой ношей. Броситься в далекую даль и похоронить Имин, и тогда Мирейн ничего не узнает. Мимо него прошел кто-то в королевской алой мантии, достаточно невысокий, чтобы проскользнуть у него под рукой, достаточно быстрый, чтобы уклониться от его протянувшейся было руки. Мирейн потянул за конец веревки. Вадин еще раз отчаянно попытался оттолкнуть его. Но Мирейн был тверд как скала, и лицо его застыло как камень. Веревки разом развязались, и Имин оказалась в руках у Мирейна. Она умерла не красиво, не легко, не быстро. Вадин знал это. Он видел, как она умерла, вовлеченная в огонь богини. Огонь пощадил лишь ее чресла, но было понятно, что перед смертью она много выстрадала: ее избивали, сдирали кожу и, возможно, пытали еще страшнее. Но ни огонь, ни пытки не тронули ее лицо, кроме глаз. Под выжженными глазницами черты ее были спокойны и не выражали ни боли, ни страха. - Как она должна была взбесить их, - проговорил Мирейн, - умирая в покое, вопреки их воле. Его голос был безумен, потому что звучал так рассудительно. Мирейн с огромной нежностью опустил Имин на землю и закрыл ее черными покрывалами, как будто она могла проснуться и почувствовать боль. Рука его чуть задержалась на ее щеке. Вадин ничего не сумел прочесть у него на лице: разум короля превратился в крепость, и самый сильный натиск не мог пробить ее ворота. Над водой раздался голос герольда: - Так мы будем поступать со всеми шпионами и убийцами. Хорошенько подумай над этим, о король, посылающий женщину убить своего врага. Ты видишь: она проиграла. Ты не избежишь этого честного поединка. Мирейн наклонился, как будто не слыша его, и поцеловал Имин в губы. Он ничего нс сказал ей, ничего, что могли бы услышать остальные. Он выпрямился, повернулся. И хотя его голос был тихим, они услышали каждое его слово, - Мудрым поступком это не назовешь, леди Одия, даже если я смогу простить тебе убийство моей певицы. Ибо ты лишний раз показала всему Янону, что ты сделаешь с ним и с его людьми. Возможно, твоего сына Янон еще стерпит, но ты потеряла всякое право па его милость. Она ответила ему с убийственным спокойствием. Хоть тело ее было ранено, в голосе еще чувствовалась сила. - Ты не пророк, как называла тебя твоя мать, и не король, каким притворяешься. Ты даже не любовник. Она в этом призналась, пока у нее еще был язык. Мирейн поднял голову. Он рассмеялся, и слышать этот смех было жутко, потому что, даже отвечая Один насмешкой, он рыдал. - Ты жалкая лгунья, о слуга самой Лжи! Я вижу твой позор. Я чувствую твой гнев. Ты не сломила ее. Имин умерла, как и жила, сильной и храброй. Голос Мирейна стал глубже. Он был по-прежнему красив, но бархатистость внезапно пропала, сменившись твердостью металла: - Я клянусь тебе и всем богам, что она будет отомщена. Одия не испугалась. Между ними лежала смерть, свидетельствовавшая о ее могуществе. Она обнажила правду: он не мог защитить даже тех, кого любил. Одия ответила на его насмешку еще более горькой насмешкой: - Выйдешь ли ты теперь на битву, Мирейн, у которого нет отца? Осмелишься ли ты? - Осмелюсь, о повелительница гадюк. А когда я покончу с твоей марионеткой, остерегайся и ты. Мирейн повернул огонь своей руки к Обри. Летописец подхлестнул серую кобылу, шарахнувшуюся от этой смеси черного и алого, плаща и крови, въехал в реку и остановился посреди течения. - Здесь проходит линия между нашими войсками. - Обри говорил спокойно и с такой силой, которую трудно было предполагать в его маленьком и худом теле. - Но поскольку нет такого обычая, чтобы сражаться в воде, и право выбора места поединка остается за зачинщиком, так пусть он укажет место, где ему угодно вести этот поединок. - Мой господин, - ответил герольд, - желает вести поединок на западном берегу. - Так мы и сделаем, - ответил Обри и направил лошадь вперед. Они с герольдом спешились, и в соответствии со своими обязанностями Обри жезлом отметил половину круга: двадцать шагов от края до края. Вторую половину круга начертил герольд. Когда площадка для битвы была готова, они покинули ее. Моранден приготовился сойти с жеребца, которого герольд держал за уздечку. Вадин встал у головы Бешеного. Мирейн легко соскочил с седла. Его макушка не доставала Вадину даже до плеча. Глаза оруженосца наполнились слезами, и он тут же сморгнул их. По счастью, Мирейн этого не видел. Он опустил глаза вниз, так как собирался снять мантию. Твердо, почти грубо Вадин развел его руки в стороны и расстегнул застежку. Мирейн слабо улыбнулся. Вадин перебросил мантию через седло жеребца. Мирейн снял свой килт, положил его поверх алого плаща и провел рукой по шее Бешеного. Сложив руки, Моранден ждал его в круге. Мирейн медлил. Он быстро обнял Обри, от чего тот чуть не потерял дар речи. Потом потянулся к Вадину и, не дав ему отпрянуть, уверенно привлек к себе его голову и поцеловал в губы. Прикосновение короля было подобно молнии - быстрое, властное и пылающе-яростное. Вадин судорожно вздохнул. - Мирейн, - сказал он. - Мирейн, постарайся сдержать свой гнев. Ты знаешь, что бывает, когда ты теряешь контроль над собой. - Не волнуйся, брат, - с царственным спокойствием ответил Мирейн. - Я буду оплакивать Имин, когда придет время плакать. Сейчас время сражаться. - Он неожиданно улыбнулся с оттенком иронии и покоя и сказал своим спутникам: Храни вас бог. Мирейн вступил в круг, в центре которого стоял герольд с поднятым жезлом. Обри поднял свой жезл и устремился вперед. - Стойте! Обри остановился. Одия не вошла в круг, она стояла, где полагается стоять свидетелю - на западной стороне круга, опираясь на плечо евнуха. - Одно дело еще не улажено, - сказала она отчетливо и холодно. - Здесь стоит не просто воин, а жрец демона Аварьяна, маг, обученный колдунами. Может ли он использовать свое могущество против того, кто не способен ответить тем же? - Я не воспользуюсь им, - ответил Мирейн так же холодно и так же отчетливо. - Поклянись, - приказала Одия. Он поднял руку с клеймом бога. Несмотря на всю свою гордость и могущество, Одия вздрогнула. Легкая усмешка скользнула по лицу Мирейна. Он снял золотое крученое ожерелье и отдал его в руки Вадина, потом выпрямился и ровным голосом произнес: - Я клянусь рукой моего отца, чей образ я ношу, чье ожерелье я откладываю в сторону в знак моей клятвы: эта битва будет битвой без обмана и магии. Теперь и ты поклянись, жрица богини, обученная колдуньями. Поклянись, как поклялся я. - Какая в этом необходимость? - надменно возразила она. - Не я буду бороться с тобой. - Клянись, - прозвучал неумолимый голос Морандена. - Клянись, моя госпожа мать, или покинешь это поле, связанная чарами моего врага. - Обладает ли он такой силой? "Неужели обладаешь?" - спросили ее глаза. Но она с покорным видом подчинилась и произнесла свою мрачную клятву, опустившись к земле, которая была лоном богини. - И пусть низвергнет она меня в самые глубины ада, если я нарушу эту клятву. Не успел слуга помочь ей встать на ноги, как все уже забыли о ней. Судьи встали спиной к спине, каждый лицом к бойцу противника, выжидая. Невозможно медленно Аварьян пересек восточную границу мира. Наконец его огромный кроваво-красный диск застыл над холмами. Жезлы опустились как один.
25
Судьи покинули центр круга и встали по его сторонам. Бойцы вышли в середину. Со стороны обеих армий послышались крики: с запада - возгласы торжества, с востока - вызывающие выкрики. Моранден возвышался как гора, массивный, но в то же время грациозный, золото блестело у него в волосах и в косах бороды. Мирейн рядом с ним казался просто ребенком, легким, с гладкой кожей, .которому еще надо набрать и рост и вес, хотя ни в том, ни в другом ему не удалось бы догнать Морандена. И он еще пожертвовал своим единственным преимуществом - мечом и доспехами, дающими силу. Даже ожерелье не защищало его шею. Слезы Вадина высохли, и теперь он был готов завыть. Мирейн смотрел на своего противника, как маленький, загнанный в угол зверек, но при этом умудрялся сохранять на лице подобие улыбки. Моранден еле сдерживал ухмылку при взгляде на своего противника. И все же как похожи они были, эти двое: одна и та же гордость, один и тот же свирепый оскал зубов и одинаковая неуступчивость. И ради чего? Ради титула, имени и куска резного дерева. Они двигались медленно, как будто это была схватка взглядов. Время тянулось бесконечно долго, и наконец Мирейн промолвил: - Приветствую тебя еще раз, дядя. Моранден смерил его взглядом, как в первый день прихода Мирейна в Янон. Если в нем и заговорило раскаяние, он этого не показал. - Ты готов умереть, мальчик? Мирейн слегка пожал плечами. - Я не боюсь этого. - Голова его склонилась набок. - А ты? - В этом поединке паду не я. Ты не передумал, дитя? Возьми то, что я однажды уже предлагал тебе. Возвращайся в свои южные земли и оставь мне то, что принадлежит мне по праву. - Ты торгуешься? - спросил Мирейн. - Что ж, позволь тогда и мне предложить тебе кое-что. Смирись и сдайся вместе со своей армией. Поклянись в верности мне как твоему королю. И если ты покажешь себя достойным, то, когда настанет время, станешь наконец королем. Королем Янона, которым ты всегда мечтал стать и который будет подчиняться только мне как императору. - Вот в этом-то и загвоздка, - произнес Моранден. - Подчиняться тебе. И как же ты забираешься на трон горных королей? Ты, наверное, подкладываешь подушки, чтобы быть чуточку повыше, как дети, которым разрешили сесть за стол со взрослыми. И подставка для ног у тебя, конечно, есть, чтобы они не болтались. Я надеюсь, смеяться не осмеливается никто. - О да,- ответил Мирейн. - Никто надо мной не смеется. Во время этого разговора они, согнувшись, описывали по площадке круг за кругом. На лице у Мирейна блуждала легкая улыбка. Лицо Морандена не выражало абсолютно ничего. Для такого огромного роста он был очень легок и быстр; когда принц наконец нанес удар, он сделал это с внезапностью змеи. Мирейн избежал удара, опередив его всего на мгновение. Улыбка сошла с его лица. Так как Мирейн поклялся не пользоваться магией, Вадин не мог проникнуть в его разум - о боги! Как он ни сопротивлялся, это стало его второй натурой и привычкой, - но лицо, глаза и тело короля были для него открытой книгой. Разум Мирейна напрягся и сосредоточился, сомнения, печаль и ужас растаяли вдали. В нем не было никакого страха, только вихрь силы и отсветы восторга. Он был силен и быстр, и ... о, как он любил битву? Мирейн балансировал, выжидая. Рука Морандена описала круг и нанесла длинный, ленивый, высокомерный удар - так человек бьет свою собаку, Мирейн с легким смешком избежал его. В ответ раздалось свирепое рычание. - Ага, они выставили против меня танцующего мальчика. Потанцуй передо мной, маленький жрец. Покажи мне свое искусство. - Давай лучше потанцуем вместе, дядя. Мирейн подвинулся ближе, дразня противника, но поскольку Моранден не двинулся, чтобы нанести удар или схватить его, он шагнул еще ближе, опасно близко, как будто потеряв благоразумие от дерзости. Моранден нанес удар. Мирейн уклонился от него, держа руки на бедрах. - Аджан быстрее тебя, - сказал он. - Аджан снисходит до танцев с рабами и детьми. Ты умеешь убегать, ублюдок жрицы. А сражаться? - Как тебе угодно, - произнес Мирейн с видом короля, делающего одолжение своему вассалу. Моранден выпрямился и отступил назад. Мирейн ждал. Принц встряхнул своими широкими плечами, наполнил легкие воздухом, выдохнул. Легко и свободно он перешел в позу, от которой даже у Обри, стоящего рядом с Вадином, перехватило дыхание. Смертельной грацией веяло от него, как от кошки перед прыжком. Это было похоже на... - Искусство убивать без оружия, - сказал Обри. Ученый потерял свое спокойствие и отстраненность наблюдателя, которыми так гордился. Он стал таким же, как все, кроме Морандена и ведьмы из Умиджана, - он влюбился в Мирейна. - Бунтарь знает это искусство. Конечно, знает. Он - человек с Западных Окраин. Мирейн не двинулся и не отступил. Если он и понял, что противник тоже мастер того боевого искусства, которым он владел, то был слишком хорошим воином, чтобы показать это. Тело Мирейна немного сдвинулось и приняло оборонительную позицию. - Иссан-улин, - пробормотал Обри. - Убивающая Змей. Молись всем своим богам, Вадин, чтобы сказание, которое твой господин поведал Аджану, не оказалось пустой болтовней. Молись богам, чтобы это могло спасти его. Вадин молился молча, да он и не знал, как называются движения этого едва уловимого танца, но желал он того же, что и чужеземец. Пусть Мирейн будет мудр, пусть будет силен. Пусть он даст хороший бой перед тем как умереть. Моранден кружил вокруг своей жертвы в молчании, которое было страшнее всех его предыдущих слов. Мирейн наблюдал за принцем, как Иссан-улин наблюдает за змеей, осторожно и свирепо, не пытаясь ударить. Моранден выбросил руку вбок, нога его последовала за рукой в плавном и скоординированном движении, столь же грациозном, сколь и смертельно опасном. Мирейн поймал его руку выше локтя, отвел ее и пригнулся, уходя от удара ноги. Пауза была долгой и оценивающей. Моранден сделал выпад, Мирейн ушел от пего. Моранден бросился вперед. Мирейн схватил его за плечо и за начавшее подниматься бедро и бросил его вверх и назад, прямо на землю, поворачиваясь сразу же, как только Моранден ушел из его рук. Принц перевернулся в воздухе, приземлился на одно колено и вскочил на ноги. Как только Мирейн повернулся, Моранден схватил его. Одной рукой он обхватил талию короля железной хваткой. Другая рука принца легла на горло Мирейна. Моранден резко, коротко рассмеялся и поднял своего противника повыше, чтобы сильнее бросить оземь это ненавистное тело. Мирейн завертелся, брыкаясь и ловя ртом воздух, с широко открытыми и ослепшими глазами. Изо всех своих уходящих сил он ударил Морандена головой в челюсть. Принц пошатнулся. Мирейн упал. Несколько долгих мгновений он лежал совершенно беспомощный. Его враг навис над ним и занес ногу для страшного удара. Мирейн свирепо вцепился в нее. Удержал. Рванул вверх. Моранден со страшным грохотом упал на землю. Мирейн вспрыгнул на него, поставил колено ему на грудь, обхватил руками мощную шею и упер большие пальцы в дыхательное горло. Моранден не сделал попытки стряхнуть его. - Дядя, - сказал Мирейн скрипучим голосом, который с трудом вырывался из пораненного горла, - проси пощады, и я прощу тебя. Глаза Морандена широко раскрылись. Мирейн встретился с ними взглядом. Он задержал дыхание и застыл как зачарованный или как мальчик, не способный совершить убийство. Вадин хотел выкрикнуть имя Имин. Но горло у него перехватило, и момент был упущен. Со слабым восклицанием король покачнулся. Тело его ударилось о землю, Моранден всем своим телом обрушился на него. Мирейн сделал отчаянную попытку отползти в сторону. Мощный удар вбил его руку и плечо глубоко в податливую почву, и он коротко вскрикнул. Руки Морандена безжалостно взялись за его волосы, разворачивая свернутые вокруг головы косы, потащили его и поставили на ноги. Мирейн взглянул Морандену в лицо. Принц со свирепой силой рванул его голову назад. Мирейн стоял как человек, который ждет смерти. Его левая рука висела плетью, тело содрогалось. Он улыбался. Моранден швырнул его на землю. Мирейн пошатнулся и упал, но все же поднялся, хотя щека, рассеченная камнем, кровоточила, а ноги не держали его. Медленно, ужасающе медленно он встал на колени. Еще медленнее поднялся на ноги. Губы его были серыми от боли. Моранден, сложив руки, смотрел на него с расстояния в несколько шагов и кривил усмешкой рот. Еще какое-то время он поиграет со своей жертвой. Подразнит ее, помучает, научит ее всем степеням боли. И только потом убьет ее. Голова Мирейна поднялась. Глаза сверкнули. Казалось, он вырос, окреп и в нем проснулась новая сила. Он поднял опущенные руки, левую чуть напряженнее, чем правую, и снова заскользил вперед, это опять был Иссан-улин, но только теперь Иссан-улин, доведенный до бешенства, готовый расправиться с повелителем змей. Уверенность Морандена дала трещину. - Да, - вкрадчиво сказал Мирейн. - Да, дядя. Игры окончены. Теперь начинается серьезная драка. Моранден плюнул в его сторону. - Глупец и хвастун! Сын бога или даже сам бог, но здесь ты в своем теле, которое и на юге, вырастившем тебя, выглядело бы смешно. И ты посмел отказаться от своей магии. Ты не можешь сделать ничего, кроме того, что позволит твоя плоть. А я, - сказал он, расправляя руки, - я - Победитель Янона. - Неужели? - поддразнил его Мирейн. - Иди, о победитель, победи меня. Снова и снова кружили они по площадке. Плавно сблизились, как танцоры на королевском балу. Моранден был силен, но Мирейн - скор на удар, скор на маневр. Удар Морапдена был мощен, когда он делал его с разворота. Но тут Мирейн нанес свой удар. Моранден пошатнулся, молотя воздух руками. Его кулак попал Мирейну в бровь, и тот чуть не потерял равновесие. - Дядя, дядя, - упрекнул Мирейн, - где твоя сила? Моранден зашипел и начал раскачиваться подобно змее. Это было красиво, это вселяло ужас, как будто огромное мускулистое тело в одно мгновение стало бескостным. Губы Морандена поджались, глаза холодно засверкали. Смерть затаилась внутри него. На какой-то миг Мирейн дрогнул. Лицо его перекосилось, как будто все былые раны одновременно дали о себе знать. Принц нанес удар. Мирейн парировал его. Моранден продолжал наступать, нанося тысячи ударов руками и ногами так быстро, что их и не было видно. Подобный прием тоже имел свое название на западе: Зловещий Волк. Моранден был великим волчьим вожаком, Мирейн - беспомощной жертвой, бегающей от Морандена по всему полю битвы, мимо молчаливых судей, мимо бессловесных и беспомощных свидетелей. Моранден миновал свою мать, которая отбросила с лица вуаль. Лицо ее было серым и постаревшим: рана измучила ее. Она улыбнулась. Он не увидел или не захотел ее видеть. Прямо перед Одией Мирейн остановился. Соперники схватились у самого края круга, почти на его границе. В руке Один блеснул металл. Она держала то самое оружие, которое Преследовало Мирейна в Умиджане, - черный кинжал богини. Кинжал метнулся навстречу борющимся телам, помедлил в воздухе. Противники соединились в тесных объятиях, плоть переплелась с плотью, и Одии не было видно своей мишени. Герольд же только смотрел на лезвие и не делал попытки остановить безумную жрицу. - Измена! - вскричал Вадин. - Предательство! Остановите ее! - И сам бросился вперед. Кинжал взметнулся вверх. И упал. Не было ни руки, ни воли, чтобы направить его. Глаза Одии широко открылись, полные удивления и невыразимой ярости. Ее евнух стоял рядом с ней и все еще поддерживал ее своей рукой. В другой его руке был зажат ярко-красный от крови клинок. - Вот настоящая измена, - сказал он с абсолютным спокойствием, обращаясь то ли к Вадину, то ли к своей хозяйке. - Настало время избавить от нее мир. Зубы Одии оскалились. Руки поднялись вверх. Их наполнил черный огонь. Она произнесла заклинание. Огонь полыхнул вперед, охватил иссохшее тело старика, пронзил его. Но евнух лишь засмеялся: - Видишь, госпожа моя! На этот раз я победил. Месть - моя. Или ты даже не знаешь, что уже мертва? Огонь вырвался из его открытого рта. Голос и смех затихли. Но даже когда он упал, Одия все еще содрогалась в конвульсиях. Она отступила на шаг назад, лицо ее стало маской смерти, ее могущество, как черная кровь, вытекало у нее из рук, безнадежно, неотвратимо. Она хваталась за слепое безразличное небо, изливая на него свою ярость. Она проклинала его, его смертельное солнце, богиню, чье царство лежало под ним. Она теряла свою силу. Тело ее наполнилось ядом. Жизнь Одии вспыхнула, замерцала, сплавилась, как воск свечи, и оставила ее. Евнух умер, когда упал на землю. Но Одия умерла еще до того, как тело ее достигло земли. Мирейн и Моранден стояли по разным сторонам круга и пораженно смотрели на происходящее. Вадин, подоспевший слишком поздно, рассеял черный туман волшебства, который висел даже над мертвыми. Он опустился на колени рядом с ними и закрыл глаза убийце и жертве; впрочем, кто был кем в их союзе? Лицо женщины осталось яростным даже после смерти, евнух даже в смерти сладострастно улыбался. Моранден склонился над ними. Один глаз его распух от удара, но других ран на нем не было. - Предательница, прекраснолицая сука. Он плюнул на Одию, потом наклонился поцеловать ее чело и поднялся с приглушенным рычанием. Мирейн, этот безумец, протянул к нему руки. - Дядя! - Как будто он и не был ранен, как будто и не находился всего на волосок от смерти и черного кинжала богини. - Дядя, все кончилось. Та, которая позорила нашу честь, умерла. Приди же. Примирись. Правь вместе со мной. Голова Морандена упала на грудь. Кулаки его то сжимались, то разжимались. Дрожь пробежала по его телу, и он чуть не упал. - Дядя, - продолжал Мирейн. - Это она руководила тобой, она сделала тебя своей пешкой. Тебя одного, именно тебя я могу простить. Ты согласен вместе править этим королевством? - Вместе? Простить? - В голосе Морандена не было ничего человеческого, но еще меньше человеческого звучало в смехе, вырвавшемся из его груди. - Я ненавидел ее, маленький ублюдок. Я ненавидел и любил ее, и вот теперь она мертва из-за тебя. Что, кроме мести, оставил ты мне? Моранден бросился вперед. Он почти застал Мирейна врасплох. Король отступил, но Моранден не сумел повергнуть его на землю. Теперь у Мирейна, от всей души предложившего Морандену мир, показавшего всю свою святую терпимость, не осталось и капли жалости. Он сражался со страстью, даже с гневом, распаляясь от битвы. Теперь он дошел до ледяной ярости. Моранден посмотрел в глаза противника и увидел там свою смерть, так же как в его собственных глазах стояла смерть Мирейна. Он засмеялся и нанес удар кулаком, подобным молоту. Мирейн поймал его руку, навалился на нее всем своим весом, повернул массивное тело вокруг оси, лишив его равновесия. Затем рванул захваченную руку назад и вверх. Моранден взвыл и замолотил левой рукой. От его ударов Мирейн закачался; из рассеченной губы потекла кровь. Он усилил захват, сжал челюсти и крутанул руку. Кость хрустнула. Моранден взревел как бык и напрягся. Мирейн отлетел назад, но не выпустил руки. Боль ослепила Морандена. Он прорывался через нее, здоровой рукой скреб по груди и лицу Мирейна, целясь в глаза. Наконец он нащупал густую прядь волос, выбившихся из косы, и с победным ревом запустил в нее пальцы. Мирейн отпустил бесполезную теперь руку Морандена. Лицо его было ужасно, в нем не осталось ничего человеческого, словно Моранден вырвал у него не только волосы, но и кожу и даже кость. Неожиданно Мирейн обмяк. Моранден на мгновение ослабил хватку, чтобы заглянуть в ослабевшее лицо своего соперника. Две руки соединились в мощном ударе и врезались ему в скулу с громким хрустом. Голову Морандена отбросило назад, его тело выгнулось дугой. Мирейн снова оказался у него на груди. Поверженный принц бился, как бьется рыба, выброшенная на берег, на смертельный для нее воздух, бьется так же тщетно и бездумно. Щеки Мирейна были мокры не только от крови, а в голосе его слышалось рыдание не только от боли. Он снова поднял сплетенные руки и изо всех сил опустил их прямо между глаз своего противника. Воцарилась долгая тишина, которая длилась вечность. Мирейн встал и спотыкаясь пошел прочь от затихшего наконец тела. Руки бессильно свисали у него по бокам, волосы спутались. Он плакал как ребенок. Вадин проклял этот круг, проклял Закон Битвы. Он пересек прочерченную линию и дотронулся до дрожащих плеч короля. Мирейн взметнулся, все еще готовый убивать. Но силы его ушли. Он задрожал и опустил руки. В глазах у него засветился разум. - Вадин? - еле выговорил он. - Вадин, я... - Ничего, -грубо сказал оруженосец, пытаясь удержать слезы. - Все хорошо. Ты жив. Ты победил. Мирейн покачал головой. Вадин обхватил короля за плечи, привлек к себе, вытирая грязь, кровь и слезы краем своего двухцветного плаща. Мирейн не сопротивлялся, он просто не замечал своего оруженосца. - Я убил его. Я не хотел... Не хотел... Я убил его. Вадин, я убил его! Голос его стал пронзительным. Вадин собрался с силами и ударил его. Мирейн на мгновение задохнулся. Голова его поднялась. Он открыл глаза навстречу небу, Аварьяну, яркому, сильному и такому чистому на безоблачном небе. - Я убил его, - произнес он на этот раз спокойно, с подобающей печалью. Он должен быть со всеми почестями возложен на погребальный костер. Как и все они. Даже... даже она. Она была моим злейшим врагом: она убила моего деда, уничтожила мою возлюбленную, чуть не разрушила мое королевство. Но она была великой королевой. Вадин не мог произнести ни слова. Он не был королем, рожденным от бога. У него не было силы прощать то, что нельзя простить. Голова Мирейна упала и вновь поднялась. Он выпрямился. Вадин отпустил его. Король повернулся лицом к судьям, которые стояли гордо и прямо, хотя слезы текли по их щекам. - Исполните свои обязанности, - приказал он. Они очнулись, словно вышли из глубокого забытья. Герольд повернулся на запад и поднял свой жезл, янтарный наконечник которого отразил луч солнца. А Обри обернулся на восток, и костяной наконечник жезла засверкал переполнявшей его радостью, провозглашая победу Мирейна. Они опять повернулись к королю. Обри преклонил колено и поцеловал ему руку: очень редкая честь, но идущая от сердца. У Мирейна нашлась для него улыбка, хотя она и ненадолго задержалась на его лице. Герольд застыл, сжимая свой жезл. Гнев его смешался со страхом и священным ужасом, за которые он себя презирал. Он выдавил сквозь зубы: - Ты победил. Ты должен убить меня. Это закон. Я знал об оружии, которое моя повелительница приготовила для тебя. Вадин чуть не ударил его. Разве тот не видел, насколько изможден Мирейн? Король растратил все свои силы, у него не осталось их даже для радости от своей победы. А ему еще предстояло сделать так много. Десять тысяч воинов готовы были ринуться в бой, а их командиры все еще не оправились от поражения Морандена. Только это да еще спокойствие герольда удерживало их от нападения друг на друга. Мирейн взглянул на герольда глазами, в которых слабо горел божественный огонь. - Ты и твои люди теперь в моей власти до смерти или пока я не освобожу вас. Это более подходящее наказание, чем быстрая смерть, и, возможно, более страшное. Какое-то время герольд не двигался. Потом он поклонился. Ниже, еще ниже, до самой земли. Голос его прогремел как будто из самых ее недр: - Приветствую тебя, Мирейн, король Янона! Люди Мирейна откликнулись эхом, ударяя копьями по щитам и потрясая небо своим ликованием. Запад хранил молчание. Зловещее молчание. Наконец где-то среди их рядов вознесся величественный голос: - Мирейн! Еще один голос присоединился к нему. Еще один. И еще. Пять, десять, сто, тысяча. Клич этот поднялся как волна, вырос и обрушился на короля. - Мирейн! Король Янона! Мирейн! Мирейн отошел от судей и свидетелей. Армия запада приближалась, повернув к себе свое оружие и провозглашая его имя. Но глаза Мирейна поднялись и остановились где-то над ними, где горы Янона смыкались с небом. Он поднял руку с золотым знаком. - Когда-нибудь, - произнес он, - я закую тебя в цепь. Бешеный наконец вырвался из своих пути бросился к кругу. Герольд, оруженосец и летописец расступились перед ним. Точно рядом с Мирейном летящие копыта замерли. Голова, увенчанная рогами, склонилась, ноздри раздулись от запаха крови и битвы. Обри осторожно набросил алую мантию на плечи Мирейна, Вадин надел ему на шею ожерелье. Бешеный встал на колени. Мирейн взобрался в седло, и сенель мягко поднялся. Восток и запад, все вокруг, армии и люди - все соединились, столкнулись, смешались. В одну армию, в одно королевство. И над ними реяло одно знамя: Штандарт Солнца короля Янона. Мирейн склонился под грузом свалившихся на него печали и радости, королевского долга и победы, вырванной в ужасном сражении. Но где-то в глубине души он нашел крупицу силы. Глаза его зажглись. Он выпрямился, расправил плечи, откинул назад волосы. Воины ревели, провозглашая его имя. Он выехал из круга и поскакал за тем, что принадлежало ему по праву.
1 Килт - короткая мужская юбка. - Примеч. пер.
2 Сепель - животное, соответствующее лошади. - Примеч. пер.