Потом повернулся и смерил меня взглядом, — И об чем речь пойдет
— С вином погодь, тут на трезвую голову думать надо.
Он отмахнулся. — Пускай несет, лишним на столе не будет. Работу говоришь? И что делать надо будет? Что за условие?
— Съезжаешь отсель, в другое место, жить и работать там же.
— И все? — Взгляд его повеселел.
— Ага, на три года, никуда не ездить, ни с кем не встречаться… — Тут я осекся. Хрен там никуда не ездить, мне что, прикажете в деревне лютеранский костел возводить, тогда уж сразу и мечеть, чтоб голову не ломать, кто он по вероисповеданию.
— С последним, пожалуй, погорячился. Так что скажешь, Алекс Йохансен.
Мужик завис. Если присмотреться, думаю, можно будет услышать скрип шариков цепляющихся за ролики.
Хотел, крикнуть или стукнуть ладонью по столу, чтоб поторопить. А фиг с ним, пущай 'висит' он мне в свое время доставил кучу хлопот…
'Когда Ганс сказал что уезжает и хочет познакомить с другим мастером. Я согласился, спросил — как звать новичка и пообещался прийти через седмицу, знакомится.
Язык, знаете ли, до Киева доведет. Спросил здесь, поговорил там, посидел с людишками, распив с ними кувшинчик дрянного винца, словечко другое. Кто обратит внимание на неприметного мальчишку, сидящего в темном углу, на полу и грызущего брошенную ему, одним из выпивох, корку хлеба…
Помнится, в то время на казну работал, когда забирал готовые оснастки у Ганса, откладывал в сторону, плохо сделанное. Сопоставил даты в склерознике с новостями и пришел к выводу. Изделия забираемые без замечаний, изготовлены Алексом, проблемные, Гансом.
Как же мне нужен этот мужик…
Да какой он кузнец, вырос из этих штанишек. Вам наверно думается, что пришел в кузнечную слободу, а тебя там с распростертыми объятиями ждут. Хренушки. Один бронник, другой стрельник, оружейник, гвоздичник, скобочник, колечник, этот список можно продолжать и продолжать. Хоть бери сачок в руки и собирай разбежавшиеся глаза. Через цать лет, кузнецы, работающие с холодным металлом, получат прозвище шлоссеры от Schlosser — замочники, самая распространенная, на то время профессия. Обрусев, слово изменится и станет, слесарем.
Алекса же, проще назвать слесарем и не простым, а инструментальщиком, потому что это и было его специализацией. За его работы, разряд ему дал бы, не меньше пятого, аборигены не дотягивают и до второго.
И ещё одна маленькая 'звездочка в мозаику'. Алекс в глубокой дупе, у него проблемы. Заказов практически нет, почему-то народ обходит стороной кузню, на его прошение о поступлении на работу в пушкарский приказ, оттуда ответили отказом — мол, мест нет.
Ему приходится перебиваться случайными заработками. Последнее что узнал, по слухам выходило, что готов он на родину съехать или в Тулу, на тамошние заводы. (В Кашире ему, как-то, ничего не обломилось)
Анисим очень любит мед стоялый, а у меня тут по случаю как раз один кувшинчик залежался. Надо будет сходить, проведать старика…'
'Отвисло мое чудо'
Алекс, силой потер лицо, встал, вышел на кухню. Я прислушался. Он о чем-то разговаривал с женой.
Вернувшись через некоторое время, сел, из кувшина налил в чашку вина, залпом выпил. Вытер мокрые губы ладонью, — А ежели откажусь?
Я пожал плечами и застегнул одну пуговицу, — Как хочешь, просто встану и уйду. — И мило улыбнулся.
'Если будет упираться, гадом буду, в Москве ему не работать. Мои нервы были на пределе и мысленно орал этому человеку.
— твою мать! Хрен ли ты думаешь? Соглашайся! Ты ж блин, ядрена матрона, ничего не спросил, а уже морду кривишь. Ганс, Ганс… Как будто по работе не вижу, кто из вас, что делал. Алекс! Разуй глаза, обуй уши… ты, дурилка картонная… Опять завис что ли?'
Еще через пару минут, клиент спекся. — А что делать надо будет?
— А пустяки всякие, такие, как это. — Расстегнув кафтан под внимательным взглядом Алекса, следившего за каждым моим движением, достал из кобуры пистолет, разрядил и положил перед ним на стол, патрон поставил рядом.
— Я с моим компаньоном, строю заводик, хочу делать оружие. А это ответ на твой вопрос — для чего нужна сия оснастка. Найди на стволе сварной шов. — И двинул оружие к нему.
Пока он крутил его в руках, внимательно разглядывая, налил вина в чашку(!) и с некоторым облегчением, выпил. Подумал малек, налил ещё и поставил чуть в сторонку, чтоб не мешалась под рукой.
— Что скажешь мастер Алекс? Нашел?
— Кто делал сию пистоль? Как она стреляет? Куда здесь порох насыпают. — Он потянулся и взял, патрон, — а это что за картуз?
Я улыбнулся на этот град вопросов, выставил перед собой руки, — Так согласен ты, Алекс Йохансен сын Торварда, ибо дальше смогу отвечать токмо человеку со мной работающему.
— Это ты делал?
Я пожал плечами, взял посудину и отпил глоточек вина, так чисто символически, только губы смочить, аккуратно поставил на место. Указательным пальцем, провел по бортику, стирая крохотную капельку. Чуть сдвинул чашку, вернул обратно, развернул ручкой от себя. — Красивая какая… Цвет приятный, синий с белым, это будет классическим стилем.
Оторвался от созерцания никчемной, дерьмовой честно говоря, части столового стервиза семнадцатого века. — Как думаешь, сколько может стоить, такой конь. — Кивнул на стоящего у бревенчатой стены кузни Бабая, хрумкающего овес.
— Алекс, я не буду говорить, пока не молвишь слово нужное. — Откинулся на спинку и сложил лапки животике.
— Значит ты.
— Не… не я, другие, но с моей помощью. Так что делать будем, мастер?
Он встал из-за стола, подошел к окну, заложил руки за спину и качнулся с пятки на мысок, раз, другой.
Остановился, помолчал немного и… — Я согласен. — Услышал его тихий ответ.
— Что ж, быть по сему. Неси бумагу и чернила с перьями, скрепим уговор грамотой.
Видимо он устал сопротивляться. Вышел из комнаты, вернулся, поставил медную чернильницу, положил пару гусиных перьев и лист, сероватой, местной бумаги.
'Блин. А что писать-то? Надо было раньше договор составить. А… Пусть будет расписка…'
Алекс переставил свой стул поближе ко мне и сел рядом…
Анна два раза приходила, приносила кипяток в большом медном чайнике, да он успевал остыть, пока мы бились над пунктами, отстаивая свою точку зрения. Алекс обдумывал каждое слово и чуть ли не каждую букву. Наконец совместными усилиями, испортив десяток листов, набело переписали первый в этом веке письменный договор.
Забегая немного вперед, скажу, — он стал стандартным, с некоторыми добавлениями, для нашего предприятия. Больше всего меня удивит, что Никодим спокойно примет его и даже сам будет настаивать на его подписании людьми, захотевшими работать у нас.
***
Как там Боярский будет петь?
'- Опять скрипит потертое седло, и ветер холодит, былую рану. Куда вас сударь к черту занесло…'
Оно действительно скрипит, с каждым шагом слышится — скрип, скрип. На улице уже вечереет, солнце почти скрылось за домами. Ветер, задувавший целый день, понемногу стихает. Неугомонные пичуги, разлетаются по укромным местам, только вороны и вороны с галками, шакалят потихоньку, но и они скоро угомонятся с последними лучами заходящего светила. Стемнеет, на небе взойдет яркая луна, ныне полнолуние, она будет освещать спящий город. От этого света, падающего с небес, тени станут темными, чернильно-черными, будет казаться, что ступивший в них человек или животное, растворяется полностью, без остатка, исчезая во мраке…