Если это паразиты, то такие, которые приносят больше пользы, которые дают всегда больше, чем взяли.
Все, что они получили — это чувство существования, чувство жизни. То, что они давали и всегда были готовы дать, было больше чем жизнь. Из тех миллионов жизней, которые они прожили, многие были скучными, например, жизнь червя и многих неразумных существ, копошащихся в джунглях.
Но, тем не менее, благодаря им, Судьбам, червь когда-нибудь может стать чем-то большим, чем червь или более значительным червем, а какой-нибудь неразумный вид может достичь больших высот, чем те, которых достиг человек.
Все, что двигалось по Земле, быстро или медленно, представляло собой не одно существо, а два: сам организм и его собственную судьбу.
Иногда судьба одерживала верх. Иногда — нет. Но там, где была судьба, там всегда оставалась надежда. Поскольку Судьба — это надежда. А Судьба была везде.
Ни одно существо не является одиноким.
Ни те, кто ползает, ни те, кто прыгает, ни те, кто плавает, летает, переваливается при ходьбе.
И эта планета, невозможная для понимания, могла быть осознана только одним человеческим мозгом, и когда этот мозг появился здесь, она стала закрытой для понимания, для всех и навсегда.
Существует только один разум, который может открыть истину Галактике в тот момент, когда она будет к этому готова. Один разум, который может рассказать о судьбе и надежде.
— И этот разум, — подумал Саттон, — мой собственный. Боже, помоги мне! Но если бы у меня было право выбирать, если бы меня спросили, хочу ли я этого… Конечно, лучше было бы, чтобы это был не я, а кто-нибудь другой или что-то другое. Какой-нибудь другой разум и в течение другого миллиона лет. Какое-либо другое существо через десятки миллионов лет. От меня ждут слишком многого — от меня, наделенного человеческим разумом, таким несовершенным для того, чтобы я мог вынести всю тяжесть этого откровения, всю тяжесть этого знания.
Но Судьба указала своим перстом на меня.
Случайность или нелепое стечение обстоятельств.
Это была Судьба.
Я жил Судьбой. Я был ее частью, вместо того, чтобы она была частью меня. И мы, подумайте только, жили хорошо, поняли и узнали друг друга, как будто мы были два живых существа… даже лучше, чем могут узнать друг друга два человека Судьба — это был я, я — это была Судьба. У нее не было имени, и я назвал ее Джонни. Это было чем-то вроде шутки, над которой моя Судьба все еще смеется.
Я жил вместе с Джонни, и он стал очень важной частью моего существа, той частью, которую люди называют жизнью, не понимая этого. Частью меня, которую я сам еще не вполне понял… Вернее, не понимал до тех пор, пока мое тело не было восстановлено. Затем я вернулся в свое тело, но оно уже было другим, значительно лучшим, поскольку многие Судьбы были поражены и удивлены неэффективностью и несовершенством конструкции человеческого тела.
И когда они снова сконструировали, восстановили его, то сделали все тело лучше. Они внесли в него многое, чего раньше в нем не было. Много такого, о чем я только подозреваю, но чего не знаю до тех пор, пока не придет время воспользоваться этим, а о некоторых элементах, возможно, не узнаю никогда
Когда я вернулся в свое тело, то и Судьба тоже вернулась в него и жила вместе со мной, но я всегда узнавал ее и называл Джонни. Мы всегда были вместе, и я никогда не ошибался, слыша ее. Это случалось со мной много раз в прошлом.
— Симбиоз, — сказал себе Саттон, — более высокий уровень симбиоза, чем симбиоз простейшего животного и микроорганизма. Умственный симбиоз. Я являюсь хозяином, а Джонни мой гость. И мы хорошо ладим друг с другом, потому что понимаем друг друга. Джонни дает мне сознание моей судьбы, той формирующей силы судьбы, которая определяет мои часы и дни, а я даю Джонни что-то похожее на существование, которое он не может иметь независимо от существа.
— Джонни, — позвал Саттон, но ответа не услышал.
Он подождал, но ответа все равно не было.
— Джонни! — позвал он снова, и в голосе его послышался страх. Но он должен быть здесь. Судьба должна быть здесь.
За одним исключением, за исключением того случая…
Эта мысль потрясла его. За исключением того случая, когда он был действительно мертв, и все это ему лишь казалось происходящим на самом деле. За исключением того случая, когда сознание было сумеречным, где знание и чувства, ощущение собственного существования продолжается еще какой-то момент между состоянием жизни и смерти.
Голос Джонни был очень тихим, очень тихим и далеким.
— Аш…
— Да, Джонни?
— Двигатели, Аш. Двигатели…
Саттон с трудом поднялся с кресла пилота и встал на подкашивающихся ногах.
Он едва мог видеть… Только неясный расплывчатый силуэт металлических конструкций, которые окружали его. Ноги как будто были налиты свинцом, он не мог ими пошевельнуть, словно они не были частью его тела.
Он спотыкался, но шел вперед. Потом тяжело упал лицом вниз.
— Это шок, — подумал он, — шок от усилия, шок от смерти, шок от потери крови, когда все тело изуродовано. В какой-то момент появилась сила, такая могучая, что позволила ему встать на ноги с ясной головой и отчетливо видящими глазами. Сила была достаточно велика, чтобы лишить жизни тех двух людей, которые убили его. Этой силой было отмщение.
Но вскоре сила ушла, и он знал сейчас, что эта сила была скорей силой мозга, воли, чем просто силой мускулов, плоти, которые позволили ему это сделать.
Он с трудом приподнялся на руках, встав на колени, он пополз. Он остановился на отдых, затем прополз еще несколько футов. Его голова безжизненно упала, свесившись вниз. Изо рта хлынули кровь и содержимое желудка, оставляя след на полу.
Он нашел люк, ведущий в машинное отделение, и медленно приподнялся к замку. Его пальцы нащупали затвор, потянув его вниз. Но в них не было достаточной силы, и они соскользнули с металла, Он упал, полный отчаяния, на холодный пол. Длительное время он ждал, потом попробовал снова. На этот раз замок со скрежетом открылся, хотя его пальцы опять соскользнули, а он упал со скрежетом на пороге. Наконец, после долгой паузы, когда он думал, что больше не сможет ничего сделать, Саттон снова поднялся на четвереньки и пополз вперед, медленно, очень медленно, очень медленно, дюйм за дюймом.
Ашер Саттон проснулся в темноте.
В темноте неизвестности.
Неизвестность и медленно поднимающееся удивление.
Он лежал на гладкой твердой поверхности, и металлический потолок был очень близок над его головой. А рядом с ним находилась какая-то вещь, которая издавала мурлыкающие звуки. Одной рукой он обхватил эту вещь и вдруг осознал, что так и спал, обняв ее руками, прижавшись всем телом, как ребенок спал, обнявшись со своим плюшевым мишкой.
Не было чувства времени, не было представления о местонахождении и не было памяти о жизни, прожитой ранее. Как будто он оказался здесь с помощью какого-то волшебства — полный сил, знаний и мыслей. Он спокойно лежал, его глаза постепенно привыкали к темноте. Он увидел открытую дверь и темный след на полу, шедший из соседней комнаты. Что-то протащило сюда его тело из той комнаты в эту, оставляя след за собой, и лежало здесь долгое время. Он размышлял о том — кто бы это мог быть? — с чувством некоторого страха где-то в глубине души. Может быть, это “что-то” все еще было здесь, и, может быть, оно было опасным.
Но он чувствовал, что был один, чувствовал одиночество в этих чавкающих звуках машины рядом с ним. И, как в первый раз, он понял, что эта вещь, издающая звуки, была машиной.
Название и узнавание предмета произошли как-то сами собой, без его сознательных усилий. Как будто эти вещи были известны ему всегда. Но ему все-таки казалось, что сначала пришло название, а узнавание слова пришло потом. Это показалось странным.
Итак, та вещь, которая была рядом с ним, была машиной, и он лежал на полу, а металл над его головой представлял собой какую-то замкнутую сферу.
— Ограниченное пространство, — подумал он, — ограниченное пространство, в котором находится двигатель и дверь из которого ведет в другую комнату.
Корабль — вот что это было. Он находился на корабле. И этот темный след, тянущийся через порог… Сначала он подумал, что это было что-то другое, что приползло сюда, оставляя свой след. И только сейчас он вспомнил. Это был он сам… Он сам, сам полз к машине.
Полежав спокойно, он также понял, вспомнил и с большим усилием убедился, что жив. Он поднял руку, потрогал свою грудную клетку, обожженную одежду. Он чувствовал под рукой обгоревшие лохмотья, но его грудь была неповрежденной… целой и гладкой. Прекрасная человеческая плоть. Никаких дыр.
— Итак, это было возможно, — подумал он. — Я помню, как меня беспокоила одна мысль… может быть, Джонни и знал что-либо такое, чего не знал я. Может быть, мое тело обладает такими способностями, о которых я и не подозревал.
Мое тело питалось энергией звезд астероида, и оно бросилось к машине. Ему была необходима энергия… больше, чем от далеких звезд, больше, чем от холодного, замерзшего куска камня, каковым является астероид. Итак, я полз для того, чтобы добраться до машины. И я оставил за собой этот след, напоминающий о смерти. Я спал, обняв двигатель, а мое тело, которое прямо воспринимает энергию, получило ее от горячего реактора двигателя.
И я опять совершенно здоров.
И опять в моем теле, которое наполнено кровью, которое дышит, и я могу вновь вернуться на Землю.