— Ага, свидетель тому Ормаз! Правда, Мевлуд остался, старый пень!
— Кудиана на вас нету, соседи! Пущай бы с нами душевники молились, чай не помешали б…
— Да ладно тебе, сосед. Мы им не мешаем, а они нас ненавидят всей душой…
— Неправда, сосед, чего зазря поклеп на людей строишь? Мы вот с семьёй кузнеца дружим, поди…
На выходе из храма Зезву и Каспера остановил мрачный брат Кондрат. Аинэ уже давно убежала помогать Наире на кухне.
— Что невесел, отче? — спросил Зезва. — Или брат Севдин пива не принес с утра?
Достойный инок неожиданно взорвался. Выходящие во двор эры боязливо сторонились, оглядываясь.
— Ормаза на тебя нет, богохульник! — вскричал брат Кондрат, вращая глазами. — Что за вопросы задаешь, а? Или не видишь, что творится, что происходит?! Цум забыл, или как?
Зезва ошеломленно покачал головой. Каспер положил ладонь на руку Кондрата, в надежде его успокоить. Но тот отмахнулся, взметнул руки над головой, подступил к Зезве. И сразу же сник, опустил голову.
— Прости, сынок… Извини старика…Просто не могу, вот здесь, — инок ударил кулаком в грудь, — вот здесь горит, нет сил терпеть больше!
Из дверей показались монахи, а с ними бледный отец Андриа. Настоятель безошибочно подошел к трем друзьям. Остановился. Ветер слабо шевелил его седые волосы.
— Когда вы едете в Даугрем, дети мои? — спросил он чуть охрипшим голосом.
— Мы собирались дождаться прихода отряда Геронтия Огрызка, святой отец, — почтительно ответил Каспер.
— Хорошо, если так. Значит, встретитесь и с отцом Виссарием.
Андриа вдруг покачнулся. Зезва среагировал первым, подскочил и поддержал настоятеля. Тот вцепился в его руку, и некоторое время приходил в себя. Отдышавшись, повернул незрячее лицо в сторону двух дюжих монахов, что недовольно косились на опередившего их Ныряльщика.
— Спасибо, сын мой…Ничего страшного, слегка голова закружилась.
Подошел отец Севдин, что-то шепнул на ухо Кондрату. Лицо последнего прояснилось.
— Севдин, чревоугодник, — безошибочно окликнул его Андриа, склоняя голову набок. — А, Наира, и ты пришла, сестра. И еще кто-то рядом со мной. Это…
— Я, ваше святейшество, — почтительно проговорил брат Гулверд, прикладываясь к руке слепца.
— Хвала Дейле, дети мои! — Андриа повел плечами. — Холодно сегодня. Давайте пойдем в трапезную. Брат Севдин и сестра Наира наверняка уже все подготовили.
Настоятель улыбался, говоря это. Но Зезва не видел. Он, не отрываясь глядел на Каспера. Юноша нахмурился, опустил глаза и замер: руки Ныряльщика крепко вцепились в рукоять меча Вааджа. Отец Кондрат уже всё понял и, прикусив губу, осенил себя знаком Дейлы. Последние эры выходили из храма, а неуемный звонарь уже вовсю дергал за веревки в колокольне. Взлетели встревоженные вороны, похожие на сказочных черных птиц, что парят в снежном небе.
— Ну, едрит твою душу, что еще? — подскочил на койке тевад Мурман. — Нападение, а? Отвечай!
— Нет, ваше тевадство, — склонился Аристофан. — Там пленного ыга привели. Я, конечно, прошу прощения, что побеспокоил вас и…
— Заткнись. Веди, где он?
— Рядом, ваша милость, дозорные приволокли — Аристофан машинально поправил перевязь, на которой по-прежнему покоилась его рука. Достойный слуга был бледен, но держался молодцом. Он даже присутствовал на погребении погибших, а затем молча и терпеливо слушал, как Мурман ругает его последними словами. Аристофан не обижался. Он всё понимал.
Ыг оказался совсем молодым. Меховая накидка, обычное одеяние горцев, была выкрашена в красный — это означало, что его еще не посвятили в Круг. Куцая рыжеватая бородка, гордый взгляд горящих черных глаз. Юный воин стоял на коленях в окружении нескольких арбалетчиков, но весь его облик так и светился гордостью и непоколебимой силой.
— Развязать и поставить на ноги, — велел Мурман, зевая.
Арбалетчики хмуро переглянулись, но повиновались. Двое немедленно отошли — один к окну, а второй к дверям, откуда нацелили на ыга самострелы. Тот презрительно сплюнул и дерзко уставился на Мурмана. Аристофан боязливо отошел к солдату у окна.
— Назови имя, род, из какого клана, — тихо, почти ласково проговорил тевад, не спуская с ыга глаз.
Пленник раскрыл было рот, чтобы ответить, его губы скривились, но затем, словно передумав, он опустил голову, пожав плечами.
— Имя, род, клан! — повысил голос тевад, переходя на душевный язык. Глаза ыга блеснули удивлением.
— Ваша милость, — не выдержал один из арбалетчиков, тот, что охранял двери, — что с ним цацкаться? Болт в глаз да в ров, червей кормить!
— Молчи, едрит твою жизнь, — не поворачивая головы, процедил тевад. — Будешь говорить, ыгов сын? — снова обратился он к пленнику. — Я спрашиваю твое имя, не более.
— Бадр, сын Бадра, из клана Дубравы, — ответил ыг на душевном с певучим акцентом, насмешливо поглядывая на разъяренных охранников. — Мзумский воевода, и владеет речью душевного народа, наших братьев? Ну и ну, да сожрёт меня Кудиан! Было бы приятно убить такого врага, как ты, солнечник.
Арбалетчики снова зароптали, но Мурман поднял руку, сверкнул глазами, и солдаты, ворча и переглядываясь, продолжили буравить пленника яростными взглядами. Аристофан встрепенулся, бросился в соседнюю комнату. Почти сразу же вернулся, умудрившись притащить в одной руке кувшин с пиво и несколько кружек. Бухнул все на стол. Вопросительно взглянул на светлейшего. Дождавшись ответного кивка, налил пива солдатам и теваду. Новый взгляд Мурмана, и кружка была подана молодому ыгу. Тот подозрительно уставился на неё.
— Пей, змеёныш, — процедил арбалетчик у окна, — шлепнуть тебя — дело нехитрое, и уж точно пиво на твою жопу не тратили бы. Сотня таких, как ты, не стоит и щепотки яду!
Мзумцы загоготали. Мурман еле заметно улыбнулся, сделал глоток, отер усы. Ыг приложился к кружке, кадык под бородкой жадно задергался.
— Спасибо за пиво, мзумцы, — криво усмехнулся он. — Что дальше? Бабу приведете? Я не прочь.
— Бадр, сын Бадра, из клана Дубравы, — проговорил Мурман, — тебя поймали, когда ваша группа вынюхивала расположение наших постов на Худой горе, что на севере Даугрема. Надо полагать, неспроста, э?
Ыг молчал, кривя губы.
— Сейчас, — продолжал тевад, — ты расскажешь, что тебе было поручено вождями, почему, и, главное, какой смысл мятежникам, запертым в Ашарах, как крысы, отправлять в разведку такую многочисленную группу. Ты видел, — Мурман усмехнулся, — что сталось с твоими товарищами?
Пленник переступил с ноги на ногу.
— Постреляли, как куропаток, сын Бадра! Ох-хо-хо…что ж вы думали, мы тут баб трахаем да в кости дуемся? А про службу и забыли? Пах-пах-пах, как говорят у нас в Горде, ну! А завтра вывесим их вверх ногами на деревьях, чтобы товарищи твои, что с Худой горы спускаются в Даугрем, видели, какая участь их вскорости постигнет…
Мурман неожиданно подскочил к пленнику, схватил за накидку, приблизил к себе. Ыг хотел отпрянуть, но тевад держал его железной хваткой. Обдавая Бадра мощным чесночно-пивным духом, Мурман проревел:
— Что, шлюхов сын, ыговское отродье, храбреца мне тут играешь, твою мать и бабушку медведи трахали поленом?! Разбойники херовы, душегубы! Наёмники сраные!
— Я по своей воле пришел воевать, — прохрипел пленник. Арбалетчики ухмылялись. Аристофан отвернулся к окну. В ночной темени дергались причудливыми бликами костры часовых.
— По своей воле?! — Мурман затряс пленника с такой силой, что тот принялся болтаться в лапищах тевада, как тряпичная кукла. — Какая воля, ты, сын базарной шлюхи? Дома жечь, баб насиловать да грабить-убивать — это ваша воля? Родичам явился помогать из-за Хребта, а? А?!
Ыг в ужасе смотрел на разъяренного тевада, словно кролик на удава. Солдаты скалили зубы, перемигиваясь. Мурман вдруг успокоился, поставил Бадра на покрытый соломой пол, щелкнул пальцами. Аристофан поднес полную кружку.
— Теплое какое-то пиво, Аристофан! Что, ледник растаял?