Банщик поднялся.
— Господа рыцари и ты, святой отец. Мне с вами тут сидеть времени нету. Вот-вот гости пожалуют.
С этими словами старик направился к дверям. Открыв дверь, сказал:
— Как попаритесь всласть, приходите к камину.
— Непременно, — пообещал Зезва. Когда двери за Мевлудом закрылись, он наклонился вперед и зашептал: — Вот, еще один, дуб меня дери! Кого не спросишь в селе насчет оборотня, или хохочут, либо уклоняются от ответа! О чем это говорит?
— О том, что в Кеманах одни гызмаалы, — улыбнулся Каспер.
— Я не шучу, Победитель!
— Помните, ночью-то, — покачал головой брат Кондрат, — мы не спали, все ждали, вот нападут, вот в постели нам змей подсунут…
— Отче, — задумчиво произнес Зезва, — ты рассказывал, что гелкацы — хитрые бестии…
— Сам ты бестия, сын мой. Люди они, человеки, такие же как мы с вами!
— Да ладно. Я, по крайней мере, не превращаюсь в клыкастого урода и не бегаю ночью по подземельям.
— Нет, не бегаешь, — усмехнулся монах. — Но кто же эти несчастные оборотни, как не люди? Или, думаешь, зверь отпустил бы нас тогда?
— Лишь один из них, — заметил Каспер. — Второй растерзал бы, не задумываясь.
— Вот тебе, святой отец, — проворчал Зезва, — вечный бой между добром и злом, а?
— Глупец! — выпучил глаза отец Кондрат. — Трижды глупец! Пойми, наконец, нельзя делить мир на белое и черное, красное и зеленое, синее или желтое!
— Разве? Вот ты же поделил, отче. Глянь, сколько у тебя цветов: и желтый, и красный с зеленым!
Кондрат негодующе взмахнул руками.
— Сколько мы уже знакомы, Зезва, но я не перестаю тебе удивляться. Ты постоянно ищешь подвох, вечно стараешься подловить собеседника, Ормаз свидетель!
Ныряльщик вздохнул.
— Хотел бы я стать восторженным идеалистом вроде тебя, святой отец, — Зезва хотел еще что-то добавить, но помрачнел, опустил голову.
Каспер отставил недопитое пиво, опустил ноги на пол.
— Пойдемте к камину? — спросил он. — Любопытно глянуть, кто там пришел еще к Мевлуду. Может, сам отец Виссарий пожаловал!
— Вряд ли, — прогудел брат Кондрат, поглядывая на мрачного Зезву, — его святейшество прибыло только что, да еще и в сопровождении джуджей Геронтия Огрызка! Ормаз Всемогущий, встретились по дороге!
— Думаете, он теперь у отца Андриа? — поднял голову Зезва.
— Уверен, сын мой. Разговаривают о делах мирских.
Ныряльщик задумчиво взглянул на монаха. Улыбнулся, тряхнув мокрыми волосами.
— Курвин корень, хватит уже тут сидеть, сваримся же, как курицы! К камину! Где мои штаны?
Тени горящих свечей лениво плясали на старинном образе Ормаза. Грозный бог сурово взирал на смертных потрескавшимися от времени глазами. Отец Андриа поправил погнувшуюся свечу, которая вот-вот могла упасть, опасно накренившись под тяжестью застывшего воска. Настоятель протянул руку, прикоснулся кончиками указательного и среднего пальцев к уголку образа. Не оборачиваясь, тихо произнес:
— Так рад, что ты приехал, дорогой брат.
Отец Виссарий осенил себя знаком Дейлы, поднялся с колен.
— Взаимно, любезный брат мой, взаимно! — старец Рощи повел плечами. — Прохладно в храме.
— Разве? — повернулся Андриа. Виссарий вздрогнул, потому что в полумраке ему почудилось, что на месте рубцов с лица настоятеля смотрят не него тёмно-красные глаза.
— Возможно, я просто мерзляк, брат.
Они помолчали. Отец Виссарий не сводил глаз со спокойного лица двоюродного брата. Вздрогнул, когда тот проговорил, улыбнувшись:
— В глазах твоих печаль и раздумье, брат мой.
Виссарий опустил голову. Слепой видит получше зрячего, подумал он. Впрочем, он уже давно перестал удивляться этому.
— Я слышал, — осторожно начал он, — что Мзумская Кафедра собиралась прислать…
— Собиралась, брат мой. Но это не та тема, которую ты приехал обсудить! — Андриа повернул обезображенное лицо, и тени заиграли на красных рубцах. — Говори же.
— Хорошо… — отец Виссарий погладил бороду. — Я привез тебе мир.
— Мир, — повторил настоятель.
— Именно мир, брат мой. Святая Роща и старцы скорбят, ибо льётся кровь невинных душевников.
— Только ли Душевный народ страдает, Виссарий?
— Нет, но наши мысли должны быть рядом с детьми Рощи! Посуди сам, милый брат: мзумцы огнем и мечом прошлись по нашей земле…
— Это и их земля тоже.
— …жгут, убивают, насильничают!
— Ыги и солдаты Душевного Отряда тоже.
Отец Виссарий побагровел, но в который раз опустил глаза, едва слепой настоятель обратил к нему изуродованное лицо.
— Ты говоришь, как солнечник, — прошептал, наконец, Виссарий.
— Я говорю, как человек! — повысил голос Андриа. — Где твой мир?