Коридор петлял, эры негромко переговаривались, а Анастас Бабник оживленно рассказывал пространству над головой про то, как он в Джуве обрюхатил за ночь аж пятерых баррейнских наемниц, причем одновременно и по несколько раз. Неожиданно Толстик испуганно захрипел, взбрыкнул копытом, а Медвежонок тревожно зарычал, оторвав голову от щеки Аинэ. Брат Кондрат пригнулся, потянулся за ножом. И тут же облегченно вздохнул, увидев, кто появился из темноты.
Горгиз, младший сын банщика Мевлуда, хмуро смотрел на группу испуганных мзумцев. На лбу душевника краснел свежий шрам, одежда была вся в грязи и крови. За спиной юноши темнела рукоять боевого топора. Отец Кондрат передал поводья подскочившему худому эру, радостно пожал руку Горгизу.
— Сын мой, я уж не надеялся, что придешь, храни тебя Ормаз!
— Сейчас не время благодарить, — прищурил черные глаза Горгиз. — Ну, что уставились, солнечники, э?
Эры заворчали, отвернулись. Душевник улыбнулся. Скользнул взглядом по Аинэ, напрягся, но тут же расслабился снова.
Вскоре они уже быстро шли по темному, сырому коридору. Горгиз шагал впереди, подняв над головой чадящий факел. За ним шел отец Кондрат, ведя по поводу тревожно храпящего Толстика. И поддерживая в седле Аинэ. Рыжий конь то косил глаз назад, словно пытаясь понять, почему Аинэ не двигается, то испуганно раздувал ноздри в сторону фигуры с факелом впереди. Брат Кондрат несколько раз недовольно похлопывал Толстика по шее, призывая к спокойствию. Но жеребец не унимался, перебирал ногами, опускал и поднимал голову, а один раз даже едва не свалил на землю Аинэ. Рассвирепевший отец Кондрат уже поднял руку, чтобы проучить непослушную коняку, но тут обернулся Горгиз, сверкнул улыбкой.
— Что это с коником, а, святой отец?
— Ничего, — пробурчал брат Кондрат, опуская руку и заботливо оглядывая Аинэ. Что-то заставило инока поднять глаза, но Горгиз уже опустил взгляд. Факел в его руках на мгновение вспыхнул, яркий всполох осветил чуть сгорбленную фигуру душевника. Блики заиграли на лезвии топора за спиной Горгиза. Брат Кондрат огляделся. Какое-то странное, тревожное чувство завладело всем существом достойного инока. Он огляделся еще раз. Все так же — темные, покрытые ледяной коркой стены, дымки дыхания, вырывающиеся из ртов уставших эров, носилки с ранеными, темнота впереди и сзади маленького отряда.
— Долго еще? — спросил отец Кондрат, гладя почему-то дрожащего Толстика. Дейла, да что это с животиной?
— Нет, — не оглядываясь, ответил Горгиз. — Два поворота и выйдем наружу.
— Наружу где?
— Возле тракта на Цум.
— Надо же, — проговорил какой-то эр за спиной. — Эта куда ж нас вынесет, э?
— Верно, кум! — отозвался другой. — Как кроты, ну, Ормаз свидетель!
Факел Горгиза мигнул, исчез за поворотом. Толстик окончательно взбесился, бешено заржал, и попытался встать на дыбы, но отец Кондрат и подбежавшие эры удержали жеребца на месте.
— Что вы копаетесь там? — донесся голос Горгиза.
Не дождавшись ответа, душевник появился, освещаемый светом факела. Черные глаза недовольно уставились на эров.
— Да прибейте вы этого коня, клянусь Рощей, одна обуза от него!
Толстик негодующе мотнул головой и стал вырываться. С огромным трудом безжизненное тело Аинэ сняли с беснующегося коня. Девушка открыла глаза и тут же широко раскрыла их, заметив Горгиза. Отчаявшийся брат Кондрат безуспешно пытался успокоить Толстика, и, в конце концов, это ему удалось. Весь в мыле, дрожа, рыжий жеребец храпел и косил глазом на Горгиза.
— Чужих, видать, не любит, — еле заметно улыбнулся молодой душевник. Он стоял, опершись о стену, словно и не чувствуя ледяного дыхания вековых камней. Рядом с ним радовались отдыху два простолюдина, поставившие носилки с бесчувственным раненым прямо у ног Горгиза.
Раненый, небритый человек в изорванной тонкой кольчуге, зашевелился, повернул голову и уставился на душевника.
— Ты, — тихо, но отчетливо проговорил раненый. — Я тебя узнал.
Горгиз оттолкнулся спиной от стены, сделал шаг назад, не сводя глаз с человека на носилках. Черные глаза сузились, превратившись в маленькие щелочки. Снова заржал Толстик.
— Человек с топором, — сказал эр в кольчуге, его рука заметалась по земле, словно ища оружие.
Брат Кондрат ошеломленно смотрел на Горгиза, который криво улыбался, не прекращая отходить назад.
— Человек с топором!
Анастас Бабник оперся на локоть, прищурился, не сводя взгляда с пятившегося душевника. Дальнейшие события происходили словно в диком, кошмарном сне. Горгиз оскалился, выхватил топор. Громко вскрикнула Аинэ, пуще прежнего захрапел Толстик.
— Горгиз, почему ты обманул меня?! — чуть слышно проговорила Аинэ, покачнулась и упала бы с седла, если бы брат Кондрат не подхватил ее. — Ты сказал, Зезва ранен, что его нужно забрать, ты…
Сын банщика, крадучись, отходил все дальше и дальше в темноту. Эр в изорванной кольчуге захрипел и потерял сознание. Отец Кондрат в ужасе смотрел на Горгиза. Дальше произошло невероятное: Анастас Бабник вскочил на ноги, шина из деревяшки полетела в сторону, и джуджа прыгнул вперед, оглушительно свистнув. Пятеро карлов, только что лежавшие на носилках, как ни в чем ни бывало, поднялись и последовали примеру Анастаса, мгновенно окружив Горгиза. Брат Кондрат не верил своим глазам. Это что же, о, великий Ормаз, раненые-то вовсе не раненые? Инок прижал к себе Аинэ одной рукой, а второй выставил вперед кинжал. Закружилась голова. Встревожено ухнул маленький мхец. Медвежонок не сводил внимательного взгляда с Горгиза и нюхал воздух. Неожиданно зашипел, обхватил ручками шею девушки.
— Вы, — бросил через плечо Анастас перепуганным эрам, — берите раненого и дуйте в… Да не туда, чувства! — вырвалось у джуджи, когда простолюдины схватили носилки с человеком в кольчуге и помчались было в правый коридор. — Влево, бараны, влево! Пройдете два поворота, дальше легко отыщите выход, прямо у тракта. Держите строго на восток, ясно? Ждите нас в лесочке, что за холмом, похожем на рогатого медведя. Ну, чувства же, чего стоим?
— Ясно, господин! — эры стремглав бросились в указанном направлении. Анастас повернулся к отцу Кондрату. — А ты что же, отче? Или с нами уже пойдешь?
— С вами… — проговорил брат Кондрат. Аинэ подняла голову, но тут же снова положила ее на плечо монаха. Медвежонок по-прежнему буравил глазами Горгиза. — Девочке нужно отдохнуть немного.
— Вот такой на-най, — повернувшись к душевнику, сахарным голосом проговорил Анастас, перекидывая топор из одной руки в другую. — Что же ты, чантлаха кусок, думал, джуджи совсем дураки, э? Гус Орлонос все верно рассчитал: выдал ты себя! Правда не так рано, как мы думали, и, не узнай тебя этот бедолага, наверху тебя все равно ожидал бы сюрприз. Чувственный сюрприз! Гютферан сраный, думаешь, мы забыли, как ты под стенами невинных убивал?! Топориком своим. У, паскуда! Ребяты, осторожнее, чантлах горазд топорищем махать.
Горгиз молчал, улыбаясь краешками губ. Громко чихнул один из джуджей.
— Этот поворот действительно ведет наружу, — продолжал Анастас, — только не на тракт, а прямехонько к воротам монастыря! Так ведь, душевник, а? Чувства ведь, признайся! Где нас бы поджидали твои дружки — ыги!
Горгиз улыбнулся еще шире. Толстик словно взбесился, снова принялся вырываться, а Медвежонок вдруг схватился за рукав отца Кондрата.
— Адюптя, адуптя!! — тревожно забормотал малыш, косясь на Горгиза. — Атам, атам!
— Да, адюптя, малыш, — принялся успокаивать мхеценыша монах, — не волнуйся, сынок, поймали адюптю…
— Неу, — не унимался мхеценыш, — неу! Оу адюптя, баху, кусь!
— Большой, говоришь, адуптя… — Брат Кондрат вдруг широко раскрыл глаза и уставился на Горгиза. — О, Дейла…
— Бросай топор! — проревел между тем потерявший терпение Анастас. Джуджи подступили к душевнику вплотную. — Бросай, твою мать дэвы шатали в зад, ну?!
Вдруг повеяло стужей, и даже в сыром и морозном подземелье стало еще холоднее. Толстик, весь в мыле, в ужасе храпел, вертел глазами, а маленький мхец умоляюще дергал за рукав застывшего на месте отца Кондрата.
Горгиз стремительно поднырнул под ближайшего к нему карла, но угодил прямиком в объятия еще двух джуджей. Те громко, издевательски, захохотали. Пара ударов, и вот уже молодой душевник стоит на коленях. Отец Кондрат вдруг понял, что Горгиз смотрит на него.
— Бегите! — проговорил душевник, сплюнул кровь и перевел взгляд черных глаз на ухмыляющегося Анастаса.
— Дём, дём! — громкий возглас Медвежонка заставил отца Кондрата встрепенуться.
— Идём, малыш?
— Атам, — мхеценыш указал ручкой в сторону коридора, в котором скрылись эры, — атам!
Один из карлов вырвал топор из руки Горгиза, второй со всего размаха ударил кулаком в лицо. Брызнула кровь. Голова душевника дернулась, он покачнулся, но злобно скалившиеся джуджи держали крепко. Анастас Бабник приблизил рябое лицо к юноше и прошипел:
— Что, гютферан, больно?