Отец Андриа молчал.
— Боль… — засмеялся Горгиз, сжимая левую руку в кулак. — Она — как изволение, как очищение для меня. Сколько времени я верил тебе, святой отец, верил, что глупыми молитвами можно излечиться, убить зверя… Нет!!
— Но я… — поднял голову Андриа, однако Горгиз прервал его:
— Не знаю, что ты сделал и как, но не для меня песнопения и мучения в кандалах на Ложе из холодного камня!
— Сынок… — голос Андриа был полон сострадания.
— Не смей жалеть меня! — взвыл юный душевник. Губы Горгиза кривились, он перекидывал топор из одной руки в другую, не сводя глаз с неподвижной фигуры настоятеля. Брат Кондрат увидел, как напрягся Гулверд, но Андриа поднял руку. Лицо слепца повернулось в сторону дрожащего от ярости Горгиза.
Брат Кондрат вздрогнул, напрягся. Гулверд закончил возиться с его коленом и коротко свистнул. К изумлению Кондрата, из зарослей появился черный конь с неостриженной гривой. А за ним трусил Толстик! Рыжий жеребец косился на Горгиза, но вел себя спокойно. Отец Гулверд похлопал его по холке, подвел лошадей к Кондрату.
— Эти люди уйдут, и ты не станешь мешать, — раздался голос отца Андриа.
— Нет! — взвыл Горгиз.
— Да, мой заблудший сын. Твоих сил не хватит причинить им вред, пока я стою на двух ногах.
Заволновались лошади. Толстик ударил копытом, взметнулся снег. До слуха отца Кондрата донесся шум. Гулверд схватил уздечку своего коня.
— Рощевики приближаются. Хотя они и поджидали нас в другом месте, времени у нас нет, нужно бежать! Брат мой, сможешь ли ты держаться в седле?
Кондрат кивнул. В голове по-прежнему мутилось, его подташнивало.
Гулверд вдруг вскочил на жеребца, ударил пятками и быстро скрылся за деревьями. Не успел пораженный отец Кондрат прийти в себя, как монах вернулся. А когда осела снежная пыль, Кондрат радостно вскрикнул: Аинэ, без сознания, лежала на руках мрачного, как ночь, монаха.
— А малыш? — закричал Кондрат. — Где…
— Я нашел только девушку, — покачал головой Гулверд.
Горгиз, не двигаясь, исподлобья глядя на мзумцев. Брат Кондрат сглотнул. Он заметил, как лицо молодого душевника меняется. Бурые жесткие волосы то вырастали на дергающихся щеках, то исчезали вновь, руки дергались, а на вздрагивающих пальцах выходят и прячутся желтоватые когти.
— Ваше преподобие, — Гулверд почтительно взглянул на отца Андриа, — садитесь со мной…
— Я остаюсь в Кеманах.
Гулверд в изумлении взмахнул руками.
— Но ваше высокопреподобие…
— Я всё сказал, — тихо проговорил Андриа. — Место мое — рядом с братьями и сестрами. Я поставлен настоятелем монастыря Кеманы и никуда не уеду! Поспешите, дети мои, погоня близка.
Отец Гулверд бросился перед слепцом на колени. Рука настоятеля опустилась на голову монаха.
— Благословляю ваш путь, брат мой, езжайте с миром. Да хранит вас Ормаз! — изуродованное лицо повернулось к Кондрату. — В добрый путь и тебе, брат! Я постараюсь узнать про Зезву.
Кондрат прикусил губу и хотел что-то сказать, но Гулверд уже увлекал его за собой. Толстик недовольно захрапел, но послушно пошел за черным жеребцом, запах которого ему совсем не нравился.
Снег красиво стелился по ослепительно чистой земле. Отец Андриа стоял, чуть склонив седовласую голову. Его длинные волосы развевались на холодном ветру. Слепец чуть вздрогнул, когда услышал резкий голос Горгиза.
— Что теперь, отче?
Андриа вздохнул, прислушался. Не дождавшийся ответа Горгиз яростно размахнулся и рубанул топором по ближайшей ели. Полетел снег, взметнулись щепы. Отец Андриа молчал. Снег кружился над ними, словно пытался успокоить. Молодой душевник с диким криком обрушил могучий удар на ближайшее дерево. Но незрячий стоял, не шелохнувшись.
— Как ты можешь… — сдавленным голосом вопросил Горгиз. Поднял снова топор, замер и медленно опустил оружие. — Как…
— Мой бедный заблудший сын… — голос Андриа был полон сострадания.
С лязгом и грохотом вылетели из-за деревьев всадники. Щиты с изображением бородатого воина — кавалерия Душевного Отряда. Ыги с лисьими хвостами. Барады в медвежьих накидках. Горгиз мрачно взглянул на соплеменников. Услышал приветственные крики, отрешенно кивнул в ответ. Отвернулся.
— Где?!
Горгиз указал в сторону, куда ускакали беглецы. Солдаты бросились в погоню, оглашая воздух гиканьем и криками.
Два монаха соскочили с лошадей. Медленно приблизились к неподвижно стоявшему отцу Андриа. Тот вздрогнул, поднял незрячее лицо.
Отец Виссарий кивнул своему спутнику — огромному монаху с черной как смоль бородой.
— Брат Ута.
Андриа улыбнулся.
— Братья, вы тут. Хорошо, значит, смертоубийства прекращены. Хвала Дейле!
Ута медленно обошел отца Андриа сзади, остановился за его спиной. Оглянулся на Горгиза. Молодой душевник колебался недолго. Наконец, положил топор на плечо и присоединился к чернобородому старцу. Сразу несколько солдат Рощи окружили отца Андриа. Взвели арбалеты.
— Дети мои, что вы творите? — тихо спросил настоятель, хотя ему уже все было ясно.
Отец Виссарий кусал губы. Ута вопросительно смотрел на старца. Наконец, тот закрыл глаза, подал знак. Отец Ута погладил черную бороду и заговорил, яростно сверкая глазами.
— Именем Бога Всемогущего, Ормаза Живого и Яростного, именем Священных дубов Рощи, именем святым Защитницы Дейлы, ты, отступник и зверь, носящий имя Андриа, лишаешься сана, ибо сказано в Книге Ормаза: «Зверя бойтесь, личин много у него!». Чудовище гызмаал, что завладел твоей душой, больше не будет убивать невинных. И если осталось в тебе хоть что-то человеческое, то покайся же! И пусть смилуется над твоей несчастной душой Ормаз!
Ута умолк. Неожиданно выглянуло солнце. Отец Андриа обратил к свету изуродованное лицо, словно хотел, чтобы теплые лучи солнца согрели. Но скупо и безразлично зимнее солнце. Настоятель набросил капюшон.
— Я готов, дети мои.
— Не смей! — выкрикнул Ута. — Не смей называть нас детьми, зверь!
— Вы неразумные дети, — твердо выговорил Андриа. — Поверили клевете злобной, поддались наговору нечестному. Но я не держу на вас зла. Пусть хранит вас Ормаз.
Ута рассвирепел и с размаху ударил слепого по лицу.
— Богомерзкий зверь!
— Ута, нет! — крикнул, обернувшись Виссарий. — Эй, вы там, — он махнул рукой гарцевавшим неподалеку конным лучникам. — Телегу сюда, живее!