Отец Виссарий, бледный, как полотно, резко повернул к себе Уту, отвел чуть в сторону и долго что-то выговаривал ему еле слышным голосом. Чернобородый криво усмехался, потирая ладонь. Андриа стоял, опустив голову, и налетевший ветер теребил длинные седые волосы старика. Солнце не уходило, казалось, искрящийся свет падает прямо на неподвижную фигуру отца Андриа. Один из арбалетчиков вздрогнул: ему почудилось, что над головой пленника появился и тут же исчез светящийся призрачный круг.
Подвели телегу. Толстый мерин испуганно косился на Андриа и Горгиза, взбрыкнул пухлыми передними ногами, но молодой душевник отошел в сторону, а два рощевика кое-как успокоили мерина. Отец Андриа дал подвести себя к телеге и приковать к бортам ржавыми, тяжелыми кандалами. Всадники окружили молчавшего старика, рядом с дрожащим от ужаса возницей уселся лицом к узнику бледный от страха арбалетчик с самострелом на коленях. Отец Андриа поднял голову.
— Не бойтесь, дети. Не причиню зла вам.
Арбалетчик облизал пересохшие губы, но оружие не убрал. Отец Андриа повернул седую голову туда, где скрылись Кондрат, Аинэ и Гулверд. Губы слепого что-то беззвучно шептали.
— Вперед! — громко велел Ута, подъезжая к телеге и сверля взглядом пленника.
Возница свистнул, взмахнул кнутом. Мерин оскорбленно задергал головой и лениво двинулся вперед. Всадники медленно двинулись следом. Лошади утопали в снегу, и несколько раз солдатам Рощи приходилось спешиваться, чтобы вытащить застрявшую телегу. И каждый раз отец Андриа улыбался им и благодарил за помощь. Рощевики бледнели, осеняли себя знаком Дейлы и скрещивали пальцы за спиной.
Позади всех ехал Виссарий. Его бледное, враз осунувшееся лицо походило на застывшую маску. Кричали вороны. И сквозила радость в самозабвенном карканье. Двуногие уходили из леса. Почти все.
Горгиз долго смотрел вслед маленькому отряду. Вокруг недоуменно возмущались вороны, никак не могущие взять в толк, почему этот двуногий так и остался стоять на месте с опущенной головой. А когда оставшийся с диким воплем принялся крушить топором деревья, обескураженные птицы улетели, наградив Горгиза на прощанье едким карканьем и шумом крыльев.
— Сюда! — выкрикнул Заал Косой, выбивая ногой двери. Трещит дерево, одна из створок повисает под могучими ударами.
Зезва забросил за спину щит, помогая Косому выбивать неподатливую дверь. Удар сзади заставил его упасть на живот, взмахнув руками.
— Ничего, человек, — прокричал Косой, — болт тебе в щит попал, чувства! Повезло. Чуть повыше, в затылочек, и тю-тю.
Зезва поднялся, но тут же попятился, а Заал яростно выругался. Из-за разбитых дверей послышался лязг оружия и голоса. Четверо джуджей во главе с Косым и Ныряльщик были вынуждены снова отойти к центральному дворику, где все еще держали отчаянную оборону карлы Геронтия.
Завидев возвращающихся, Огрызок все понял без слов. Они сгрудились в кучу, закрылись щитами. Восемнадцать джуджей, Зезва и двенадцать ополченцев-эров. Душевники и ыги повсюду: на стенах, башнях и внизу, на площади, вот из нескольких ходов медленно выходят вооруженные мятежники. Зезва заметил, как на стенах строятся стрелки. Всё, курвова могила…
В наступившей тишине медленно кружился снег, красиво оседая на грязной и кровавой брусчатке. Горстка уцелевших встала спина к спине, выставив щиты и мечи. Рощевики медленно и методично занимали позиции, но не атаковали, явно подчиняясь приказу.
Зезва слышал хриплое дыхание товарищей. Его рука сжимала последний металлический предмет из сумки. Толку от неё… Курвин корень, вроде бы должно было две остаться. Он лихорадочно пошарил в сумке. Нет, только одна. Как же так…
— Ребяты, — выкрикнул Геронтий Огрызок, ухмыляясь, — не бояться!
Джуджи что-то пробурчали в ответ. Люди молчали, в их глазах был виден страх. Страх и решимость одновременно. Возможно, они понимали, что их ждет, попади они в руки душевников живьем. Человек с топором всегда найдется.
Зезва думал об Аинэ. «Девочка, дай Ормаз, вывез тебя брат Кондрат! О, всемогущий Ормаз, пожалуйста, сделай так, чтобы они спаслись! Я почти не умею молиться, о милостивый бог, но, умоляю, спаси их, пожалуйста… И моего друга Каспера тоже, прошу…» Зезва прикрыл глаза и Аинэ предстала перед ним, словно живая. Длинные волосы, глаза цвета морской волны, и улыбка, светлая, словно солнце, улыбка… «Дурень ты, Зезва», — сказал ему тогда Каспер. Если бы он мог повернуть время вспять! «Аинэ, прости, что не хватило смелости признаться тебе в…»
— Отважные защитники Кеман!
Кто это кричит? Зезва поднял голову и похолодел. Две фигуры в капюшонах. Рядом с ними огромный ыг, судя по богатым доспехам, вождь. Чуть сзади, возле шеренги элигерских наемников оперся о воткнутый меч высокий офицер с орлиным носом, судя по вооружению, также элигерец.
Один из незнакомцев в капюшонах поднял руки над головой и зычно продолжал:
— Храбрые воины, вы мужественно сражались, но чаша весов склонилась на сторону Рощи! Сопротивление бесполезно, и ваша смерть будет такой же никчемной и бессмысленной, как и безумство вашего начальства в своей упорности защищать монастырь. Теперь же, — человек опустил руки, сгорбился, — посмотрите вокруг: все кончено, крепость пала. Поэтому, от имени командования Рощи предлагаю сдачу на почетных условиях: вы немедленно складываете оружие и ждете милости победителей…
Зезва услышал, как презрительно сплюнул Заал Косой, а Геронтий громко фыркнул.
— …в случае, если выяснится, что за вами не числятся преступления или бесчинства против мирных селян, то вам гарантируется жизнь. Затем ваша участь будет в ваших же руках. В округе много работы. Будете работать хорошо, будете жить.
Снова наступила тишина, прерываемая лишь скрипом снега под сапогами занимающих позиции рощевиков. Зезва глубоко вздохнул, вопросительно взглянул на Геронтия. Толстяк-джуджа смачно сплюнул в снег и вышел вперед.
— В славном Принципате Джув есть поговорка — лучше умереть в бою трусом, чем сдаться в плен храбрецом! Поэтому вот тебе наш ответ, человек в капюшоне… — Огрызок повернулся к своим, и морозный воздух сотряс мощный крик, одновременно вырвавшийся из восемнадцати глоток: — Твою мать шатали в дупло!!
Зезва опустил голову, сжал рукоять щита покрепче. Вторая рука скрыта в сумке. «Хоть нескольких заберу с собой к Кудиану!»
Человек в капюшоне молчал. Красивый элигерец с орлиным носом одобрительно кивнул. Ыг хищно оскалил зубы.
— Люди, вы сражались достойно, — проговорил, между тем, Геронтий, — я не могу приказывать вам.
— Господин, — возразил один из ополченцев. — Ежели сдадимся, нас душевники на кол посадют, ага. Так что…
Ыг в богатом вооружении махнул рукой, и несколько десятков лучников на стенах наладили стрелы. Зезва еще раз вздохнул всей грудью. Интересно, ранняя в этом году будет весна?
— Последнее предупреждение! — выкрикнул человек в капюшоне, тот, что пониже. Более высокий застыл неподвижной статуей, опустив голову. — Вы сдаетесь?
— Чувства!! — грянуло в ответ. Зезва съежился, заметив, как дрожат губы у ближайшего к нему карла.
Ыг свистнул. Лучники натянули тетиву. Падал снег. Зезва закрыл глаза. Тетя Йиля, прощай…
— Пуск!
Свист. Сухой стук. Стоны.
— Прекратить!! — кричит кто-то по-элигерски.
Свист. Падают товарищи. Зезва громко кричит, берется за круглое железное кольцо на металлическом предмете из сумки, но кадж поднимает голову, и Ныряльщик со стоном падает на колени. Округлый предмет катится по кровавому снегу. Стрела ударяет нагрудник, скользит куда-то в сторону. От удара Зезва падает. Тут же вскакивает. Свист, крики. Кто-то наваливается на него сзади. Удар. Тело дергается над ним. Ни стона, ни крика. Ничего. Может, это уже смерть?
— Прекратить!! Отставить стрельбу, сержант!!
Зезва проводит рукой по лицу. Что это, кровь? Да, стрела чиркнула по щеке. Царапина, но кровищи… Ныряльщик встает на четверенки, оглядывается. Геронтий. Это он закрыл собой Зезву. Две стрелы пронзили толстяка-джуджу насквозь. Он лежал, сжимая свой боевой топор, а на губах играла улыбка. Детская. Снежинки почти не таяли на его лице. Зезва сел. И увидел перед собой Заала Косого с тремя стрелами в груди. Ветер слабо шевелил оперение. Заал еще дышал, когда подползший к нему Зезва принялся гладить его по обветренному, окровавленному лицу. Затем славный карл провел языком по покрытым красной пеной губам и отчетливо произнес:
— Хороший был на-най.
Зезва бережно уложил друга на снег, закрыл ему глаза и прикрыл собственные. Он не видел, как один из людей в капюшонах подобрал откатившийся почти к его ногам круглый железный предмет и положил себе за пазуху. Затем молча повернулся к своему спутнику. По-прежнему храня молчание, оба змееголовых скрылись за спинами солдат.
Элан Храбрый хотел что-то сказать в спину быстро уходившим каджам, но лишь сжал кулаки. Повернулся к недовольному Яндарбу.
— Как ты посмел, немытый пёс, дать команду убивать безоружных?!
— Что?! — задохнулся ыг. — Ах, ты, элигерский кусок дерьма, да как ты… — Яндарб схватился за меч, но за спиной дрожащего от ярости Элана выросла целая стена элигерских наемников, а над воротами появился взвод лучников, которые мгновенно нацелили оружие на рощевиков и ыгов.
Яндарб отступил на шаг назад. Чуть слышно прошипел что-то на аыге.
— Эти двое сказали, что только припугнут, но не… — Элан не договорил, развернулся и бросился в арку, взметнув плащом. Элигерцы поспешили следом.
Вождь ыгов проводил ушедших свирепым взглядом, затем повернулся к горстке выживших. Прорычал:
— Эти пусть убирают свою падаль! И так уже все провоняло мзумским дерьмом!