В трапезной было людно. Восславляя про себя обильный снегопад, молодые послушники шумно угощались в правой части помещения, с завистью поглядывая на столы слева, где важно восседали монахи. У старших иноков угощение побогаче, и мясо с вином тоже имеются. Не то что опостылевшая вяленая рыба и кукурузный хлеб. Хорошо хоть, пива отец Андриа не жалеет, особенно перед скорым постом…
Зезва глотнул вина, отставил стакан, прислушиваясь к беседе Каспера и отца Кондрата. Огромный инок в очередной раз доказывал, что настоящее пиво варят лишь в Орешнике, а все остальное — бурда и обман. Каспер, по своему обыкновению, вежливо соглашался, хотя и поглотил уже целых полкружки хмельного напитка — огромное для него количество. Ныряльщик улыбнулся и обратил взор на украшенное нехитрой резьбой окно, за которым валил снег.
— Как в сказке, сын мой, э? — подмигнул ему брат Кондрат, оставив, наконец, Каспера в покое.
— Как в сказке, — словно эхо, повторил Зезва, замечая, что монах уже смотрит ему за спину, а Каспер широко улыбается.
Аинэ, в новой шали, с убранными за шапочку длинными косами, присела на скамью рядом с Зезвой. Ныряльщик хмуро покосился на девушку, но ничего не сказал. Каспер и отец Кондрат дружно ухмыльнулись, чем вызвали гневное сопение Ныряльщика.
— Зезва, — произнесла Аинэ тихо, пригубливая стакан с разбавленным вином.
— Чего тебе?
— Когда ты брился в последний раз?
Зезва замер, затем медленно повернулся на скамье и уставился на серьезную Аинэ. Каспер прыснул.
— Госпожа Йиля, — продолжала Аинэ, — велела следить, чтобы ты почаще брился. Ходишь, как медведь, заросший. А еще рыцарь!
— Ох, молчи, — простонал Зезва. — Отче, ну скажи ей… уф… дуб меня дери.
— Не помолчу, вот не помолчу! — не унималась девушка. — Вот поедешь снова в Даугрем, может, к гамгеону Антану отправишься на аудиенцию, а зарос, словно гел какой-то!
— Ну, хватит! — взорвался Зезва. — Мало того, что ты мне всю дорогу душу вынула, так еще и тут пристаешь?! Побрейся, почисть плащ, почему дырка, не груби… Отстань, сударыня! Слушай, тебе не пора на кухне помочь, курвова могила?
— И не сквернословь, — улыбнулась Аинэ.
Зезва пару мгновений сверлил девушку взглядом, затем демонстративно отвернулся. Аинэ покачала головой, кивнула сочувственно щурившемуся отцу Кондрату и завела с Каспером беседу о Даугремских шалях. Зезва вздохнул. Быстро взглянул на Аинэ, ну тут же потупился, потому что словно ждавшая этого девушка подняла на Ныряльщика свои глаза цвета моря.
Раздался скрип высоченных дверей, и все несколько десятков монахов и послушников дружно поднялись. Брат Кондрат тоже вскочил, схватив за локоть замешкавшегося Каспера. Аинэ быстро отошла к стене, присоединившись к нескольким монахиням. Зезва провожал ее взглядом до тех пор, пока не получил увесистый толчок в бок. Повернулся, увидел страшные глаза отца Кондрата, и поднялся, опрокинув кружку с пивом себе на штаны.
— Курвин корень…
Монахи зашикали, а брат Кондрат закатил глаза, еле слышно застонав. Зезва поставил кружку на место, оглядел одежду. Ну, уж нет, сам постираю, решил он. Пусть Аинэ Касперу плащи полощет!
— Аккуратнее нужно, сын мой, — раздалось на мзумском с легким душевным акцентом. — Это же наши гости из столицы, так ведь? Судя по звуку — рыцарь Зезва из Горды.
— Прошу великодушно извинить, — смущенно пробормотал Ныряльщик, — право, отец Андриа, я случайно…
— Ормаз с тобой, сынок, не опускай голову из-за такого пустяка. Садитесь, братья. Посадите меня.
Два рослых монаха осторожно подвели отца Андриа к головному месту и усадили на высоченный стул с мягкой подушкой. Настоятель слегка наклонил голову, обрамленную длинным седыми волосами, словно прислушиваясь.
— Снег валит и валит.
Зезва вздрогнул. Неужели слышит, в самом деле, как идет снег за окнами? Говорят, слепые обладают отличным слухом. Он взглянул на изуродованное лицо отца Андриа, на страшные рубцы вместо глаз. Словно чудовищный вешап ударил лапой, с мясом выдрав глаза у настоятеля Кеманского храма. Брат Кондрат рассказывал, что в когда-то Андриа едва не погиб, на него напали лихие люди, вот и изуродовали. Просили, молвят, денег, а что взять с бедного монаха? Изверги.
Отец Андриа с аппетитом ел, запивая красным вином. Два дюжих монаха ему не прислуживали, застыв, словно столбы. Слепой безошибочно наливал себе вина и пользовался двузубой вилкой. Зезва вспомнил, как страшно было поначалу смотреть на лицо настоятеля. Но со временем ужасные шрамы уже не так приковывали взгляд. Теперь, по истечении месяца после встречи с отцом Андриа, Ныряльщик больше не обращал на уродство внимания.
Трапеза подошла к концу, и монахи потянулись к выходу. Часть из них, а также послушники задержались, чтобы помочь монахиням убирать со столов. Зезва с товарищами также остались. Аинэ метнула на него взгляд, затем вышла, увернувшись от руки брата Севдина, что грозно хмурился на племянницу. Толстый монах насмешливо посмотрел на Ныряльщика и тоже вышел.
Высоченные монахи, что привели отца Андриа в трапезную, вышли. В зале остался еще один священник. Зезва видел его два или три раза. Отец Гулверд, худощавый, с пытливым взглядом монах средних лет.
Дребезжа посудой и деревянными подносами, монахини и послушники покинули трапезную, прикрыв за собой двери.
— Пожалуйста, садитесь поближе, — попросил Андриа, улыбнувшись. — Не хочется кричать на весь зал. Извините, что беспокою вас, дети мои. Брат Кондрат, ты тоже здесь?
— Здесь, ваше высокопреподобие, — Кондрат почтительно приложился к руке настоятеля. Зезва снова вздрогнул. Если бы не шрамы вместо глаз, он решил бы, что слепой священник видит. А еще…Ныряльщик украдкой прикоснулся к ножнам. Нет, не вибрирует клинок, и не светится больше. Хотя пару раз, во время пребываний в Кеманах, подарок мага Вааджа еле заметно мерцал голубоватым светом и словно вздрагивал. В первый раз Зезва всполошился и долго рассматривал потускневшее лезвие, тщетно стараясь усмотреть новое сияние. Когда призрачное сияние повторилось, Ныряльщик рассказал все Касперу и отцу Кондрату. Огромный монах насупился, но ничего не сказал. Молодой Победитель же высказал предположение, что в горных лесах, окружающих монастырь, явно водится страховидл. Не иначе, меч на него среагировал. Дэв горный или еще кто-нибудь. Мало ли какая нечисть в горах живёт. Услышав про дэвов, Зезва разозлился и воззвал к курвовой могиле. С тех пор прошло уже десять ночей, а меч Ваадж безмолвствовал. То ли дэв убрался восвояси, то ли Зезве померещилось спьяну, по выражению отца Кондрата.
— Вы знакомы с отцом Гулвердом, — Андриа откинулся на спинку стула, провел ладонью сначала по красивой седой бороде, затем по скромной опрятной рясе. — Он прибыл вчера из Даугрема, так же как и вы. Скверно, что не ехали вместе, иначе бы волки не так сильно бы его испугали.
— Волки, отче? — поежился брат Кондрат. — Страх какой, прости Ормаз. Не люблю я их, вот не люблю и все тут.
— Отчего же? — усмехнулся отец Гулверд, барабаня пальцами по посоху. — Те же твари Ормазовы.
— Кушать хотят, — вставил Зезва, подавив зевоту. Отец Кондрат вперил в него гневный взгляд. Настоятель улыбнулся.
— Конечно, хотят, сын мой. Всякое живое существо хочет жить и подарить жизнь потомству. Разве мы вправе осуждать волка за то, что он волк? По крайне мере, — помрачнел Андриа, — зверь никогда не будет мучить, пытать, издеваться, он убивает сразу. Ни одному волку не придет в голову поджечь соседский дом или обесчестить чью-то дочь. Для этого он не настолько умен, как другой зверь. Зверь по имени человек… Впрочем, давайте оставим волков в покое. Тем более, у них и без нас полно забот. Рассказ отца Гулверда я уже слышал. А что расскажете вы? Как дела в Даугреме?
Каспер ткнул Зезву в бок. Брат Кондрат все еще не мог успокоиться, кипя от гнева.
— Что вас интересует, ваше высокопреподобие? — спросил Ныряльщик, чувствуя, как липнет к ладони пропахшая пивом штанина. Хорошее пиво варят служители Ормаза, курвин корень…
— Как идут военные действия? — тихо спросил отец Андриа. Его акцент усилился. Значит, волнуется, подумал Зезва. Интересно, каково ему, по отцу душевнику, а по матери — мзумцу, да еще и с примесями рменской и эстанской кровей?
— Даугрем под контролем королевских частей, ваше высокопреподобие, — Зезва опустил глаза. — После того, как закончились бои за город, и наши…э…э…
— Наши войска, не волнуйся, сынок, — улыбнулся Андриа, но Зезва видел, как налились кровью страшные рубцы на месте глаз. — Все мы — подданные Королевства Мзум. Продолжай.
— Влад Картавый молит о перемирии, но королева и слышать ничего не хочет. А как же иначе, мятежники не хотят сдать оружие и расформировать отряды, и еще смеют надеяться на милость двора?! Махатинцы и рыцарская конница уже обложили Ашары, вот-вот начнется осада, и…
— Неужели командование собирается вести осаду зимой? — вырвалось у Гулверда.
— Почему бы и нет? — хмыкнул Зезва. — Или вы предлагаете оставить это осиное гнездо нетронутым? Разве святые отцы забыли, что устроили мятежники в Даугреме? Все эти засады и нападения исподтишка? А подлая атака возле Мчера, когда наши начальники наивно ожидали, что вот-вот к ним присоединится Душевный Отряд для совместного удара по лиходейским бандам?! Ничего не скажешь, знатно надули, поделом нам всем!
— Это называется война, — вдруг вмешался Каспер, поднимая голову. — Диверсионная. Заманить превосходящие сила противника в ловушку. Короткие уколы и быстрые отходы. Стратегия. Провокации.
— Отходы, говоришь, стратег ты наш? — проворчал Ныряльщик. — Решив захватить в плен Мурмана, они снарядили для этой цели часть Душевного Отряда! И кучу ополченцев. Не подоспей вовремя помощь, сидел бы сейчас наш тевад в клетке возле Святой Рощи, будь она неладна!
— Не богохульствуй, сын мой! — тихо, но твердо произнес отец Андриа. — Если помнишь, я тоже душевник. По крайне мере, наполовину.
— Прошу великодушно извинить, — смущенно пробормотал Зезва, проклиная себя за глупость.
Настоятель поднес руки к изуродованному лицу, словно мог их видеть. Снегопад за окном усилился, огромные мохнатые хлопья степенно кружились в воздухе. Донесся зычный голос звоняря, уже нашедшего для послушников новое занятие.
— Военному командованию правительственных войск, — очень тихо сказал Андриа, — не мешало бы следить за поведением своих подчиненных, пресекать на корню грабежи, насилия. Как могли они допустить жуткие погромы рменской деревни? Где дисциплина? Что делало рыцарство? Вы хоть понимаете, что часть эров-рменов ушла в лес партизанить? Почему долгое время не были пресечены грабежи домов душевников, оставленные хозяевами?