Виссарий замер на месте. К горлу подступил ком. Старец Рощи медленно повернулся, но его собеседник уже был в седле. С гиканьем и криками арранцы вылетели на тракт, взметая кучи снега. Последнее, что успел заметить потрясенный, взмокший Виссарий, был взгляд синих глаз. Ему показалось, что сама Смерть глянула на него, обдав морозным неживым дыханием.
Маг Ваадж смотрел в огонь. Пламя довольно урчало и пыхтело, пожирая очередную порцию вкусных, сухих дров. Еще две связки покорно ждали своей участи, аккуратно уложенные возле костра. Морозный ночной воздух слегка кусал щеки, искры летели вверх, умирая, а со стороны лагеря Телохранителей доносились ржание и слабый запах свежего навоза. Ваадж поднял голову ну шум, но тут же успокоился. Прошли два тяжеловооруженных махатинца, наградив мага мрачными взглядами. Чародей проводил солдат взглядом. Наверняка дивятся, какого дуба господин не спит себе сладко в походном шатре. Ваадж поднялся, чтобы подбросить дров. Огонь радостно зашипел, разбрасываясь искрами.
Королевский лагерь не спал. Отряды Телохранителей патрулировали окрестности, разъезды конных рменов дежурили на тракте, а вокруг шатра Светлоокой Ламиры заняли позиции отборные махатинские пехотинцы. Чуть дальше, у самой стены леса, расположились на ночлег рыцари, за ними горели костры артиллерийской обслуги. Ваадж хмыкнул. Завтра баллисты и катапульты под охраной рменов двинутся на корабли и отправятся к Цуму морем. Королева и ее охрана поедут по тракту. К середине дня должны быть на месте. Отряды мятежников подступил вплотную к Цуму. Катастрофа, постигшая королевские войска под Даугремом, превратила военную компанию из быстрого разгрома бунтовщиков в затяжную кровавую войну. Теперь, когда зима в разгаре, враждующие стороны зализывали раны, ограничиваясь мелкими, ничего не решающими стычками. Душевники контролируют все западные земли Душевного тевадства, элигерская граница полностью перешла в руки Влада Картавого. Отряды мятежников наводнили территории вокруг Даугрема, мзумское население в панике бежало. Те, кто не успел… Ваадж выругался сквозь зубы.
Пошел крупный снег. Снежинки на мгновение появлялись в свете костра, чтобы сразу сгинуть. Словно переходили в иной, другой мир…
Ваадж нахмурился, пошарил рукой, приложился к бутыли хорошего вина. Пил долго, затем снова уставился в огонь. Закрыл глаза на мгновение, и перед ним снова стала та самая картина, что не давала ему спать по ночам, возвращаясь снова и снова. Кадж в черном, протянувший у нему руку. И сверкающий белый портал, откуда явилось спасение… Маг вздрогнул, потер руку. Искра попала. Он натянул перчатки и снова погрузился в тяжелые, изнуряющие мысли. Меван, или как его зовут на самом деле, что-то узнал, узнал страшное, непонятное…
— Ваадж.
Маг вскочил. Королева Ламира куталась в шаль. Зеленые глаза пристально смотрели на чародея. Два великана-Телохранителя за спиной государыни застыли едва заметными тенями. Два плотоядных щелчка — арбалеты нацелены в грудь мага.
— Ваше величество, — поспешно склонился Ваадж.
— Не спится? — тихо спросила Ламира, отсылая солдат. Те окатили мага неприязненными взглядами, отступили в темноту. Но Ваадж знал, они не спускают с него глаз. Кроме них, там, в ночи замерло еще не меньше дюжины отборных Телохранителей, их глаза обшаривают каждый камешек, каждое дерево.
Ламира вздохнула.
— Тоже не могу уснуть. Можно посидеть с тобой?
— Государыня, я… — словно громом пораженный Ваадж развел руками, — я…
Ламира слабо улыбнулась. Из ночи выскочил Телохранитель и поставил у костра маленькое кресло, уложил подушки. Королева поморщилась, махнула рукой. Солдат исчез, на прощанье свирепо оглядев Вааджа с головы до ног. Маг улыбнулся.
Некоторое время они молчали. Потрескивали дрова, падал снег. Ржание и шум понемногу утихли. Даже дурной запах, казалось, растворился в свежем, морозном воздухе. От костра исходил жар, но спину слегка холодило, и Ваадж придвинулся поближе, кашлянув. Ламира смотрела в огонь, не шевелясь. Рот чуть приоткрыт, маленький шрам едва заметно темнеет на подбородке. Ваадж задумался. Откуда у Ламиры этот шрам? Сколько маг помнил, он был всегда, еще тогда, когда юная принцесса Ламира с радостным криком висла на шее своего отца, короля Роина, когда он возвращался из очередного похода. Роин… Маг осторожно наклонился, чтобы подбросить дров. Ламира вздрогнула. Зеленые глаза повернулись к Вааджу.
— Знаешь, я думала о Дане.
— Ваше величество…
— Ты удостоверился, что их погребли достойно, Ваадж?
Чародей вспомнил яростный блеск в глазах Гастона Черного. Прикусил губу. Почему в последнее время ему так трудно смотреть в глаза государыни?
— Ваадж?
— Да государыня. Черный позаботился об этом.
— Мой верный Гастон… — Ламира улыбнулась. — Такой верный и такой печальный. Я знаю, он страдает.
— Из-за сестры, ваше величество?
— Да… столько лет ищет.
Маг промолчал.
— Ваадж…
— Государыня?
— Скажи мне… — взгляд Ламиры снова остекленел, тени метались по обращенной к Вааджу щеке, теряясь в волосах и накидке. — Ты бы отдал за меня жизнь?
Ваадж вскочил, склонился в поклоне.
— Я… — он поднял глаза и вздрогнул. Почему ему не по себе, почему?
Ламира отвернулась.
— Ваше величество! Не задумаюсь ни на мгновенье! Моя жизнь принадлежит Королевству Мзум, моя королева — это Мзум, мое сердце и душа, все, что есть у меня…
Ваадж осекся, сглотнул, потому что Ламира снова взглянула на него. Огонь плясал в зеленых, нечеловечески прекрасных глазах.
— …все, что есть у меня, — с трудом продолжил он, — принадлежит моей государыне.
Ламира еле заметно улыбнулась.
— Знаешь, милый друг, я часто и много думаю. Пытаюсь понять, в чем смысл. Смысл всего. Вот горит огонь, пожирает дрова. Жадно так. Иногда кажется мне, мы похожи на дрова, а пламя — и есть жизнь. Жизнь, которая пожирает нас. Без дров не будет огня, без живых существ не станет мироздания. Глупая ночная бабочка летит на свет и сгорает. Разве кто-то вспомнит потом, какие красивые крылья были у неё? — голос Ламиры чуть дрогнул. — Кто расскажет, как грациозно она порхала крыльями, найдется ли художник, что нарисует красивейшие узоры её крыльев? Глупая бабочка, которой доверили улей… Скажи мне что-нибудь, друг Ваадж. Скажи, пожалуйста…
— Ваше величество, я…
— Говорят, мужчине не дано понять то, что творится в женской голове, — Ламира разгладила складку на отороченном мехом плаще, уложила ладони на колени. Снег плавно падал на перчатки и мягкие сапожки. — Молчишь, мой милый чародей.
Ваадж не успел ответить. Королева резко повернулась к нему. Зеленые глаза вспыхнули.
— Жизнь, значит, отдать готов? — прежняя сталь зазвенела в голосе государыни Мзума, заставив мага вздрогнуть и опустить глаза. — Но можешь ли ты умереть за такую, как…
Ламира умолкла, словно оборвала себя на полуслове. Потрясенный Ваадж нашел рукой бутыль, сжал ее, замер.
— В Цуме, — металл в голосе королевы стал еще жестче, — ты немедленно отправишься в войска. Тевад Мурман и гамгеон Вож Красень окажут тебе всестороннюю поддержку. К вечеру у тебя должен быть готов подробнейший отчет о расположении наших войск, оборонительных позициях вдоль реки. Я также поручаю тебе организовать диспозицию наших артиллерийских частей. Примешь командование ими немедленно. На совете послезавтра я ожидаю от вас троих ваше видение обстановки и предложения по дальнейшим действиям. Повтори, чародей Ваадж!
Маг вскочил, низко склонился. Глухо повторил, почти слово в слово. Ламира поднялась, щелкнула пальцами. Словно тени, явились Телохранители.
— Иди спать, Ваадж, — властным голосом посоветовала властительница Мзума. — Холодно. Ты мне нужен с ясной головой.
Арбалеты в руках солдат скрылись последними в чернильной тьме. Ваадж знал, что они еще долго будут смотреть на него, как на хорошую цель. Маг постоял недолго, затем снова уселся к огню. Дрова умирали, пламя утробно урчало, летели искры. Падал снег.
— Я жизнь отдам, — прошептал Ваадж. Глотнул вина. Уставился в пиршествующее пламя. — Готов я умереть…
Отец Виссарий проснулся от резкого толчка. Ржала лошадь, громко матерился солдат. Затем он услышал гневный голос — кто-то из старцев Рощи отчитывал рощевика за невоздержанный язык. Не к лицу воину ругаться, как грязный мзумец.
— Да колесо ж проклятое, отче! Зараза!
— Так слезай с лошади, сын мой! Не гневи богов нечестивыми словами! За работу!
Виссарий пробормотал короткую молитву, распахнул занавеску. Лучи утреннего солнца ударили в глаза, он зажмурился. Наконец, черные круги перед глазами пошли на убыль, и старец Рощи принялся осматриваться. Где же Ута? Ах, Дейла, Уты нет, он остался в Кеманах… Проклятая забывчивость!.. Так, что здесь у нас?