В маме что-то надломилось. Я поняла это по потухшему отрешенному взгляду. Она весь день могла сидеть и смотреть в одну точку. Я пыталась ее растормошить. Говорила, что не верю в гибель отца, предлагала прислушаться к своей интуиции, ведь у них такая неземная любовь, они должны чувствовать друг друга на расстоянии. При этих словах, она с тоской посмотрела на меня и произнесла:
— В том то и дело, что не чувствую.
Пошла легла на диван и больше с него не вставала. Она отказывалась от еды, и практически со мной не говорила. Я уговаривала, кричала, ругалась. Все тщетно. Вызвала врачей. Они ее чем-то обкололи, и она уснула. Пообещали, что проснется другим человеком. Ошиблись. Так прошла неделя, мама «таяла» на глазах. Снова вызвала бригаду Скорой помощи. Те забрали ее в больницу, положили под капельницу. Не помогло. Тогда было назначено полное обследование, в результате которого выявили злокачественную опухоль в головном мозге, которая увеличивалась с катастрофической скоростью. И это на фоне того, что мама за всю свою жизнь практически не болела, систематически проходила профилактическое обследование, которое никаких отклонений не выявляло. Вся наша семья вела здоровый образ жизни. Из спиртного только легкое вино на праздник, никакого никотина, здоровое питание, чистый таежный воздух и умеренные физические нагрузки. Пожилой доктор в беседе со мной сказал:
— Человеку важно иметь то, ради чего хочется жить. Тогда и болезни отступают. Твоя мама, похоже, свой «якорь» потеряла.
Я в буквальном смысле поселилась в больнице. Нам выделили отдельную палату, я ухаживала за мамой, все время пытаясь до нее достучаться, показать, как она мне нужна, но увы. Возможно, она и осознавала все это, но болезнь уже была сильней, опухоль быстро прогрессировала.
Она «сгорела» за два месяца. Врачи сказали, что при такой опухоли это рекордно много, видимо организм был крепкий.
Как хоронили маму я помню плохо. Так как близких родственников у нас не было, с организацией похорон вызвались помочь работники охотхозяйства и Женькины родители (Женьку они отправили в Москву на учебу, сразу после окончания поисков моего папы). На кладбище ко мне подходили какие-то люди, что-то говорили, но я ничего не понимала, и не воспринимала. До тех пор, пока не почувствовала такое теплое и родное прикосновение. Со спины меня обнял Егор. Я развернулась, уткнулась ему в грудь и разрыдалась. Наружу хлынули все те чувства, которые я так старательно засовывала поглубже все это время: боль, обида, страх, растерянность, одиночество. Когда проревелась, оказалось, что на кладбище остались только мы вдвоем. Я подняла заплаканные глаза на Егора:
— Где ты был? Мне так тебя не хватало.
— Летка, родная, я нефтяник, работаю на платформе, вахтами по полгода. На следующий день, после нашего первого поцелуя меня срочно вызвали на работу — мой сменщик получил тяжелую травму, вот меня резко и выдернули. Забрали на вертолете. Даже попрощаться с тобой не успел. Я там с ума сходил: не знал как ты, нашли ли твоего отца? А потом со мной связался Кирилл и рассказал, что у вас случилось. Я готов был в плавь к тебе добираться. А тут как раз к нам комиссия прилетела. В общем я договорился с пилотом вертолета. Понимающий мужик оказался. Он согласился меня доставить сюда и обратно. Так что я ненадолго.
Все время, пока говорил, он рассматривал мое лицо, гладил скулы, губы, волосы, словно видел меня в последний раз, и хотел запомнить на всю жизнь.
— Постой, ты сказал, что с тобой связался Кирилл… как? Он позвонил? Я тоже могу тебе звонить?
— Нет, любимая, у нас там работает только радиосвязь. Кирилл со мной связался через знакомого ЧСника. Неужели ты думаешь, что если бы я мог тебе позвонить, не сделал бы этого?
Мы вышли с территории кладбища и направились в сторону моего дома. Поминальный обед проходил в местной столовой, но я не хотела туда идти. Помяну маму одна. Потом. Когда буду к этому готова. Егор взял меня за руку и ускорил шаг:
— Летта, у нас с тобой действительно осталось очень мало времени. Нам пора вылетать. Погода портится.
С этими словами он развернул меня к себе и с жадностью поцеловал. Это был поцелуй собственника, который не собирался никому отдавать свою добычу: не только никому не отдам, но порву любого, кто на нее просто посмотрит! Отстранился, заглянул мне в глаза, словно спрашивая: ты ведь не против того, что ты моя? Я была не против. Он крепко прижал меня к себе. Тихо сказал: «Прости, родная, что всё вот так». Скользнул по моим губам в мимолетном поцелуе. Отступил на шаг, повернулся ко мне спиной, и побежал в сторону охотхозяйства — там находилась вертолетная площадка. А я стояла и смотрела ему в след до тех пор, пока могла его видеть.
На небе сгущались тучи. У меня на душе тоже.
Весь вечер от грустных мыслей меня отвлекала Женька. Не имея возможности быть со мною рядом, она заполняла собой все мое свободное время по видеосвязи. Мы обсудили все ее последние новости, я поделилась немногочисленными своими. Пересказала ей то, что рассказал мне Егор. В отличие от меня, Женька не удивилась тому, что именно Кирилл сообщил Егору о смерти моей мамы:
— Они же друзья. И уже не соперники. — рыжая фурия загадочно улыбнулась.
— Ну-ка, ну-ка… давай рассказывай — чего я не знаю?
— Ай, ладно… Хотела сделать сюрприз на Новый год. Но, не умею я от тебя хранить секреты. В общем мы с Кириллом ведем активную переписку, и в ней у нас с ним уже всё далеко зашло (Женька хихикнула и покраснела — ого! Я была сказала даже — Огого!). Пока я переваривала информацию, моя развратная подружка продолжила: — В общем мы с ним решили, что этот Новый год будем встречать вчетвером: мы с Киром и вы с Егором! Вы же не будете против? — Женька состроила гримасу кота из мультфильма про Шрека.
— Вы хотите превратить наш с Егором Новый год в порнофильм в вами в главной роли? — я изобразила благочестивую монашку со взглядом, полным ужаса и осуждения.
— Ой, ладно тебе. Тоже мне монашка нашлась. Кирилл вон вообще считает, что Егор тебе на Новый год предложение сделает.
Мое сердце учащенно забилось! Вот это поворот! Прислушалась к себе — а ведь я не против! Хоть мы и встречались всего ничего, но я чувствовала — это мой мужчина. Мой родной человек. Только рядом с ним я чувствую себя защищенной, когда он меня касается отступают все невзгоды (я это ощутила еще при первом нашем прикосновении, но осознала только сейчас), я хочу, чтобы он всегда был рядом, касался меня, целовал, смотрел так, как только он умеет. Стоп! Хорош мечтать. Егор мне еще не сделал предложение, а я уже вышла за него замуж, нарожала детей, вместе с ним состарилась, и счастливой умерла, в один день с ним. Решила на всякий случай уточнить:
— А с чего Кирилл так решил?
— Ну, во-первых, они дружат с детства, и Кир знает твоего Егора как свои пять пальцев. И уже при первой вашей встрече Кирилл все понял по поведению Егора. Правда, не сразу смирился. Но это в прошлом. — Женька махнула рукой, словно отсекла это самое прошлое.
— А во-вторых?
— А, во-вторых, Кир сказал, что Егор всегда умел быстро принимать решения, и всегда правильные. Так что готовься, крошка моя.
Я улыбнулась — вот крошкой я точно не была, учитывая, что мой рост метр восемьдесят. Худой была, но с стратегических местах все было как надо. А вот она до меня не доросла на целых 10 см.
Угомонились мы довольно поздно, и то, потому что ее соседки по комнате начали возмущаться, что мы мешаем спать. Сна не было ни в одном глазу, и я еще долго лежала, таращась в темноту, настойчиво отгоняя чувство тревоги, которое на тот момент связывала с пережитыми похоронами мамы и моим неопределенным будущим.
Встала поздно. Совсем не выспавшись, я чувствовала себя как разбитое корыто. Поэтому вяло ползала по дому, по инерции делая какие-то домашние дела. Тревога не только не прошла после сна, но и усилилась. Зазвонил сотовый. Номер незнакомый. Я долго тупо смотрела на экран и не хотела снимать трубку. Телефон настойчиво звонил.
— Алло. Кто вы, и что вам надо? — Мое плохое настроение и самочувствие все-таки вылезли наружу.
— Вилка, это Кирилл. Ты новости смотрела? — на той стороне повисла напряженная тишина.
— Нет. Я вообще уже забыла, когда включала телевизор.
— Вот и правильно, не включай. Я сейчас приеду. — И отключился.
— Зачем ты приедешь? — мой вопрос повис в воздухе.