— Да, мне и прежде приходилось сталкиваться с ужасными вещами, — согласилась она.
Беззаботное настроение вечера, которое они старались сохранить, исчезло, хотя голос ее оставался спокойным.
— Не в таких масштабах, правда, — продолжила она. — Но я видела мертвых и умирающих после сражений, и смертельные болезни, и… Судьба часто бывает жестока к людям.
Эверард кивнул.
— Да, наше время стало свидетелем множества злодеяний, но в другие времена их едва ли было меньше. Главное отличие в том, что теперь люди воображают, будто все могло быть устроено гораздо лучше.
— Поначалу все это романтично, живое прошлое и все такое, но со временем… — вздохнула Флорис.
— Что ж, ты выбрала довольно жестокий период. Хотя по-настоящему изощренную жестокость ты бы нашла только в Риме.
Она устремила на него внимательный взгляд.
— Не могу поверить, что ты сохранил какие-то иллюзии о врожденном рыцарстве варваров. Свои я растеряла быстро. Все они жестоки. Просто зверства их были менее масштабны.
Эверард чиркнул спичкой.
— Могу я спросить, почему ты выбрала для изучения именно их? Понятно, кто-то должен заниматься и этим периодом, но с твоими способностями можно было выбрать любое другое историческое сообщество.
Она рассмеялась.
— Меня пробовали переубедить, когда я закончила Академию. Один агент потратил несколько часов, расписывая, как мне понравится Голландия времен Брабанта. Пел он сладко. Но я уперлась.
— От чего же?
— Чем чаще я вспоминаю об этом, тем непонятнее мне причины. Временами кажется, что… — Если ты не против, я могу рассказать.
Он протянул руку. Флорис приняла ее. Она попадала в такт его шагам, но шла более мягко и пружинисто. Свободной рукой он держал свою трубку.
— Пожалуйста, расскажи, — сказал Эверард. — Я не копался в твоем личном деле — выяснил только самое необходимое, — но мне любопытно. Впрочем, в личном деле все равно не найти истинных мотивов.
— Думаю, начать надо с моих родителей. — Она устремила взгляд куда-то в бесконечность. Тонкая морщинка пролегла между бровями. Голос зазвучал, почти как во сне. — Я их единственный ребенок, родилась в 1950 году — «и теперь намного старше, чем тебе исполнилось бы сейчас…» — Мой отец вырос в так называемой Голландской Ост-Индии. Ты помнишь, мы, голландцы, основали Джакарту и назвали ее Батавия? Он был молод, когда сначала нацисты вторглись в Голландию, потом японцы овладели Южной Азией. Он воевал с ними матросом во флоте, что у нас остался. Мама моя — еще школьницей — участвовала в Сопротивлении, работала в подпольной газете.
— Славные люди, — пробормотал Эверард.
— Родители встретились и поженились после войны в Амстердаме. Они все еще живы, ушли на отдых; он отказался от своего бизнеса, она — от преподавания истории.
«Да, — подумал он, — и ты возвращаешься из каждой экспедиции в тот же самый день, когда и уходишь, чтобы не упустить возможность видеться с ними, пока они живы, хотя им так и не известно, чем ты в действительности занимаешься. И внуков нет — тоже, видимо, переживают…»
— Они не хвастались своим участием в войне. Но у меня вся жизнь… связана?… да, связана с ней, с прошлым моей страны. Патриотизм? Называй это, как тебе нравится. Но это мой народ. Что сделало его таким, каков он есть? Откуда семена, каковы корни? Загадки истории буквально зачаровывали меня, и в университет я поступила на археологический факультет.
Эверард уже знал об этом, так же как и о том, что в легкой атлетике она добивалась почти чемпионских результатов и пару раз ходила в туристические походы по довольно опасным маршрутам. Это привлекло внимание вербовщика Патруля, который предложил ей испытания и, когда она прошла их, объяснил, что к чему. Собственно говоря, его завербовали примерно так же.
— Однако, — отметил он, — ты выбрала эпоху, в которой женщин жестоко притесняют.
Она возразила немного резко:
— Но ты видел отзывы о том, на что я способна. И сам знаешь, как ловко в Патруле умеют изменять внешность.
— Извини. Не надо обижаться. Маскарад годится для коротких рейдов.
Чуть выше по временной шкале специалисты Патруля довели искусство перевоплощения почти до совершенства: усы, голосовые связки — это вообще не проблема. Грубая ткань, соответственно скроенная, может спрятать женственные изгибы тела. Могли бы выдать руки, но у нее они как раз были великоваты для женщины. А форму и отсутствие волос вполне можно объяснить молодостью.
— Но…
Всякое случается. Вдруг придется раздеваться в компании спутников, например во время мытья? Или драка завяжется, возможно, спровоцированная выражением лица, которое все равно остается женственным и может показаться варварам изнеженным. Как бы ни была хорошо тренирована женщина, в ситуации, когда запрещено применение высокотехнологичного оружия, она проиграет мускулатуре и грубой силе мужчины.
— Ограниченные возможности часто расстраивали мои планы. Я даже собиралась… — Она замолчала.
— Изменить пол? — осторожно поинтересовался он.
Она сдержанно кивнула.
— Нет необходимости изменять его навсегда, ты ведь знаешь.
В будущем такие операции не требовали хирургического вмешательства и гормональных препаратов; вместо этого производилась перестройка организма на молекулярном уровне, начиная с ДНК.
— Конечно, это не простое дело. И пойти на это можно лишь в случае, когда предстоит работа, рассчитанная как минимум на несколько лет.
Она перевела взгляд на Эверарда.
— Ты бы согласился?
— Ни в коем случае! — воскликнул он. И тут же подумал: «Не слишком ли я резко реагирую? Нетерпимость?» — Но знаешь, я родился в американской глуши, в 1924 году.
Флорис рассмеялась и сжала его руку.
— Я была уверена, что мое сознание, моя личность не изменятся. Мужчиной я стала бы абсолютно гомосексуальным. А в том обществе это хуже, чем быть женщиной. Каковой, кстати, мне быть нравится.
Он ухмыльнулся.
— И это заметно.
«Остынь, парень. Никаких романов на работе. Это может плохо кончиться. И вообще, лучше бы она была мужчиной».
Флорис, наверное, поняла, о чем он думает, потому что как бы отгородилась стеной молчания. Так они и шли некоторое время, не говоря ни слова, но молчание не тяготило. Они шли по парку, вокруг благоухала зелень, сквозь листву падал свет фонарей, отчего тропинка казалась пятнистой.
Наконец Эверард заговорил вновь:
— Но, насколько я понимаю, ты как-то выполнила свою программу. Я не проверял досье, надеясь, что ты сама мне расскажешь — так даже лучше.
Раньше он раза два пытался заводить разговор на эту тему, но она всегда уклонялась. Трудности для нее это не составляло, так как полно было других дел, требующих внимания.
Он увидел и услышал, как учащенно она задышала.