89732.fb2
- Это пройдет.
И добавил про себя: "Надеюсь".
Между тем оккупанты сознания Конвея униматься не желали. Он всеми силами пытался прислушиваться только к кому-нибудь одному из них, стараясь руководствоваться принципом "разделяй и властвуй", но и это не помогало. Все до одного доноры мнемограмм лезли с терапевтическими и хирургическими советами, и все эти советы были небесполезны в сложившейся ситуации, и каждый из них требовал немедленной реакции. Не проталкивалась и не лезла вперед единственная гостья разума Конвея - случайно попавшая туда гоглесканка Коун, но от этого никакого толку не было. Однако почему-то именно в этот уголок неудержимо тянуло разум Конвея, к этой робкой, но мужественной инопланетянке. Казалось, он тонул и пытался ухватиться за край некоего психологического плота.
Присутствие личности Коун было совсем не похоже на резкие, интенсивные, искусственно усиленные впечатления, возникавшие вследствие наличия мнемограмм. Конвей обнаружил, что сосредоточился на запечатленном его сознанием отпечатке памяти малютки гоглесканки, хотя Коун при виде такого числа странных, пугающих созданий, сгрудившихся возле операционного стола, была бы близка к панике. Но что интересно: в памяти гоглесканки остались и сведения о работе Конвея в госпитале, которые он невольно передал ей во время случайного телепатического обмена на Гоглеске. В некотором роде Коун была подготовлена к такому зрелищу. Кроме того, она принадлежала к расе индивидуалистов, старательно избегавших и контакта с другими , существами, и их влияния.
Гораздо более других гостей сознания Конвея Коун знала, как игнорировать чужое поведение и мнение.
Руки Конвея мгновенно перестали дрожать, безудержный гомон инопланетных медиков у него в мозгу стих и превратился в еле слышный шепот, на который можно было и наплевать при желании. Конвей громко постучал по панцирю мельфианина - ассистента Хоссантира.
- Прошу вас, отойдите и оставьте инструменты на месте, - распорядился он и, обратившись к Хоссантиру, добавил:
- Кровотечением залито все операционное поле, увеличители изображения и источники света на инструментах. Кровью забрызгивает и лицевые пластины наших шлемов при непосредственном приближении к пациентке. Мы должны...
- Отсосы не работают, Конвей, - прервал его Хоссантир. - И не заработают, пока кровотечение не будет остановлено в месте его источника. Но мы не видим источника!
- ..использовать сканеры, - спокойно продолжал Конвей, сжав в пальцах рукоятки зажима, приспособленные для клешней мельфианина, - длинные полые конусы, - ваши глаза и мои руки.
Наблюдать за операционным полем естественным путем было невозможно, поэтому Конвей предложил Хоссантиру воспользоваться двумя сканерами, расставленными как можно дальше один от другого и под таким углом, чтобы можно было видеть операционное поле сразу в двух ракурсах.
Тем самым можно было добиться точного стереоскопического" изображения. Конвей намеревался работать вслепую, руководствуясь комментариями Хоссантира, который подсказывал бы ему, куда продвинуть зажим. Как только Конвей доберется до источника кровотечения, он зажмет кровоточащий сосуд, а дальше все пойдет обычным путем. Хоссантиру предстояло пережить несколько неприятных минут; он должен был смотреть на дисплеи сканеров всеми четырьмя глазами сразу, невообразимо раскосив их в стороны. Конвей извинился перед тралтаном за то, что тому на некоторое время придется отвлечься от непосредственного участия в операции, чтобы и сканеры, и прозрачный колпак его шлема не забрызгала кровь.
- Наверное, косоглазым останусь, - вздохнул Хоссантир, - ну да ладно, это ничего.
Никому из alter ego Конвея мысль о косом четырехглазом слоноподобном тралтане смешной не показалась. К счастью, сдавленный человеческий смех транслятор переводить не стал.
И собственные руки, и инструменты казались Конвею ужасно тяжелыми и неуклюжими, и не только потому, что он работал зажимом, рассчитанным на мельфианина. Поле нивелировки гравитации, окружавшее его, на пациентку, естественно, не распространялось, поэтому все, что находилось в контакте с операционным полем, весило в четыре раза больше, чем на самом деле. Тралтан включил сканеры и словесно препровождал Конвея к искомому сосуду - источнику массивного кровотечения. Учитывая повышенное давление крови у худлариан, Конвей ожидал сопротивления при зажиме сосуда.
Сопротивления он никакого не ощутил, а кровь все хлестала и хлестала.
Одному из его alter ego как-то раз довелось столкнуться с несколько сходной ситуацией во время трансплантации органа существу, совершенно непохожему на ФРОБ, - крошке нидианину, у которого артериальное давление и близко не стояло к худларианскому. В том случае кровь тоже фонтанировала, а не текла пульсирующим потоком, как это обычно происходит при артериальном кровотечении, да и повреждение сосуда было механическим, а не следствием хирургической ошибки.
Конвей не был уверен в том, что сейчас все обстоит именно так, но некая часть его сознания в этом просто не сомневалась, и Конвей решил ее послушаться.
- Отключите аппарат искусственного сердца, - решительно распорядился он. Остановите приток крови.
- Так мы только предотвратим кровопотерю, - возразил Хоссантир, - но остановка кровотока более чем на несколько минут может закончиться смертью пациентки.
- Отключайте, - тоном не терпящим возражений повторил Конвей.
Через несколько секунд ярко-алый фонтан осел. Кровотечение прекратилось. Медсестра протерла лицевую пластину шлема Конвея, а Хоссантир отсосом убрал остатки крови с операционного поля. Для того, чтобы увидеть, что произошло, сканеры не требовались.
- Техник, быстрее! - крикнул Конвей. Он еще и договорить не успел, как рядом с его локтем завис маленький пушистый нидианин, напоминавший в своем прозрачном стерильном костюме плюшевого медвежонка в подарочной упаковке.
- Заклинило обратный клапан на соединительной трубке, - затараторил нидианин лающим стаккато. - Вероятно, это было вызвано случайным изменением позиции клапана вследствие касания его одним из хирургических инструментов. Ток крови из аппарата искусственного сердца был заблокирован, и кровь, ища выхода, устремилась наружу через отверстие в регулировочной части клапана, поэтому кровоизлияние и имело вид брызжущего фонтана. Сам клапан не поврежден. И если бы вы приподняли орган так, чтобы образовалось свободное пространство, я бы мог отладить клапан...
- Я бы предпочел не трогать сердце, - сказал Конвей. - У нас катастрофически мало времени.
- Я не врач, - сварливо огрызнулся нидианин. - Имеющийся дефект клапана гораздо легче было бы ликвидировать за рабочим столом или по крайней мере там, где бы мне дали поработать моими сравнительно небольшими руками. Работа в тесном контакте с живыми тканями.., вызывает у меня отвращение. Тем не менее мои инструменты стерильны и готовы к применению в подобных экстремальных ситуациях.
- Вас подташнивает? - встревоженно поинтересовался Конвей. Ему показалось, что крошка нидианин закашлялся. - Нет, - отозвался техник. - Просто я зол.
Конвей убрал с операционного поля мельфианские инструменты, дабы предоставить технику больше места для работы. Медсестра присоединила к операционной раме рядом с Конвеем лоток с инструментами, предназначенными для хирургов землян-ДБДГ, и к тому моменту, как он отобрал из них нужные, нидианин уже успел отладить забарахливший клапан. Конвей рассыпался в выражениях благодарности малютке технику, но его прервал Хоссантир.
- Подключаю искусственное сердце, - сообщил он.
- Нет, погодите, - вырвалось у Конвея. Он смотрел на экраны мониторов, и у него вдруг зародилось ощущение - очень смутное, такое, что даже интуитивным не назовешь, - словно промедление вовсе не опасно. - Мне не нравятся жизненно важные показатели. В них как бы нет ничего такого, чего быть не должно, учитывая прекращение притока крови от искусственного сердца - вначале из-за поломки клапана, а затем на время его отладки. Я отдаю себе отчет в том, что, если искусственное сердце не будет подключено через несколько минут, в головном мозге произойдут необратимые изменения, способные вызвать летальный исход. И тем не менее у меня такое чувство, что нам не стоит возвращаться к намеченному плану, а вместо этого приступить к немедленной пересадке сердца.
Конвей понимал, что Хоссантир будет возражать, что ему милее более безопасный ход операции: заново подключить искусственное сердце, дождаться, когда кровообращение у пациентки придет в норму, и затем продолжать работать так, как он и собирался. В принципе Конвей был с ним согласен - он тоже не любил рисковать без крайней необходимости. Но где-то на задворках его разума вернее, одного из его разумов, - звучал чей-то голосок, и этот голосок что-то внушал Конвею насчет воздействия длительных травм на некоторых беременных особей, привыкших к высокой гравитации. Внушение было настолько сильным, что Конвей не мог от него избавиться и поддался ему. Конвей отсоединил свои инструменты и жестом, чтобы не обидеть Старшего врача, показал ему, что спорить не собирается.
- Не будете ли вы так добры поработать на соединении с абсорбционным органом, - сказал он. - И за монитором последите, пожалуйста.
Поделив операционное поле с тралтаном, Конвей заработал в ограниченном пространстве быстро и аккуратно. Он сжал зажимом артерию, подсоединенную к аппарату искусственного сердца, отсоединил ее и подсоединил к отрезку артерии пересаженного сердца. Теперь ему казалось, что время ускорило ход. Его руки и инструменты находились вдали от поля антигравитатора, на них давило четыре земных G, и потому Конвею казалось, что он все делает медленно и неуклюже. Несколько раз его инструменты с громким клацаньем сталкивались с инструментами Хоссантира. Конвей не осуждал того хирурга, который задел клапан на соединительной трубке, он ему искренне сочувствовал. Ему приходилось работать с колоссальным вниманием, дабы его инструменты не начали жить сами по себе.
За работой Хоссантира Конвей не следил - тралтан знал свое дело, а глазеть на хирургические достопримечательности времени не было.
Конвей наложил швы, соединив концы артерий трубкой - тем самым он намеревался снизить риск послеоперационного отторжения тканей после восстановления кровотока. Порой, мысля категориями иммунологии, он поражался тому, как же это получается, что высокоразвитый, сложный организм становится злейшим врагом для самого себя. Затем Конвей приступил к подсоединению сосуда, снабжавшего главную сердечную мышцу питанием от органа абсорбции.
Хоссантир завершил свою часть работы и обратил внимание на второстепенный кровеносный сосуд, питавший половину матки ФРОБ при пребывании в женской ипостаси. С самого начала операции второе, неповрежденное сердце пациентки трудилось, что называется, за двоих. Да, времени было в обрез, но все-таки прямой угрозы жизни еще не отмечалось. Но вот тралтан указал свободной конечностью на монитор.
- Эктопия, - сообщил он. - Один в пять, нет - один в четыре. Давление падает. Вот-вот может начаться фибрилляция и наступит остановка сердца. Дефибриллятор готов.
Конвей бросил быстрый взгляд на дисплей. Каждые четыре нормальных удара сердца перемежались неровными, эктопическими. Из опыта он знал, как скоро этот ритм сердцебиения сменится быстрым беспорядочным трепетанием, затем откажет сердечная мышца и наступит смерть. Дефибриллятор наверняка заставит сердце заработать вновь, но этим прибором нельзя было пользоваться при операции по пересадке сердца. Конвей с отчаянной скоростью продолжал работу.
Он так сосредоточился на ней, что все обитатели его сознания снова ожили и принялись, перебивая друг друга, делиться с ним опытом, не забывая при этом повозмущаться из-за того, что такую тонкую работу выполняют корявые людские руки, а не их всевозможные манипуляторы, клешни и пальчики.
Наконец Конвей оторвал взгляд от операционного поля и убедился в том, что они закончили операцию одновременно. Но через несколько секунд началась фибрилляция, и первое, собственное сердце пациентки остановилось. Вот теперь времени действительно было в обрез.
Конвей и Хоссантир освободили главную артерию и второстепенные сосуды от зажимов и стали наблюдать за тем, как сдувшийся абсорбционный орган медленно раздувается, наполняясь кровью ФРОБа сорок третьего. При этом они следили сканерами за сосудами во избежание развития воздушной эмболии. Не заметив ни единого пузырька воздуха, Конвей разместил четыре крошечных электрода на поверхности пересаженного сердца, подготовив его к запуску. В отличие от мощного разряда, который требовался для дефибрилляции второго сердца и должен был преодолеть более десяти дюймов толстенной кожи и нижележащих мышц, разряд, несомый этими электродами, был относительно невелик.
Дефибриллятор не дал ровным счетом ничего. Оба сердца неуверенно потрепетали несколько мгновений и остановились.
- Еще раз, - сказал Конвей.
- Остановилось сердцебиение у плода, - неожиданно сообщил Хоссантир.
- Я этого и ожидал, - проговорил Конвей, вовсе не желая выглядеть пророком, но времени на объяснения у него не было.
Теперь он понимал, почему ему вдруг так неудержимо захотелось поскорее завершить пересадку сердца после отказа клапана. Дело было вовсе не в интуиции, а в воспоминаниях о том времени, когда он был новичком, младшим интерном, и принадлежали эти воспоминания только ему.
Это произошло во время первой лекции по физиологии ФРОБ, которую читай Главный диагност Отделения Патофизиологии Торннастор. Конвей тогда пошутил: дескать, как повезло представителям этого вида; одно сердце откажет - в запасе есть второе. Торннастор шутки не понял и, фигурально выражаясь, затоптал Конвея всеми шестью своими ножищами за то, что тот говорит такие глупости, не ознакомившись как следует с физиологией ФРОБ. Затем Торннастор рассказал о недостатках наличия у худлариан двух сердец, в особенности тогда, когда их обладатель являл собой беременную женскую ипостась накануне родов. Тралтан рассказывал о тончайшей нервной сети, управляющей системой произвольной мускулатуры и поддерживающей зыбкое равновесие между импульсами четырех сердец - двух материнских и двух эмбриональных. Именно на этой стадии остановка одного сердца грозила отказом остальных трех.
- И еще раз, - взволнованно проговорил Конвей. Безусловно, тогда, много лет назад, о подобных случаях и говорить не приходилось, поскольку полостные операции ФРОБ считались просто невыполнимыми. Конвей гадал, останется ли в живых эта худларианка, когда оба сердца вдруг дрогнули, чуть помедлили, а потом забились сильно и ровно.
- Сердца плода заработали, - отметил Хоссантир и через несколько секунд добавил: