Так, работа. Во — первых, сегодня выходной, контора закрыта; во — вторых, уже вечер; в — третьих, что вообще может сделать защитник растений в январе месяце? Отчет написать или рекомендацию составить — так кому они нужны сейчас, посреди зимы? Значит, работа тоже не в счет.
Тряхнуть стариной, в радиохимии покапаться, измыслить что‑нибудь новенькое? Пустое — пять лет быть «вне игры» и одним днем наверстать упущенное? Там ребята за это время такого понаворочали!..
Жениться?.. Где, здесь? На ком, на Кире или на этой новенькой учительнице, как ее, Ольге Ивановне? Ну, уж нет. Здесь женишься — засосет на всю оставшуюся жизнь. А я еще поучиться хочу. Ладно, женитьбу побоку.
Может, поехать куда? Мало ли что в дороге бывает… А куда ехать‑то? — вспомнил Николай. — Последний автобус два часа назад ушел. А до станции километров сорок будет. Так что считай уже съездил.
Эх, жалко Проваторов с соревнований еще не вернулся. Сгоняли бы с ним в шахматишки. Обставил бы я его сегодня, как пить дать. И первый разряд бы ему не помог. Н — нда…
Ну, что еще можно придумать?»
Мысли его оборвал негромкий стук в дверь. Санин открыл. На пороге стояла Кира Десятникова, собственной персоной.
— Не ожидал?
— Гк — м, пожалуй, что‑нибудь в таком роде…
— А что, неужели по мне так видно?
— Что видно?
— Ну, что вот так сама могла к тебе прийти?
— Да, нет, я не в том смысле… Да ты проходи, проходи.
— Ну, спасибо, а то я уж думала, тебе в коридоре удобнее. Может, помешала или ждешь кого?
— Да кого мне ждать‑то?
— Мало ли. Тут вот, говорят, Ольга Ивановна тобой интересовалась.
— Ну, это ее трудности. Давай помогу. Проходи в комнату.
— Ты что, спал? — Спросила Кира, кивая в сторону тахты.
— О, прошу пардону, — Санин быстро накинул на тахту покрывало, — Пашка меня с утра в баню потащил — не успел убрать. Ты, это, вообще, не обращай внимания, — он крутнул пальцем, что означало — вот так мы и живем. — Просто моя квартира является лучшим подтверждением закона неубывания энтропии. Что делать, против физики не попрешь.
— Где уж нам уж, — сказала Кира.
— Вот что, ты здесь посиди, книжки посмотри, а я что‑нибудь на кухне соображу, — предложил Николай и, получив согласие, удалился.
Санин ставил чайник, соображал бутерброды: резал хлеб, колбасу. Кира то появлялась на кухне, то опять уходила в комнату. Она приносила чашки, вытряхивала из блюдец окурки, несмотря на возражения Николая, помыла посуду.
Вернувшись, Санин не узнал свою комнату. Беспорядка как не бывало. Кира даже успела протереть пыль.
— Ну, ты вообще… — восхищенно проговорил он.
Потом они пили чай с рижским бальзамом и слушали Поля Мориа. Потом Кира предложила ему погадать и его ладонь задержалась в ее руках немного дольше, чем это было необходимо…
Пока Кира приводила себя в порядок, Санин пошел разогревать чайник.
— Ты чай или, может быть, кофе? — спросил он.
— Лучше чай, не люблю я кофе, оно на печенку действует.
«А может быть и правда жениться, — мелькнула у него мысль, — взять и жениться на Кирке. Пора ведь — двадцать семь уже. Девчонка она шустрая, хозяйственная, вон как быстро порядок в комнате навела. Нашел девччонку, — усмехнулся он, — двадцать три года. А жениться теперь, наверное, придется… "
Кира была директором клуба. Жила она на квартире, и изредка Санин бывал у нее. Правда, на поселке болтали, что к ней захаживали многие… Но Николай в это мало верил — о ком и чего только не болтают на поселках? Гораздо больше его смущало другое. Например, то, что кофе для нее был не «он», а «оно», что она не любила больших городов и пределом ее мечтаний на будущее было место директора районного Дома Культуры.
Но сейчас все это как‑то отошло на второй план. Ведь день его «триумфа» и счастливых случайностей подходил к концу, а «на века» так еще ничего и не было сделано. Счастливая же женитьба, как ни крути, способна изменить к лучшему жизнь любого человека.
«Подтянуть общий уровень, — думал он, — дело наживное. И, кроме того, не надо быть княгиней Волконской, чтобы поехать за мужем из деревни в Москву или Ленинград».
Сделав пару маленьких глотков, Кира отставила чашку и сказала: 4
— А я, Коленька, замуж выхожу.
— Как замуж? За кого? — не сразу пришел в себя Николай.
— Очень просто, как люди замуж выходят? За Мишу Васильева.
— Бр — р-р, — опять не понял Санин, — когда? Почему?
— Через месяц, вчера заявление подали. А сейчас, ты извини, я пойду. Мы с ним в кино на девять идем.
— Так что ж ты делаешь‑то, а? С ним в кино, а со мной вот так… Это после заявления‑то? — Ему было стыдно за себя и обидно за Мишку. — Да ведь это же… За меня бы тогда и выходила. — И он заглянул ей в глаза. Там были слезы. Но она пыталась смеяться.
— А что мне с ним? Он все про звезды да про любовь разговоры разговаривает. Что я, восьмиклассница? А тебя я, Коленька, люблю, только замуж за тебя я бы никогда не пошла, потому что не круглая дура. Ведь ты же умный, Коленька, очень умный. Я сама не знаю, как это объяснить, просто чувствую. Слишком мы уж с тобой разные, и потом, не останешься ты здесь, уедешь. Тебе другая жена нужна. Меня бы ты потом стесняться стал.
— В честь чего это?
— Ну, вот ты слова всякие говоришь, они для тебя понятные и простые, а я их вообще первый раз от тебя слышу, как сегодня про закон этой, теранпии, что ли?
— Энтропии‑то? Господи, подумаешь, энтропия. Чего там знать‑то? Ну, мера разупорядоченности, бардак, одним словом.
— Вот — вот, так бы мы с тобой и жили. Тебе энтропия твоя, а мне бардак… Прощаться я к тебе приходила, Коленька. Не приду я больше. И ты тоже. Не надо. И Мише, ради бога, ничего не говори, ладно? Не надо ему про это знать. Я сама что‑нибудь придумаю. Он ведь хороший, добрый…
Оставшись один, Санин еще долго не мог собраться с мыслями.
«Отказалась Кирка… А может быть и правильно? Кто его знает, что там дальше будет? С Мишкой ей спокойнее. Вообще говоря, ее отказ смахивает на то, как пиво сегодня кончилось, когда мне пятерку тратить не захотелось. А разве хотелось мне жениться на ней до сегодняшнего дня? Да и не захотелось бы. Просто уж сегодня все один к одному. Только осадок какой‑то…»
Николай и раньше ловил себя на том, что выход замуж некоторых его знакомых девчонок вызывал у него странное ощущение не то грусти, не то обиды обманувшегося в своих надеждах человека, хотя прекрасно понимал, что, не узнай он об этих свадьбах — ему бы и в голову не пришло самому жениться на ком‑нибудь из них. Объяснение этому Санин видел в нежелании своего «эго» мириться с утратой любой возможности сделать в будущем что‑то, пусть это была бы всего лишь абстрактная возможность.
Около десяти позвонил Паша. Обозвал Санина обормотом, который болтается неизвестно где, когда следует сидеть у телефона и ждать звонка уважаемого человека, чтобы этому уважаемому человеку не приходилось одному таскать пудовые сумки, а потом еще целых два часа дозваниваться до этого самого обормота, дабы напомнить ему, что в следующую субботу он, кровь из носу, должен быть в Москве.
В следующую субботу у Паши был день рождения и он не желал слушать никаких санинских отговорок, коих тот, собственно, и не имел. Перед отъездом он бы очень попросил его заскочить к родителям уважаемого человека, чтобы те могли кое‑что передать с ним для скромного товарищеского ужина. И было бы совсем хорошо, чтобы он при этом не забыл захватить «Мастера и Маргариту». Вопрос Николая, имеет ли «уважаемый человек» какое‑нибудь отношение к звонкам по поводу сегодняшнего Звездного Дня, Паша назвал бредом сивой кобылы и советовал поменьше увлекаться коньяком, чтобы звезды среди бела дня не мерещились, и уж по крайней мере искать звонившую среди многочисленных санинских поклонниц.