- Нет, господин Каростин, я представляю одно дружественное вам государство. Позвольте представиться, обер-штурмбаннфюрер СС Вальтер Ромпе.
- Гестапо? - машинально поинтересовался конструктор и как бы невзначай расстегнул пальто, чтобы в случае надобности сподручнее было выхватывать пистолет.
- Зачем же так грубо... - Немец вроде бы даже обиделся. - Тайная полиция работает внутри рейха, я же служу в такой интеллигентной организации, как политическая разведка... Нам надо побеседовать, а это лучше всего получается во время обеда. Предлагаю посидеть в ресторане - тут поблизости есть очень уютное тихое заведение.
Разговор обещал быть интересным, к тому же в Наркомате госбезопасности его регулярно поучали, что на такие контакты следует соглашаться без опаски. Знать бы только, чего нужно этому фашисту. А то стукнет по башке, запихнет в ящик очнешься в подвалах гестапо. Мало ли, что он врет, будто в другом отделе состоит, - сказать всякое можно. Нет, все-таки надо соглашаться...
- С удовольствием, - проговорил он. - Только через два часа я должен быть в редакции журнала.
- Будете, - заверил его Ромпе. - Двух часов на первый раз вполне достаточно.
Ресторан действительно оказался уютным и тихим, но сугубо американским, и оба европейца долго ворчали по поводу варваров янки, которые за недолгий срок своей истории так и не научились готовить нормальную еду. После продолжительного изучения меню они заказали по большому бифштексу с жареной картошкой, салат, пиво и несколько видов закуски. Откусив от бутерброда с" икрой, эсэсовец приступил к делу:
- Герр Каростин, в нашем ведомстве были весьма заинтригованы вашим романом "Ответный удар". Правильно ли мы поняли, что там говорится о войне между СССР и Англией?
- Вы прекрасно говорите по-русски, - похвалил немца Михаил, чтобы потянуть время. - Жили в России?
- Я родился неподалеку от Ревеля. У моего отца было большое имение, леса, завод. Мой дед был адмиралом русского флота, а сам я в мировую войну дослужился до попучика на Кавказском фронте, потом воевал в армии генерала Врангеля.
Кивая в такт его объяснениям, Каростин лихорадочно прокручивал в уме ситуацию. В "Ответном ударе" не названы противники Советского Союза. Красная Армия отражает удар вражеского флота, использовав управляемые по радио беспилотные самолеты, начиненные двумя тоннами взрывчатки, где точное наведение на цель осуществлялось с помощью телевидения. Кроме того, в сценах войны на сухопутном театре он описал прорывы тяжелых танков и атаку пехоты, вооруженной автоматами. В первом варианте романа два корпуса красноармейских парашютистов захватили остров Хоккайдо, но из-за цензурных ограничений пришлось опубликовать текст, где говорится о десанте на некий неназванный остров. Ну что ж, если немцам хочется, чтобы этим островом была Британия, пусть остаются в приятном заблуждении...
- Вы совершенно правы, герр обер-штурмбаннфюрер. Я писал именно об этом.
Вальтер Ромпе оживился, засверкал глазами и завалил фантаста наводящими вопросами. Немца интересовало, существуют ли в действительности танки Т-42 (шестьдесят тонн веса при стасемимиллиметровой пушке), истребители И-25 (скорость - семьсот пятьдесят километров в час, вооружены шестью автоматическими пушками калибра сорок миллиметров), скорострельные пушки-гаубицы "Ромашка", автоматы Рустамова и другая красочно расписанная боевая техника, при помощи которой герои Каростина - за четыре дня остановили и обратили в бегство вражеские войска.
Дурачина из ведомства Гиммлера не понимал, что любой писатель способен за пару минут состряпать правдоподобный сюжет. Именно этим и занялся Михаил, охотно под - твердив, что названные системы вооружения существуют либо скоро вступят в строй, равно как реактивные самолеты, сверхдальнобойные пушки и подводные крейсера огромного водоизмещения. Немец был слегка подавлен, но все-таки продолжал выпытывать:
- Как понимать эту публикацию? Неужели таким оригинальным образом ваши комиссары дают понять фюреру, что Красная Армия готова присоединиться к вермахту в битве против англичан?
- Мне трудно оценивать такие сложные политические процессы, - уклончиво ответил Михаил. - Но ваша мысль кажется похожей на правду.
- Можно ли надеяться, что Молотов передаст подобные предложения, когда приедет в Берлин на переговоры с фюрером?
- Простите, меня не посвятили в эти планы. - Михаил с печальным видом склонил голову. - Мое дело - писать романы, но такого сюжета мне пока не заказывали.
- Я все понял. Большевики используют вас втемную. Пожав плечами, Каростин взялся за бифштекс. Ромпе сочувственно сказал, что понимает, как трудно жить талантливому писателю, которому не доверяют важной информации. Затем открыто предложил сотрудничать: служба СД готова передавать Михаилу определенные сведения, но ему придется, в виде ответной любезности, оставлять в условленном месте письменные отчеты. Михаил немного поломался, потом принялся торговаться. Сговорились на сумме в три тысячи долларов плюс триста рублей за каждый оставленный в тайнике отчет. В портфель "завербованного" конструктора перекочевала пачка купюр, шифроблокнот и план парка в Сокольниках, где находился тайник. Шифр и схема должны были привести в экстаз московских контразведчиков - в этом Михаил не сомневался.
Неторопливо шагая под усилившимся дождем, Каростин мысленно посмеивался: немцы работали безалаберно ко купились на дешевую легенду...
К назначенному часу таксомотор высадил его возле дверей журнальной редакции. Джон, поджидавший гостей в вестибюле, тактично предупредил:
- Все уже собрались. Только... Из Калифорнии приехал Боб Хейнлейн.
- Кто это? Не помню такого.
- Он - наш ровесник, хотя печататься начал совсем недавно. Боб очень талантлив, настоящий генератор идей. Беда в том, что он не слишком любит коммунистов.
- Не привыкать, - отмахнулся Каростин. - К тому же я - беспартийный. Пошли.
В редакционной комнате сидели на стульях, столах и даже на подоконнике шесть человек. Самым старшим из них оказался сорокачетырехлетний Билл Дженкинс, писавший под псевдонимом Мюррей Лейнстер. Михаил искренне признался, что с огромным удовольствием читал его "Проксиму Центавра" - роман о полете к ближайшей звезде, где земным космоплавателям пришлось выдержать сражение с цивилизацией разумных растений. В ответ Билл - Мюррей, наговорив комплиментов каростинским романам "Снегопады Венеры" и "Тайна звездного дредноута", протянул обе эти книги, выпущенные в мягких обложках нью-йоркским издательством "Популярная библиотека". Михаил не сразу понял, в чем дело, и американец пояснил, что хотел бы получить автограф русского классика.
Не успел он написать какой-то банальный текст и поставить росчерк, как со всех сторон потянулись руки, сжимавшие такие же покетбуки. Михаил расписывался, благодарил за добрые слова и пытался запомнить незнакомые фамилии начинающих писателей: Саймак, Ван-Вогт, Азимов, де Камп. Несмотря на тревогу редактора, Хейнлейн держался вполне миролюбиво и даже подарил свежий номер "Астаундинга", в котором была напечатана его повесть "Взрыв всегда возможен".
Потом началось обсуждение каростинского творчества - настолько бурное, что Михаил вынужден был то и дело останавливать говорившего и просить произнести ту же фразу помедленнее. Когда очередной коллега назвал гостя основателем литературы о космических войнах, Каростин пошутил:
- Теперь я понимаю, почему Док Смит не пришел... Все засмеялись. Эдвард Смит имел научную степень доктора философии, за что и получил среди писателей-фантастов прозвище Док. Какое-то время он пытался доказать, что его многотомные опусы о Линзменах и звездолете "Космический Жаворонок" заложили фундамент нового течения фантастики - "космической оперы". Так, по аналогии с ковбойскими "мыльными операми", называли романы, посвященные битвам звездных флотов. Однако было очевидно, что такое направление литературы открыли советские авторы: Николай Муханов с его трилогией "Пылающие бездны" и Михаил Каростин, создавший многотомную эпопею "Революция в эфире".
Лейнстер произнес небольшую речь, сказав, что в начале нашего века фантастика имела всего два течения: изложение научных и политических идей без грамотной литературной обработки, как это делали Жюль Верн и Герберт Уэллс, а на противоположном фланге - приключенческие боевики в стиле Бэрроуза и того же Дока Смита. Лейнстер заявил, что настоящая литературная фантастика началась с произведений Каростина, Беляева, Кэмпбелла и Хейнлейна. Это было очень приятно, и Михаил выступил с ответным словом.
- В основе произведения должна лежать яркая, интересная и, главное, новая научно-фантастическая идея, - говорил он. - Задача настоящего писателя - найти такую идею и тщательно обработать ее методами художественного творчества. На фоне фантастической посылки становится интереснее сюжет, наливаются жизнью образы персонажей. Современность дарит писателям уникальный шанс, потому что мы живем в эпоху величайших и удивительных открытий во всех областях науки и техники. Жюль Верн строил увлекательные сюжеты, исходя из примитивных законов механики. Что он использовал? Он использовал усовершенствованную подводную лодку и пушки, выстреливающие ядро с первой космической скоростью. Всего-навсего! Попробуем же вообразить, как обогатят наш жанр последние изобретения и открытия...
На одном дыхании Михаил перечислил реактивную авиацию, деление атомного ядра, вычисляющие электромеханические машины, генетическую структуру жизни, теорию относительности. Вспомнил и самое свежее чудо физики - сферу Шварцшильда, из которой не способен вырваться даже стремительный луч света. Коллеги дружно загалдели. Началось обычное для компании литераторов явление на ходу сочинялись десятки фабул, в основе которых лежали названные Каростиным машины и природные феномены. Самые интересные задумки выдавал Хейнлейн.
В общей суматохе совсем молодой, лет двадцати, паренек оттащил прославленного русского мэтра к окну и трепетно преподнес "Astounding" со своим рассказом "Strange Playfellow". Михаил перевел название как "Чокнутый друг детства", а юный автор пояснил, что в этом произведении речь идет о роботе-няньке по имени Робби. Кроме того, мальчишка торопливо пересказал историю своей семьи: он родился в местечке Петровичи под Смоленском, а вскоре после Гражданской войны его родители перебрались за океан. Затем он очень робко осведомился:
- Как вам удается так детально и красочно представлять мир будущего?
Пришлось излагать ему азы. То, о чем говорил советский писатель, потрясло американцев, ибо ничего подобного им прежде слышать не приходилось. Михаил сказал с пафосом:
- Четкая, зримая картина коммунистической перспективы, картина грядущего общества очерчена основными выводами исторического материализма. Марксизм, установивший объективные закономерности развития цивилизации, стал нашим непобедимым оружием. В магическом кристалле великого учения советские писатели ясно видят, какие формы примет жизнь людей в наступающей эпохе. Человечество неуклонно движется по ступеням прогресса: от первобытной общины, через варварство рабовладения и феодализма, через ад капиталистического угнетения, к высшей социально-экономической формации, то есть к коммунизму. Теория однозначно предрекла гибель эксплуатации, равно как торжество бесклассового уклада всемирной коммуны. Повторяю: построение коммунизма неизбежно, поскольку определено объективными законами общественного развития.
Кажется, американцы ему не поверили. Каростин злорадно подумал: "Погляжу я на вас лет этак через двадцать - тридцать, когда Запад окончательно загниет, а мы в СССР будем беззаботно жить при коммунизме!" Между тем юный автор рассказа о роботах продолжал:
- Значит, вы полагаете, что законы исторического процесса объективны?
- Это не я так полагаю, это - научно установленный факт, - рассмеялся Михаил. - Почитайте, дорогой коллега, работу товарища Сталина "О диалектическом и историческом материализме" - там все изложено очень доступно и доходчиво.
Ему показалось, что молоденькому писателю его совет не слишком понравился. Откровенно поморщившись, парень снова принялся гнуть свое:
- Ваши замечания о научном прогнозировании будущих исторических событий очень меня заинтересовали. Я думаю, что можно написать серию небольших рассказов о кризисе и гибели галактической империи. Моделью такого процесса может послужить закат Рима... - Эмигрант со Смоленщины задумался, продумывая дальнейший сюжет, потом его лицо просветлело. - Например, величайший ученый той эпохи - дело будет происходить через десять или двадцать тысяч лет разработает математическую теорию, которая позволит предсказывать предстоящие политические процессы. Этот ученый создаст тайную организацию... назовем ее, например, Foundation, которая имеет задачу смягчить эксцессы и сделать короче эпоху варварства, которая неизбежно следует за крахом великих империй. Только... - Он снова погрузился в размышления. - Надо придумать им какую-нибудь сугубо научную программу, которой они будут заниматься для прикрытия основной деятельности
Каростин, который воспринял его замысел очень несерьезно, в шутку посоветовал:
- Пускай энциклопедию пишут.
- Гениально! - вскричал восхищенный его фантазией американец и с жаром продолжил: - А в конце концов, благодаря их работе через тысячу лет в Галактике возникнет идеальное разумно организованное общество.
Снисходительно выслушав этот детский лепет, Михаил додумал, что у тощего сопляка получится в лучшем случае очередная "космическая опера", перенасыщенная вдобавок скучными политическими лекциями. Вслух он своего скепсиса, конечно, не высказал - зачем зря обижать ребенка. Каростин ободряюще похлопал собеседника по плечу и произнес:
- Очень любопытный замысел. Дерзайте, юноша... - Потом спросил из вежливости: - Как, вы говорите, вас зовут?
- Айзек, сэр, - мальчишка явно был горд вниманием классика, - Айзек Азимов...
Через пару десятилетий он станет сильно переживать, что не познакомился поближе с Клиффордом Саймаком, который весь вечер молча просидел в углу. Но тогда, осенью сорокового, таких сожалений не возникало. Михаил возвращался из редакции в прекрасном настроении. Однако в отеле Каростина всерьез обеспокоил капитан Сомов - сопровождавший его сотрудник Наркомата госбезопасности. Чекист сообщил об автомобиле с двумя пассажирами, который следовал за Михаилом весь день.
- ФБР, наверное, - безразлично сказал конструктор. - А может быть, снова немцы... Пускай следят до полного опупения. Ни черта не обнаружат. У нас особых секретов нет. Контракты, которые в эту поездку подписывали, не имеют отношения к обороне.