— Эге, мы заблаговременно кое-что разузнали о вас и о вашей планете. У нас — большая гильгамешская колония. У вас на Таните их немного, верно? Так вот, все, что известно одному гильгамешцу, узнают остальные, а наши гильгамешцы сотрудничают с разведкой флота.
Именно поэтому Эндрэй Даннен не имел никаких дел с гильгамешцами. Очевидно, это подразумевал Заспар Макенн, напыщенно распространяясь о межпланетном заговоре гильгамешцев.
— Я знаю, что подобное соглашение могло бы оказаться взаимовыгодным. Буду оказывать ему всяческое содействие. Оно включило бы в себя взаимодействие против Даннена, конечно же, и права на торговлю с планетами, являющимися торговыми партнерами каждой стороны, и прямую торговлю между Мардуком и Танитом, Беовулфом и Аматерасу. Это все тоже требует согласия премьер-министра и короля?
— Хозяин Микил — за это, но между ним и королем есть разница, как вы, очевидно, заметили. Король не может высказываться в пользу чего-либо, покуда своего мнения не выскажут ассамблея или канцлер. Принц Вандервант — за; как премьер-министр он держит свое мнение при себе. Прежде чем занять недвусмысленную позицию, мы должны заручиться поддержкой монархической партии.
— Хорошо, барон Крэгдейл, буду и я говорить как барон Траск Трасконский. Я полагаю, что мы лишь разработаем основные положения того, чем должен бы стать этот договор, затем консультируемся, неофициально, с несколькими людьми, которым можем верить, и смотрим, что можно сделать относительно его представления соответствующим правительственным чиновникам…
В тот вечер в Крэгдейл строго инкогнито прибыл премьер-министр в сопровождении нескольких руководителей монархической партии. В принципе, все они относились благосклонно к договору с Танитом. Но в политическом плане сомневались. Не перед выборами; спорным был предмет договора. “Спорный”, как оказалось, было самым ругательным словом, которым называли на Мардуке все. Договор оттолкнул бы избирателей-рабочих; они подумают, что рост импорта поставит под угрозу занятость в мардукской промышленности. Некоторым межпланетным торговым компаниям захотелось бы попытать счастья на танитских планетах; другие стали бы возражать против допуска танитских кораблей на мардукские планеты. А партия Заспара Макенна уже начала визгливую компанию против ремонта “Немезиды”, предпринятого Королевским флотом.
А два члена конгресса, склоняющиеся к Макенну, вынесли резолюцию, призывающую отдать под суд военного трибунала принца Бентрика и начать расследование вопроса лояльности адмирала Шефтера. И еще кто-то, вероятно, подставное лицо Макенна, заявил, что Бентрик продал “Непобедимый” космическим викингам и что фильмы о битве при Одумле — фальшивка, снятая в миниатюре на лунной базе флота.
Когда на следующий день вылетевший к адмиралу Шефтеру Траск встретился с ним, он услыхал от адмирала презрительный отзыв о последнем утверждении.
— Не обращайте внимания на эту грязную возню; такое у нас происходит перед каждыми всеобщими выборами. На этой планете всегда можно безнаказанно лягать гильгамешцев и вооруженные силы, но не получить никаких голосов и никакого ответного удара. Все забудется на следующий день после выборов. Так всегда.
— Это если Макенн не победит на выборах, — заметил Траск.
— Неважно, кто победит на выборах. Никто из них не может обойтись без флота, и они чертовски хорошо это знают.
Траск поинтересовался, не получила ли разведка чего-нибудь нового.
— По крайней мере, не о том, как Даннен установил, что “Непобедимому” дан приказ лететь к Одумле, — нет, — ответил Шефтер. — Никакой секретности относительно этого не было; по крайней мере, тысяча человек от меня самого до мальчишек-чистильщиков обуви могли бы знать об этом, как только приказ был записан на ленту. Нам придется кое-где начать закручивать гайки.
— Если речь идет о списке кораблей, который вы мне вручили, то да. Один из них регулярно появляется на этой планете; он убыл отсюда только вчера утром. “Честный Хоррис”.
— О, черт, и вы ничего не предприняли?
— Не знаю, что можно сделать. А, мы расследуем, но… Видите ли, этот корабль впервые появился четыре года назад под командованием вроде бы неоварвара, не гильгамешца, Хорриса Сэстроффа. Утверждал, что он выходец со Скэти, у тех есть несколько кораблей. Лет около ста назад или вроде того на Скэти была база викингов. Конечно, документов на корабль нет. Поскольку корабли неоварваров не совершают рейсы по определенному маршруту, пройдут годы, пока вы окажетесь на планете, где хоть раз слышали о корабельной документации.
Похоже, корабль находился в плохом состоянии, возможно, на Скэти его бросили как металлолом, но местные на скорую руку починили.
Согласно отчетам о торговом судоходстве, корабль побывал здесь дважды, второй раз состояние его было настолько плохим, что он не мог вернуться, а Сэстрофф не имел средств на оплату ремонта, расходы по стоянке корабля в космическом порту опротестованы, и корабль продали. Одна слабосильная компания его приобрела и немного подремонтировала, но через год с чем-то обанкротилась — корабль купила другая маленькая компания, “Стартрейдерс Лтд.”, и они эксплуатировали его как перевозчик молока на Гимли. Похоже, это — легальное предприятие. Но мы его изучаем. Разыскиваем Сэстроффа, однако найти не можем.
— Если встретится корабль, посещающий Гимли, попытайтесь у кого-нибудь что-нибудь выяснить о Даннене. Возможно, вы установите, что он там никогда и не был.
— Сказать точнее, могли бы установить, — согласился Шефтер. — Только попытаемся установить.
На утро, последовавшее за утром, когда состоялась первая беседа Траска с принцем Эдвардом на эту тему, в Крэгдейле все знали о намечаемом договоре с Танитом. Королева королевской спальни, королевской комнаты для игр и королевской ванной комнаты настаивала на том, чтобы ее владения тоже имели договор с Танитом.
На Траска начали смотреть так, словно то будет единственный договор, который он подпишет на Мардуке, в чем он и не сомневался.
— Вы думаете, это было бы разумно? — спросил Траск у леди Валери Альварет. Королева трех комнат и одного четырехногого подданного уже распорядилась, что на планете Мардук девушкой космического викинга-принца должна быть леди Валери. — Если такое произойдет, эти сумасшедшие из Партии народного благоденствия ухватятся за это, как за доказательство какого-то зловещего заговора.
— О, думаю, Ее Величество могла бы подписать договор с принцем Траском, — решил премьер-министр Ее Величества. — Но это следовало бы хранить в строгой тайне.
— Вот здорово! — глаза Мирны расширились. — Настоящий секретный договор; как злые правители старой диктатуры! — Она исступленно сжала в объятиях своего подданного. — Конечно же, у дедушки нет никаких секретных договоров!
Через несколько дней все на Мардуке знали, что обсуждался договор с Танитом. А если не знали, то не по вине партии Заспара Макенна, которая, видимо, держала в руках неслыханно большое количество телевещательных станций и пропитала эфир ужасными историями о зверствах космических викингов и обвинениями в адрес предателей, чьи имена заботливо скрываются, окружающих короля и кронпринца, собирающихся изменить Мардуку и отдать его на разграбление и расхищение. Утечка информации, видно, происходила не из Крэгдейла, поскольку считалось, что Траск все еще находится в королевском дворце в Малвертоке. По крайней мере, макеннисты проводили демонстрации против него именно там.
Траск смотрел такую демонстрацию по телевизору. Телекамера, похоже, находилась на одной из посадочных площадок дворца, выходящего на обширные парки, в окружении которых тот стоял. Парки были почти полностью забиты людьми, пытавшимися прорвать редкий кордон полиции. Впереди толпа напоминала шахматную доску — группа людей в штатском, затем группа в забавно напоминающей женский наряд форме стражей Партии народного благоденствия Заспара Макенна, за ними люди в обычной одежде и вновь народные стражи. Время от времени над толпами кружили подъемные приспособления с антигравитацией, с установленными там усилителями, из которых доносился рев:
— Кос-ми-чес-кие ви-кин-ги, марш до-мой! Кос-ми-чес-кие ви-кин-ги. марш до-мой!
Полицейские не двигались, стоя по стойке смирно, толпа напирала. Когда до полицейских оставалось метров пятьдесят, вперед выбежали группы народных стражей, которые, растекаясь вправо и влево, образовали по всему фронту строй глубиной пять метров. А другие группы, из глубины толпы, растолкали обычных демонстрантов в стороны и заняли освободившееся место. Наливаясь ежесекундно к стражам ненавистью, Траск в душе неохотно одобрил их ловкий и организованный маневр. Интересно, подумал Траск, сколько времени они отрабатывали этот тактический прием? А те, не останавливаясь, продолжали наступать на полицейских, уже дрогнувших.
— Кос-ми-чес-кие ви-кин-ги, марш до-мой! Кос-ми-чес-кие ви-кин-ги, марш до-мой!
— Огонь! — Траск услыхал свой вопль. — Не подпускайте их; стреляйте же!
Но у тех нечем было стрелять, поскольку они располагали только дубинками, оружием ничуть не лучшим тросточек с шишками, что у народных стражей. После шквала ударов полицейские просто исчезли, и штурмовые войска Макенна продолжали продвигаться вперед.
Вот так. Ворота дворца заперты; толпа, следуя за цепью макеннских народных стражей, бросилась к ним и остановилась. Громкоговорители продолжали орать, повторяя псалом из четырех слов.
— Те полицейские убиты, — сказал Траск. — Они убиты человеком, выставившим их безоружными.
— Это мог сделать граф Нейднер, министр безопасности, — словно упрекая, предположил кто-то.
— Значит, за это его и следует повесить.
— А что бы еще вы сделали? — бросил вызов кронпринц Эдвард.
— Выставил бы этак с пятьдесят боевых машин. Провел бы черту, за которую нельзя переходить, и открыл бы пулеметный огонь, как только толпа перешагнула бы через нее. И продолжал бы огонь, пока уцелевшие не повернули бы вспять и не побежали. Затем прислал бы еще больше боевых машин и перестрелял бы в городе всех, носящих форму народных стражей. Через сорок восемь часов не было бы ни Партии народного благоденствия, ни самого Заспара Макенна.
Лицо кронпринца окаменело:
— Вероятно, так вы действуете в Мирах Меча, принц Траск. Но здесь, на Мардуке, мы так не поступаем. Наше правительство не намерено отвечать за пролитую кровь своего народа.
На кончике языка Траска вертелась резкая отповедь: если этого не сделать, народ в конце концов прольет их кровь. Но он ограничился кроткими словами:
— Простите, принц Эдвард. Ваша цивилизация на Мардуке — великолепна. На ее основе вы могли бы сделать все. Но уже слишком поздно. Вы сорвали ворота; пришли неоварвары.
Цветная какофония, угасая, переросла в серость гиперкосмоса; до Танита — пятьсот часов. Гуатт Керби, радуясь возобновлению занятий музыкой, фиксировал безопасный режим работы пульта управления. И Вэнн Ларч вернется к своим краскам и кистям, и Элвин Карффард к действующей модели чего-то, не оконченного им. “Немезиде” предстоит завершить прыжок с Одумлы.
Траск пошел в помещение с каталогами корабельной библиотеки и нажал кнопку, вызвав запись “История старой Терры”. Благодаря Отто Харкеману таких книг было много. Затем нажатием кнопки вызвал запись “Гитлер, Адольф”. Харкеман прав — все, что должно произойти в человеческом обществе, уже происходило, в том или ином виде, когда-то и где-то. Гитлер поможет ему понять Заспара Макенна.
К моменту приближения корабля к планете, когда в центре экрана возникло желтое солнце Танита, Траск уже многое знал о Гитлере, которого изредка называли Шикльгрубером, и с грустью понял, что огни цивилизации на Мардуке угасают.
Помимо “Ведьмы”, с которой сняли диллингэмское оборудование и которую начинили тяжелым оружием и приборами обнаружения, “Бич космоса” и “Королева Флавия” патрулировали вокруг планеты. Сразу же за атмосферой на орбите находилось еще полдесятка других кораблей, в том числе: гильгамешский, один из грузовозов маршрута Грэм — Танит, два корабля викингов-ландскнехтов, а также новый, не знакомый Траску корабль. Запросив базу на луне, он получил ответ, что это — “Богиня солнца” с Аматерасу. Траск не ожидал, что они будут способны на это меньше чем через год. Отто Харкеман на “Корисанде” находился в отлучке — рейдировал, торговал, посещал планеты, с которыми шла торговля.
В Ривингтоне Траск отыскал своего двоюродного брата — Никколэя Траска. А когда спросил о Трасконе, Никколэй выругался:
— Ничего не знаю о Трасконе; мне больше нет дела до Траскона. Теперь Траскон — частная собственность горячо любимой… очень горячо любимой… королевы Эвиты. У Трасков уже нет и кусочка земли для семейного кладбища. Видишь, что ты наделал? — с горечью добавил он.
— Не надо ворошить старое, Никколэй. Если бы я остался на Грэме, то помогал бы возвести на престол Энгуса. И все бы, в конце концов, завершилось так же.