Раздался стон, потом Траск понял, что стонал именно он.
— В тебя попали дважды, — продолжал Никколэй. — Раз в ногу — раздробило бедро. И раз — в грудь. В сантиметре от сердца.
— Жаль, что в сантиметре. — Память восстанавливала все подробности случившегося. — Я бросил ее на землю и попытался прикрыть собой. Надо было бы сделать это в начале очереди, и тогда бы — и тогда бы все пули попали в меня! — Чего-то недоставало, ах, да. — Даннена. Его схватили?
Никколэй отрицательно покачал головой.
— Он удрал. Похитил “Предприимчивость” и сбежал с планеты.
— Я достану его сам.
Траск вновь попытался подняться. Никколэй кивнул кому-то, находившемуся вне поля зрения. Холодная рука коснулась подбородка, почувствовался запах женских духов, абсолютно не похожих на те, которыми пользовалась Элейн. Что-то, наподобие крохотного насекомого, укусило его в плечо. Комната окунулась в темноту.
Элейн умерла. Элейн больше не было, вообще нигде не было. Следовательно, и вселенной больше не было. Вот почему стало так темно.
Он с трудом пробудился вновь. Уже стоял день, и сквозь открытое окно было видно голубое небо — или ночь, когда включались настенные лампы. Возле него всегда кто-то находился. Жена Никколэя, леди Сеселия; Ровард Гроффис; леди Левайна Карволл — он, вероятно, долго спал, ибо она выглядела намного старше, чем он ее запомнил. Бывал ее брат, Берт Сэндразен. И темноволосая женщина в белом халате с вышитыми на груди золотыми крылышками — врач. Однажды появилась герцогиня Флавия, и раз побывал сам герцог Энгус.
Без всякого интереса он спросил, где находится. Сказали, что в герцогском дворце. Ему хотелось, чтобы все ушли и позволили ему удалиться туда, где была Элейн.
Затем становилось темно, и он пытался ее найти, потому что отчаянно хотел что-то ей показать. Звезды в ночном небе — именно их. Но ни звезд, ни Элейн не находил, ничего не находил, и хотелось, чтобы Лукаса Траска тоже не существовало.
Но существовал некий Эндрэй Даннен, которого видел Траск стоящим на террасе в черном плаще со зло поблескивающими бриллиантами на берете, видел безумное лицо, что уставилось на него из-за поднимающегося автоматного ствола. И тогда сквозь холодную тьму космоса Траск начинал охоту на Даннена — и тоже не мог найти его.
Периоды пробуждения становились все длиннее, и тогда сознание было ясным. Корону из электрических шипов сняли. Убрали питающие трубки, стали давать в чашках бульон и фруктовый сок. Захотелось узнать, почему он оказался во дворце.
— Только вынужденно, — объяснил ему Ровард Гроффис. — В доме Карволла было бы хлопотно. Знаете ли вы, что и Сезара подстрелили?
— Нет. — Так вот почему Сезар не навестил его. — Убит?
— Ранен и находится в худшем состоянии, чем вы. Когда началась стрельба, он рванулся вверх по эскалатору. У него был лишь парадный кинжал. Даннен свалил его короткой очередью — думаю, поэтому ему не хватило времени вас прикончить. К тому моменту стрелявшие холостыми патронами охранники зарядили скорострельную винтовку обоймой с пятью патронами и ударили по нему. Он немедленно убрался. Сезар, как и вы, лежит в робомедике. Он вне опасности.
Дренажные и лечебные трубки вынули, а с ними убрали и опутывавшее его сплетение проводов. Забинтовали раны, облачили в свободный халат, а из робомедика перевели на кушетку, где он при желании мог сидеть. Ему стали давать твердую пищу, разрешили пить вино и курить. Женщина-врач сообщила, как он был плох, — будто Траск сам об этом не знал. Подумалось, что она ожидала благодарности за то, что выходила его.
— Через несколько недель ты встанешь на ноги, — сообщил кузен. — Я проследил, чтобы к тому времени все было готово для тебя в трасконском Новом Доме.
— Пока жив, не переступлю порога этого дома, а умирать скоро не собираюсь. Дом должен был принадлежать Элейн. Один я туда не войду.
По мере выздоровления сны мучили его все меньше и меньше. Часто появлялись посетители, принося забавные безделушки, и он обнаружил, что их общество ему нравится. Хотелось узнать, что произошло на самом деле и как удалось бежать Даннену.
— Он по-пиратски захватил “Предприимчивость”, — рассказал Ровард Гроффис. — У него была рота наемников, и он подкупил кое-кого на горрэмской судоверфи. Алекс, узнав о случившемся, готов был, по-моему, убить своего начальника службы безопасности. Мы ничего не можем доказать — хоть и очень стараемся… Но уверены, что Омфрэй Глэспитский снабдил Даннена деньгами. Слишком уж пылко он отрицает это.
— Значит, все было спланировано заранее?
— Относительно захвата корабля — да, он, очевидно, потратил месяцы на подготовку плана, а уже потом стал вербовать людей в дружину. Полагаю, он думал захватить корабль за ночь до свадьбы. Затем он попытался склонить Элейн к бегству с ним, — похоже, он действительно верил в такую возможность, — но она его унизила, и он решил убить вас обоих. — Ровард Гроффис повернулся к сопровождавшему его Отто Харкеману. — До конца дней своих буду сожалеть, что тогда не поймал вас на слове и не принял вашего предложения.
— Как ему удалось завладеть аэромобилем Уэслейдской КТПТ?
— О! Утром, когда должно было состояться бракосочетание, он вышел на телесвязь с редакцией и сообщил им, что знает всю подноготную этого брака и то, почему герцог ему покровительствует. Изложил все так, будто намечается скандал, настоял, чтобы прислали корреспондента для интервью с глазу на глаз. Они послали человека и видели его в последний раз, потому что наши люди нашли его тело в доме Даннена, во время обыска. На судоверфи обнаружили аэромобиль с двумя пробоинами, полученными над домом Карволла, но вы же знаете, с расчетом на какие ситуации делают эти пресс-аэромобили. Он направился прямо на судоверфь, где его люди уже захватили “Предприимчивость”, и как только он вернулся, корабль стартовал.
Траск посмотрел на зажатую в пальцах сигарету. Она почти сгорела — еще чуть-чуть, и обожжешься. Сделав усилие, он наклонился, чтобы погасить ее.
— Ровард, когда будет готов, тот, второй корабль?
Гроффис горько засмеялся:
— Постройка “Предприимчивости” отняла все, что у нас было. Герцогство сейчас на грани банкротства. Мы прекратили работы на втором корабле полгода назад. Средств не хватало, и мы не могли продолжать его строительство и заканчивать “Предприимчивость”. Мы ожидали, что с помощью “Предприимчивости” сделаем достаточно денег в Старой Федерации и закончим второй корабль. Затем, имея два корабля и базу на Таните, можно было ожидать притока, а не оттока денег. А теперь…
— Я вернулся к тому, что имел на Фламберже, — добавил Харкеман. — Даже хуже. Король Наполион пытался помочь элмерсянам, и я должен был возглавить предприятие. Но теперь уже поздно.
Лукас взял трость и попытался встать. Раненую ногу вылечили, однако он все еще чувствовал слабость. Проковыляв несколько шагов, опираясь на трость, отдохнул, затем с усилием приблизился к открытому окну и, глядя наружу, постоял возле него. Потом обернулся:
— Капитан Харкеман, не исключено, что вы все же получите под свое начало корабль здесь, на Грэме. В том случае, если не против оказаться в подчинении у меня, как владельца, на борту. Я намерен поохотиться на Эндрэя Даннена.
Оба гостя посмотрели на Траска. Через мгновение Харкеман сказал:
— Сочту за честь, лорд Траск. Но где вы достанете корабль?
— Он уже наполовину готов. У вас уже есть для него экипаж. Герцог Энгус может окончить корабль для меня и уплатить за него под залог своего нового — трасконского — бароната.
Лукас знал Роварда Гроффиса всю жизнь — и до сих пор ему не доводилось видеть оруженосца герцога Энгуса удивленным:
— Вы хотите сказать, что меняете Траскон на этот корабль?
— Да, на оконченный, оснащенный и готовый к полету в космос.
— Герцог согласится, — выпалил Гроффис. — Но, Лукас, Траскон — все, что у вас есть: титул, доходы…
— Если у меня будет корабль, мне они не нужны. Стану викингом.
При этих словах Харкеман вскочил и начал шумно выражать одобрение. Гроффис поглядел на него и слегка приоткрыл рот:
— Лукас Траск — космический викинг!.. Добавить к этому нечего, — закончил он.
А почему бы и нет? Результаты набегов викингов на планеты Миров Меча вызывали его сожаление. Поскольку Грэм — их часть, а Траскон — на Грэме, и Траскон должен был стать домом ему и Элейн, где бы они жили и где бы рождались и умирали их дети и дети их детей. Теперь точечка, на которой все это покоилось, исчезла.
— То был другой Лукас Траск, Ровард. Он уже умер.
Гроффис извинился за свой уход, сославшись на необходимость связаться с герцогом, затем вернулся и вновь извинился. Очевидно, герцог Энгус, едва узнав о том, что именно его оруженосец собирается ему сообщить, оставил все дела. Лишь когда Гроффис вышел из комнаты, Харкеман, до тех пор молчавший, сказал:
— Лорд Траск, это великолепное для меня дело. Неприятно быть капитаном без корабля, живущим от щедрот иностранцев. Однако мне не хотелось бы, чтобы вы когда-либо подумали, что я попытаю счастья за ваш счет.
— Об этом не беспокойтесь. Если подобная возможность предоставится, так только вам. Мне нужен космический капитан, ваше несчастье — моя удача.
Харкеман принялся набивать трубку и спросил:
— Вы когда-нибудь вообще покидали Грэм?