Несмотря на то, что Эрли была очень маленькой и в ней жило меньше тысячи человек, она была полна неожиданностей. Едва ли существовал хоть один аспект жизни, который бы не отличался от своего аналога в Диаспаре. Различия были даже в речи. Только дети здесь пользовались голосом для общения друг с другом. Взрослые крайне редко произносили что-нибудь вслух, и через некоторое время Элвин понял, что они делали это только из вежливости в его присутствии. Было довольно странно и грустно чувствовать, что попал в громадную сеть слов, которые нельзя услышать, но вскоре Элвин привык к этому. Можно было только удивляться, что устная речь вообще сохранилась: ведь необходимость в ней давно отпала. Много позже Элвин узнал, что люди Лиса очень любят петь и страстно увлекаются музыкой. Без этого стимула они, скорее всего, давно уже стали бы немыми.
Жители Лиса всегда были чем-то заняты. Однако проблемы, занимавшие их, были непонятны Элвину. В тех случаях, когда он понимал, что они делали, большая часть их работы казалась ему ненужной. Например, значительная часть пищи выращивалась, а несинтезировалась по образцам, созданным тысячелетия тому назад. Когда Элвин попросил объяснений, ему терпеливо пояснили, что жители Лиса любят наблюдать за тем, как все растет, проводить сложные генетические эксперименты и создавать новые более тонкие и изысканные ароматы и вкусовые качества. Эрли славилась своими фруктами, но когда Элвин попробовал специально для него отобранные образцы, они показались ему ничуть не лучше тех, что он получал в Диаспаре без всяких усилий.
Сначала он думал, что жители Лиса либо никогда не имели, либо потеряли власть над машинами, которые он воспринимал как неотъемлемую часть жизни Диаспара. Однако вскоре выяснил, что это не так. И знания, и сами приспособления в Лисе существовали, но пользовались ими только в редких случаях.
Удивительней всего была система сообщений, если только ее можно назвать таким словом. На короткие расстояния люди ходили пешком, что им, по всей видимости, нравилось. Если же они спешили или нужно было перевезти небольшие грузы, то использовали животных, созданных для этих целей. Животные для перевозки грузов были невысокие, с шестью ногами, очень послушные и сильные. Единственным их недостатком было почти полное отсутствие интеллекта. Быстроходные животные были совсем другой породы. Обычно они передвигались на четырех ногах, но на очень больших скоростях использовали только мощные задние ноги. Они пересекали Лис из конца в конец за несколько часов. Пассажиры располагались во вращающихся сиденьях, прикрепленных к спине животного. Ничто на свете не могло заставить Элвина рискнуть отправиться в поездку на спине животного, хотя среди молодежи это было довольно популярным развлечением. Действительно, прекрасные кони были аристократами животного мира и хорошо это понимали. У них был достаточно большой словарный запас, и Элвин часто слышал, как они обсуждали между собой прошлые и будущие истории и свои достижения в беге. Но когда он по-дружески пытался подойти к ним и поговорить, они притворялись, что не понимают его, а если он проявлял настойчивость, то принимали вид оскорбленного достоинства и удалялись.
Эти два вида животных вполне удовлетворяли каждодневные нужды и приносили своим владельцам столько радости и удовольствия, как ни одно механическое приспособление. Но когда требовалось перевезти очень большие грузы или необходима была громадная скорость — откуда ни возьмись появлялись машины, и ими пользовались без всяких колебаний.
Хотя жизнь животных в Лисе представляла собой целый новый для Элвина мир интересов и загадок, его все же больше всего манили два полюса человеческого сообщества: самые старые и самые молодые. И те, и другие вызывали у Элвина изумление и интересовали одинаково сильно. Самому старому жителю Эрли было чуть больше ста, а жить ему оставалось всего несколько лет. Элвин знал, что когда ему исполнится столько же, его тело совсем не изменится, а этот старик почти полностью исчерпал отпущенные ему физические силы, и надеяться больше было не на что: никакой компенсации в виде последующих жизней здесь не существовало. Волосы старика были совершенно белыми, а лицо представляло сплошную сеть глубоких морщин. Казалось, он проводил все время, сидя на солнце или медленно прогуливаясь по деревне, обмениваясь беззвучными приветствиями со всеми встречными. Насколько Элвин мог судить, старик был совершенно удовлетворен, ничего не просил от этой жизни и не был ничуть подавлен приближающимся ее концом.
Эта философия настолько отличалась от философии Диаспара, что находилась за пределами понимания Элвина. Зачем человеку принимать смерть, если она не является необходимой? Ведь существует выбор: жить тысячи лет, потом уйти в небытие на бесчисленные годы, а затем вновь начать новую жизнь в мире, который ты когда-то делил с другими. Он был полон решимости разгадать эту загадку, как только возникнет хоть малейшая возможность откровенно об этом поговорить. Ему было невероятно трудно поверить, что Лис сам сделал выбор, по собственной воле, зная о существовании другого выхода.
Часть ответа заключалась в детях, маленьких созданиях, таких же странных для него, как и животные Лиса. Элвин проводил с ними много времени, наблюдая, как они играют, и нередко принимая участие в играх в качестве равноправного партнера. Иногда ему казалось, что это вовсе и не люди: их логика, поступки, даже язык казались совершенно чужими. Он с недоверчивым изумлением смотрел на взрослых и задавался вопросом: неужели они произошли от этих невероятных существ, живущих в собственном неизведанном и непонятном мире?
Хотя они и приводили его в замешательство, в сердце Элвина рождалось чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Очень расстроившись или в крайнем отчаянии они начинали плакать (правда, это случалось довольно редко), и их крошечные несчастья казались Элвину более трагическими и глубокими, чем все ужасные поражения Человечества, связанные с потерей Галактической Империи. Ведь то было нечто слишком большое и отдаленное, а плач ребенка доходил до самого сердца и больно ранил его.
В Диаспаре Элвин встретился с любовью. Здесь же он узнал другое, не менее драгоценное чувство, без которого любовь никогда не достигала завершенности и оставалась неполной. Он узнал, что такое нежность.
Если Элвин изучал Лис, то и Лис изучал Элвина и был вполне удовлетворен результатом. Прошло три дня, как Элвин появился в Эрли, и Серанис наконец сказала, что если он хочет, то может отправиться дальше и посмотреть страну. Предложение он принял сразу же, но при одном условии: он ни за что не поедет верхом на этих животных — гордых призерах скачек.
— Могу тебя заверить, — ответила Серанис с редкой, несвойственной ей вспышкой юмора, — никто даже и помыслить не может, чтобы лишиться своих бесценных животных. Но случай исключительный, и я позаботилась о транспорте, в котором ты себя почувствуешь более привычно. Хилвар будет твоим провожатым, но ты можешь ехать, куда захочешь.
Элвин понимал, что это не совсем так. Он не сомневался: реши он вновь попасть на вершину небольшого холма, где впервые появился в Лисе, как тут же встретится с резкими возражениями. Однако теперь это его не беспокоило, поскольку он не спешил возвращаться в Диаспар. И вообще мало задумывался над этим после первого разговора с Серанис. Ведь жизнь здесь была так интересна и нова, так привлекательна, что он жил только настоящим.
Элвин оценил благородный жест Серанис, которая предложила своего сына в качестве провожатого, хотя Хилвара, без сомнения, тщательно проинструктировали, как себя вести, чтобы не причинить никому вреда. Элвину понадобилось определенное время, чтобы привыкнуть к Хилвару, по причине, объяснить которую было бы очень трудно, не ранив его чувства. Физическое совершенство было столь повсеместно в Диаспаре, что красота человека полностью обесценилась, и люди просто не замечали ее, как не замечали воздуха, которым дышали. В Лисе же все было по-другому. Самым мягким и приукрашивающим эпитетом для Хилвара было слово “невзрачный”. По стандартам Диаспара, Хилвар был просто уродлив, поэтому некоторое время Элвин намеренно избегал его. Даже если Хилвар и понял это, он ни разу не подал виду, и очень скоро присущая ему доброта и дружеское отношение сломали барьер между ними. Настало время, и Элвин так привык к широкой, немного кривой улыбке Хилвара, к его силе и мягкости, что уже не мог поверить в то, что когда-то считал его непривлекательным. И ни за что на свете не хотел бы, чтобы тот изменился.
Сразу же после рассвета они выехали из Эрли в небольшой машине, которую Хилвар называл “наземной”, и работавшей, очевидно, по тому же принципу, что и аппарат, доставивший Элвина в Лис. Она парила в воздухе в нескольких сантиметрах от поверхности, и хотя нигде не было и намека на направляющий рельс, однако Хилвар объяснил, что эти машины могут передвигаться только по определенным направлениям. Все основные места обитания людей были связаны между собой подобным образом, но в течение всего пребывания в Лисе Элвин не видел, чтобы кто-то еще пользовался наземными машинами.
Хилвар приложил много усилий, чтобы организовать это путешествие, и с не меньшим, чем Элвин, нетерпением ждал его. Он разработал маршрут, явно учитывая и свои личные интересы, так как его всепоглощающей страстью была естественная история, и он рассчитывал найти новые виды насекомых в сравнительно малонаселенных районах Лиса, которые они собирались посетить.
Он намеревался забраться так далеко на юг, насколько это возможно на этой машине, а остаток пути пройти пешком. Не совсем понимая, что скрывается за этим, Элвин не возражал.
В поездке их сопровождал Криф — самый эффектный из всех многочисленных любимцев Хилвара. Когда Криф отдыхал, шесть его прозрачных крыльев были плотно прижаты к телу, которое просвечивалось сквозь них, и походил на изукрашенный драгоценными камнями скипетр. Потревоженный, он взмывал в небо, переливаясь на солнце всеми цветами радуги и издавая слабое шуршание невидимыми крыльями. И хотя это громадное насекомое откликалось на зов и иногда могло выполнять несложные приказания, оно было почти лишено разума. Однако, несмотря на это, обладало весьма определенными личными качествами и ярко выраженной индивидуальностью. По непонятным причинам оно относилось к Элвину с подозрением, поэтому его периодические попытки завоевать расположение Крифа терпели неудачу.
Путешествие через Лис казалось Элвину похожим на несбыточную мечту. Беззвучно, словно призрак, машина скользила по равнинам и двигалась извилистыми путями по лесам, ни разу не отклонившись от невидимого курса. Ее скорость примерно в десять раз превышала скорость нормальной ходьбы, но в Лисе почти никто и никогда так быстро не передвигался.
Они проехали многие деревни, некоторые — намного больше Эрли, но почти все построенные по одному образцу. Элвин с интересом отметил незначительные, но довольно существенные различия в одежде и внешности в разных поселениях. Цивилизация Лиса вобрала в себя сотни различных культур, и каждая принесла что-то свое, особенное, ставшее достоянием всех. В машине находился большой запас одного из самых знаменитых продуктов Эрли — небольшого желтого персика, который все с благодарностью принимали, когда Хилвар решал расстаться с несколькими штуками. Хилвар часто останавливался, чтобы поговорить с друзьями и представить им Элвина, и тот не переставал удивляться простой и изысканной вежливости, с которой все переходили к устной речи, как только узнавали, кто он такой. Это было для них утомительно, и Элвин замечал, как они борются с искушением перейти на телепатический уровень общения, но ни разу не ощутил себя исключенным из общей беседы.
Самую длительную остановку они сделали в маленькой деревушке, почти полностью спрятанной среди золотой травы, которая была гораздо выше человеческого роста и колыхалась под легким ветерком и походила на живое и мыслящее существо. Идя через сплошное море травы, они часто вынуждены были останавливаться, так как дорогу затрудняли постоянные волны склоняющихся стеблей. И Элвину пришла в голову довольно глупая мысль: они не просто наклоняются, но стремятся в поклоне заглянуть ему в лицо, чтобы получше рассмотреть. Потом он ощутил, что это постоянное, непрекращающееся ни на минуту движение оказывает успокаивающее действие.
Вскоре Элвин догадался, почему они сделали здесь остановку. Среди небольшой толпы, собравшейся на улице деревни в ожидании их прибытия, находилась застенчивая темнокожая девушка, которую Хилвар представил как Найру. Они явно были очень рады встретиться, и Элвин позавидовал их бросающемуся в глаза счастью от этого короткого свидания. Хилвар разрывался между обязанностями гида и желанием находиться только в обществе Найры. Элвин скоро освободил его от этой повинности, отправившись на экскурсию в одиночестве. И хотя в этой маленькой деревушке почти нечего было осматривать, он отсутствовал достаточно долго.
Когда они снова тронулись в путь, Элвину хотелось задать Хилвару массу вопросов. Он не мог представить, какова любовь в обществе с телепатическими контактами, и после недолгого молчания обратился к этой теме. Хилвар начал объяснять без неудовольствия, скорее с желанием, хотя Элвин и подозревал, что ему пришлось прервать длинное и нежное прощание.
Оказалось, что в Лисе каждое любовное чувство начиналось с мысленных контактов, и могли пройти месяцы или даже годы, прежде чем любящая пара встречалась. Таким образом, как объяснил Хилвар, не существовало никаких ложных представлений, никакого обмана чувств с обеих сторон. Два человека не могут ничего утаить, у них нет секретов, потому что разум их открыт друг другу. А если один попытается что-то скрыть, то другой партнер мгновенно понимает, ощущает это.
Такую полную открытость и честность могут позволить себе зрелые и хорошо сбалансированные умы. Только полное отсутствие эгоизма и себялюбия способно было вызвать к жизни столь глубокое и богатое чувство. Элвин даже не подозревал о возможности существования чего-либо подобного. Ни один человек в Диаспаре никогда не испытывал подобной любви, да и не был на это способен.
Однако Хилвар уверил его: она действительно существует. Тогда Элвин стал настаивать, чтобы тот более подробно описал это чувство, но тут глаза Хилвара засветились мягким светом, и он погрузился в воспоминания. Действительно, есть вещи, которые нельзя объяснить: либо человек их знает, либо нет. Элвин с грустью подумал о том, что он никогда не сможет достигнуть такого взаимного понимания, а эти счастливые люди сумели сделать его основой своего существования.
Саванна закончилась внезапно, как будто существовала граница, за которой траве запрещалось расти. Когда машина выскочила из нее, взгляду предстала низкая, покрытая густым лесом гряда холмов. Хилвар объяснил, что это передовые посты неприступной линии обороны, защищающей Лис от пустыни. Настоящие горы лежали далеко отсюда, но для Элвина даже эти небольшие холмы были впечатляющим и наводящим благоговейный страх зрелищем.
Машина остановилась в небольшой, узкой, закрытой со всех сторон долине, наполненной теплом и светом заходящего солнца. Хилвар поднял на Элвина широко открытые простодушные глаза. Можно поклясться: в его взгляде не было и намека на подвох.
— Отсюда мы пойдем пешком, — бодро сказал он, начав разгружать снаряжение из машины, — дальше ехать нельзя.
Элвин посмотрел на окружающие горы, потом — на удобные сиденья машины, где они с таким комфортом путешествовали.
— А разве нет объездных дорог? — без особой надежды поинтересовался он.
— Конечно, есть, — ответил Хилвар, — только зачем они? Нам нужно двигаться не в обход, а подняться прямо на вершину. Это гораздо интереснее. Я задам машине автоматический режим, и она будет ожидать нас с той стороны, когда мы спустимся.
Решив не сдаваться без борьбы, Элвин сделал еще одну, последнюю попытку.
— Скоро стемнеет, — возразил он, — мы на за что не сможем проделать весь путь до захода солнца.
— Безусловно, — согласился Хилвар, разбирая снаряжение с невероятной скоростью. — Мы проведем ночь на вершине, а путешествие закончим утром.
Тут Элвин понял: его переиграли.
Груз, который они взвалили на плечи, выглядел очень внушительным, объемным, но на самом деле весил очень мало. Все было упаковано в гравитационно-поляризующие контейнеры, нейтрализующие вес, преодолевать приходилось только силу инерции. Пока Элвин двигался строго по прямой, он порой забывал, что несет груз: чтобы обращаться с контейнерами, большой практики не требовалось. Если человек пытался внезапно изменить направление или сделать резкое движение, его ноша вдруг оживала и проявляла невероятное упорство, вынуждавшее не отклоняться от первоначального пути. Свернуть с дороги можно было, только преодолев силу инерции.
Наконец Хилвар пристегнул последние ремни, и, удостоверившись, что все в порядке, они начали медленный подъем из долины вверх. Элвин с тоской смотрел, как машина сорвалась с места и исчезла из виду. Его интересовало сейчас только одно: сколько времени пройдет, прежде чем он сможет снова сесть и расслабиться на удобном сиденье?
Однако карабкаться вверх, когда заходящее солнце светит в затылок и согревает спину, наблюдая за новыми и необычными панорамами, открывающимися взгляду, было очень приятно. Они шли по еле заметной, время от времени исчезающей тропе, но Хилвар ни разу не потерял ее, хотя Элвин совершенно не мог уследить за ее извивами. Он спросил Хилвара, откуда здесь тропа, и тот объяснил, что ее протоптали небольшие животные, водящиеся в изобилии в лесистой части холмов. Одни из них жили в одиночку, другие — примитивными сообществами, отдаленно напоминающими человеческую цивилизацию. Некоторые сами научились пользоваться примитивными орудиями и огнем, других — обучили. Ни Элвин, ни Хилвар не представляли, что животные могут быть настроены враждебно, это просто не могло прийти в голову. И неудивительно: ведь прошло столько тысячелетий с тех пор, как кто-либо или что-либо бросало вызов главенству Человека.
Они поднимались уже около получаса, когда Элвин обратил внимание на слабый вибрирующий звук, наполнявший воздух. Определить источник было невозможно: казалось, звук исходит не из какого-то определенного места. Он не прекращался ни на минуту и постепенно становился все громче и громче, по мере того, как они продвигались вперед. Элвину хотелось спросить Хилвара об этом, однако нужно было беречь дыхание для других, более важных целей.
У Элвина было прекрасное здоровье. Ни разу в жизни он не болел. Однако физически комфортное существование, безусловно, важное и нужное в жизни, не подготовило его к выполнению той задачи, с которой он столкнулся сейчас. У него было совершенное тело, но он не обладал умениями и не был тренирован. Легкие шаги Хилвара, сила, безо всяких видимых усилий позволявшая ему преодолевать каждое препятствие и подъем, вызывала у Элвина зависть и решимость не отставать, пока он в силах переставлять ноги. Он прекрасно понимал, что Хилвар испытывает его, но это его не возмущало. Он с удовольствием принял правила этой дружеской игры, несмотря на то, что усталость медленно начинала сковывать ноги.
Когда они прошли две трети подъема, Хилвар пожалел Элвина, и они, прислонившись к обращенной на запад скале, отдыхали некоторое время, подставив тела лучам заходящего солнца. Здесь вибрирующий звук был очень сильным, и хотя Элвин уже спрашивал Хилвара, тот отказался отвечать: ведь если Элвин будет знать, что его ожидает в конце подъема, это испортит сюрприз.
Теперь они шли прямо на солнце, но, к счастью, оставшаяся часть подъема была на удивление ровной и легкой. Здесь, у самой вершины, деревья росли гораздо реже, как будто тоже устали бороться с земным притяжением. Последние несколько сотен ярдов они прошли по упругому ковру невысокой травы. Когда показалась вершина, Хилвар с новым приливом энергии бросился бежать вверх по склону, Элвин решил не обращать внимания на брошенный ему вызов, тем более, что выбора у него не было. Его вполне устраивало медленное продвижение вперед. Подойдя к Хилвару, он чуть не упал от изнеможения. Пока дыхание не восстановилось, он не был в состоянии оценить открывшуюся с высоты панораму и увидеть источник неумолкающего, громоподобного звука, наполнявшего воздух.
Они стояли на самой вершине. Склон сначала полого, а потом все круче и круче уходил вниз и вскоре превращался в почти отвесную скалу. Вдали он увидел широкую ленту реки, плавно извивающуюся по холму и падающую вниз с утесов на камни у самого подножия в полукилометре от вершины и исчезающую из вида в водяной дымке, Именно оттуда, из этой глубины, поднимался непрекращающийся, похожий на грохот барабана звук, наполнявший густым звучанием воздух и многократно отражающийся эхом.
Большая часть водопада сейчас уже находилась в тени, но солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь завесу гор, освещали водопад у самого подножия, и это придавало какой-то особенно волшебный оттенок всей грандиозной картине. Дрожа в закатных лучах, висела у них под ногами ускользающе прекрасная последняя радуга на Земле.
Хилвар взмахнул рукой, словно хотел охватить весь горизонт.
— Отсюда, — начал он, пытаясь перекричать шум водопада, — можно увидеть Лис из конца в конец.
Это действительно было так. На север, миля за милей, простиралась сплошная стена леса, в которой, правда изредка, встречались разрывы, иногда — обработанные поля, и виднелись нити сотни рек, Где-то далеко, спрятанная на этом громадном пространстве, находилась деревня Хилвара Эрли, однако найти ее было невозможно. Сначала Элвину показалось, что он различил озеро, мимо которого проходил, когда впервые появился в Лисе, но вскоре он решил, что это обман зрения, Дальше не север леса, поля и саванна сливались в одну зеленую дымку, которая изредка разрывалась холмами. Далеко, у самого горизонта, возвышались горы. Они словно обрамляли Лис, защищая его от пустыни, и воспринимались отсюда как гряда отдаленных облаков.
На западе и на востоке картина была несколько другой, а за спиной у них, на юге, горы, казалось, находились всего в нескольких милях. Элвин отчетливо видел их и понимал, что они значительно выше, чем та вершина, на которой они стояли. Их разделяло расстояние, гораздо большее, чем они только что покрыли. По каким-то едва уловимым признакам можно было сказать: там никто не живет, места эти пустынны и заброшены, словно человек никогда и не жил там в течение многих, многих лет.