— Пошли! — с энтузиазмом завопил Скотти.
— Увольнение на берег? Вы и доктор Мак-Кой должны выспаться, чтобы восстановить силы после предыдущего. Но мы? — Кирк повернулся к Споку. — Мистер Спок, хотите прогуляться со мной к девушкам на Аргелиус?
Брови Спока поднялись.
— Капитан, — сказал он официально. — Я говорил об отдыхе.
— А, — сказал Кирк. — Вот как. Прошу извинить, мистер Спок.
Кирк знал, что Боунс Мак-Кой был одинок. То, что он пошел служить после серьезной личной трагедии, Кирк подозревал. Чего он не понимал, так это болезненной гордости Мак-Коя, которая накладывала табу молчания практически на все случаи, когда речь шла о внутренних неурядицах. Тем более Кирк был удивлен его бурной реакцией на нарушение сестрой Чапел границ того, что Мак-Кой называл ее “профессиональней властью”.
Войдя в лазарет, Кирк нашел ее готовой расплакаться.
— Звать капитана, — не ваше дело! — бушевал Мак-Кой. — Вы можете идти! Идите в свою каюту.
Она высморкалась.
— Я, во-первых, сестра, доктор, и член команды “Энтерпрайза”, во-вторых, — сказала она, упрямо выкатив подбородок и опустив покрасневшие глаза.
— Я сказал, вы можете идти, сестра!
Кристин сглотнула. В ее лице читалась откровенная боль. Она снова высморкалась, глядя на Кирка, и Мак-Кой резко сказал:
— Кристин, прошу тебя. Ради Бога, перестань плакать… Я представлю капитану полный отчет, я обещаю.
Она выбежала, и Кирк сказал:
— Да, это была драматическая сценка.
Мак-Кой распрямил плечи.
— Я закончил стандартное обследование всего экипажа.
— Хорошо, — сказал Кирк.
— Команда в порядке. Я не обнаружил ничего необычного — за одним исключением.
— Серьезный случай?
— Смертельный.
Пораженный Кирк спросил:
— Ты уверен?
— Абсолютно. Редкая болезнь крови. Поражает одного из 50000 астронавтов.
— А что это?
— Ксенополицитемия. Лечение невозможно.
— Кто?
— У него один год — в лучшем случае. Он должен быть немедленно списан с корабля.
Кирк спокойно спросил:
— Кто это, Боунс?
— Старший офицер медицинской службы.
После паузы Кирк сказал:
— Ты имеешь в виду себя?
Мак-Кой взял со стола кассету с записью. Стоя по стойке “смирно”, он подал ее Кирку.
— Это полный рапорт, сэр. Вам нужно быстро передать его в командование флота, чтобы оформить мою замену.
Не в силах вымолвить ни слова, Кирк смотрел на него. Потом он положил кассету обратно на стол, как будто она жгла ему руку. Мак-Кой сказал:
— Я буду максимально полезен в то время, которое мне осталось, если вы будете держать это при себе.
Кирк покачал головой.
— Должно же быть что-то, что можно сделать!
— Нет, — голос Мак-Коя был груб. — Я провел все возможные исследования. Я сказал вам.
Выражение лица Кирка подкосило его. Он опустился в кресло у стола.
— Это смертельно, Джим. Смертельно.
Несмотря на тревогу, объявленную по “Энтерпрайзу”, Кирк был в своей каюте. “Замена” Боунсу! Военный язык — забавная вещь. Как может кто-то “заменить” опыт человеческого существа — доверие, дружбу, испытанную сотней опасностей? “Один год жизни — в лучшем случае”. Когда ты доходишь до основания человеческой судьбы, хочется, чтобы речь никогда не изобретали. Но она существует. Как и тревога. Она тоже была изобретательна. Чтобы напомнить тебе, что ты не только старый товарищ обреченного человека, но и капитан звездного корабля.
Когда он шагнул из лифта на мостик, Спок молча уступил ему капитанское кресло.
— Что это такое на экране, мистер Спок? Какие-то движущиеся булавки. Ракетный залп?
— Да, капитан. Ракеты очень старого типа. Досветовой космос.
— Да, и с химическим зарядом, сэр, — добавил Скотти.
— Что-нибудь в эфире, лейтенант Ухура?
— Ничего, сэр. Пусто на всех частотах.