— Я скажу тебе правду, Натира, правду о вашем мире Йонады, и ты поверишь в то, что это правда, как верит ребенок. Много лет назад, 10000 лет назад, умерло одно Солнце, и миры этого Солнца начали умирать вместе с ним. Они были теми самыми восемью, которые ты видела высеченными на камне в комнате Оракула.
— Йонада — один из этих миров, — сказала она.
— Нет. Им был мир твоих предков — твоих Создателей. — Он остановился, чтобы дать ей время воспринять. Потом мягко кивнул:
— Его больше нет, Натира.
— Ты безумец, — прошептала она. — Безумец.
— Слушай меня, Натира! Твои предки знали, что их мир погибает. Они хотели, чтобы их раса выжила. Поэтому они построили огромный корабль. На него они посадили лучших людей и послали их в космос.
— Ты хочешь, чтобы я поверила, что Йонада — корабль?
— Да, — сказал Кирк.
— Но у нас есть солнце! Оно не умерло. И по ночам я вижу звезды.
— Нет. Ты никогда не видела солнца. Ты никогда не видела звезд. Вы живете внутри полого шара. Ваши праотцы построили его, чтобы защитить вас — чтобы отправить вас в великое путешествие к новому безопасному миру Обетования.
Он видел по ее лицу, как в ней растут новые мысли, прежние догадки дополняют друг друга и сливаются в новую картину. Но это был болезненный процесс. И все же это произошло. Она медленно спросила:
— Это правда — зачем вы принесли ее на Йонаду?
— Мы должны были. Ваш корабль хорошо служил, но его механизмы устали. Их нужно отрегулировать. Если этого не сделать, Йонада разобьет и погубит другой большой мир, о котором не знает ничего.
Доверие вливалось в нее. Но она оттолкнула его, объятая страхом несказанного предательства.
— Нет! Ты солгал! Я верю Оракулу! Я должна верить!
Кирк сказал:
— Дай нам извлечь твой инструмент послушания. Дай нам сделать это ради истины.
Она исчезла в дверях. Кирк повернулся к Споку.
— Как ты думаешь, она поняла?
Но Спок был уже около открытой двери. Кирк увидел, как он вежливо кивнул проходившему мимо охраннику и спокойно закрыл дверь.
— Она не послала охранников за нами, капитан. Думаю, что она поняла многое.
Позади них Мак-Кой с трудом поднялся на ноги. И оттолкнул их.
— Натира! Я должен идти к ней, в комнату Оракула.
Она стояла на коленях у алтаря, с глазами, закрытыми в преданной сосредоточенности.
Громовой голос говорил:
— Ты слушала речи неверных.
— Я слушала.
— Ты чувствовала боль предупреждения.
— Я чувствовала боль предупреждения.
— Почему ты продолжала слушать?
— Они говорили, что говорят правду.
— Их правда — не твоя правда.
Она открыла глаза.
— Разве правда — не всегда правда?
— Для тебя есть только одна правда. Отбрось непослушание.
— Я должна знать истину о мире!
Кирк вломился в комнату Оракула на звук ее крика. Он поднял Натиру с возвышения, но Мак-Кой, дотянувшись, взял ее в свои руки, крепко прижав к себе. Ее тело одеревенело в спазме боли. Когда один приступ прошел, она подняла руку, чтобы погладить его по щеке.
— Твои друзья сказали мне… многое.
— Они говорили правду, — сказал Мак-Кой.
— Я верю тебе. Я верю…
Агония снова скрутила ее. Она храбро подавила ее.
— Я верю тебе, муж мой. Нас держали в темноте.
Мак-Кой протянул руку к Споку. Маленький прибор произвел еще одну операцию. Мак-Кой поднес к ее глазам то, что было ее “инструментом послушания”. Горечь огромной потерн легла тенью на ее темные глаза, и она потеряла сознание.
— С ней все в порядке? — спросил Кирк.
— С ней будет все в порядке. Я останусь с ней.
Кирк позвал:
— Мистер Спок, — фабринианский тайник.
Они подошли к монолиту, и тут раздался гневный голос Оракула.
— Вы осквернили храм!