— Мой спутник остался снаружи, — сказал Мак-Кей. — Никаких поводов для беспокойства.
— Пригласите спутника, — сказал калебан. Мак-Кей мгновение поколебался, потом крикнул:
— Фурунео! Идите сюда!
Планетный агент, кряхтя, протиснулся в отверстие, спустился вниз и присел на корточки слева от Мак-Кея.
— Снаружи адский холод! — сказал он. Его нос был сильно заложен, а сам он сильно дрожал.
— Низкая температура и высокая влажность, — согласился с ним калебан. Мак-Кей увидел пластину, вышедшую из стены рядом с отверстием и закрывшую его. Ветер, пена и шум прибоя сразу же исчезли.
Температура внутри начала подниматься.
— Скоро станет жарко, — сказал Мак-Кей.
— Что?
— Жарко. Вспомните инструкции. Калебаны любят сухой и горячий воздух, — одежда на нем и на Фурунео стала нагреваться и слегка парить. Мак-Кей почувствовал, как мокрая рубашка приклеивается к телу.
— Верно, — фыркая, сказал Фурунео. — Но пока что мне еще недостаточно тепло. А теперь пройдем вперед?
— Нас пригласили побывать здесь, — сказал Мак-Кей. — Мы ему не помешали, потому что нечему было мешать.
Он снова повернулся к “половнику” и замолчал.
— Где он? — через мгновение спросил Фурунео.
— В этом “половнике”.
— Да… Я, ах — да!
— Бы можете называть меня Фанни Мей, — сказал калебан. — Я способен воспроизводить свой род, и в этом аспекте вы можете рассматривать меня как женщину, хотя мы и не знаем различия полов.
— Фанни Мей, — ошарашенно повторил Мак-Кей. “Как бы мне увидеть эту проклятую штуку, — подумал он. Где ее лицо?” — Мой спутник — Алихино Фурунео, планетарный агент Бюро Саботажа. — “Фанни Мей! Проклятье!”
— Рад познакомиться с вами, — сказал калебан. — Разрешите спросить вас о цели вашего посещения?
Фурунео почесал правое ухо.
— Как мы слышим все это? — пробормотал он, качая головой. — Я понимаю слова, но…
— Неважно, — пробурчал Мак-Кей. Он повернулся к “половнику” и сказал. — Я… у меня приказ… Я ищу калебана, который находится в услужении у Млисс Эбнис.
— Я принимаю ваш вопрос, — сказал калебан.
— Принимаете мой вопрос?
Мак-Кей попытался покачать головой, чтобы таким образом, если удастся, обнаружить хоть признаки внешности того, кто, как он предполагал, имел видимую субстанцию.
— Что вы делаете? — спросил Фурунео.
— Я пытаюсь разглядеть его.
— Вы ищете видимую субстанцию? — спросил калебан.
— Да, — сказал Мак-Кей.
“Фанни Мей, — подумал он. — Это напоминает открытие планеты Говахия, когда первый исследователь-землянин встретил лягушкоподобного говахинца, а тот представился ему как Вильгельм. На каком из девяноста тысяч миров калебан откопал это имя? И почему?”
— Я создам отражение, — сказал калебан, — которое спроектируется снаружи и покажет мою внешность.
— Мы его увидим? — прошептал Фурунео. — До сих пор никто не видел калебана.
— Ш-ш-ш-ш.
Что-то диаметром в полметра, овальное, зеленое, голубое и оранжевое, без видимой связи с находящимися здесь предметами, материализовалось над гигантским “половником”.
— Представьте себе это как сцену, на которой перед вами появляется мое “я”, — объяснил калебан.
— Вы что-нибудь видите? — спросил Фурунео.
Зрительные нервы Мак-Кея создали неопределенное ощущение чего-то живого, что бестелесно и ритмически танцевало в цветном овале, словно морской прибой в пустой раковине. Ему вспомнился его одноглазый друг, и как трудно было сконцентрироваться на его единственном глазу и не замечать второй, пустой глазницы. Почему он, идиот, не хотел купить себе новый глаз? Почему он мог…
Мак-Кей сглотнул.
— Это самая странная вещь, которую я когда-либо видел, — прошептал Фурунео. — Вы видите это?
— Я верю вам, — сказал Мак-Кей.
— Попытка визуального наблюдения не удалась, — сказал калебан. — Может быть, я использовал недостаточный контраст.
Мак-Кею показалось, что он услышал печальные нотки, и он спросил себя, не было ли это слуховой галлюцинацией. Может быть, калебан сожалеет о своей невидимости?
— Это хорошо, — сказал Мак-Кей. — Мы теперь можем говорить о калебане, что…
— Может быть, зрение к этому непричастно, — прервал его калебан. — Мы находимся в таком состоянии, когда помочь ничем нельзя. “С таким же успехом можно спорить с ночью”, — сказал один поэт.
Казалось, калебан тяжело вздохнул. Это была грусть, печаль о неотвратимости судьбы.
— Вы чувствуете это? — спросил Фурунео.
— Да.
Глаза Мак-Кея горели от напряжения. Он часто мигал. Между двумя миганиями он увидел внутри овала что-то похожее на цветок — ярко-красный, пронизанный черными венами. “Цветок” медленно распустился, вспыхнул, пропал, распустился снова. Мак-Кей, полный сострадания, почувствовал потребность протянуть руку и коснуться его.
— Как прекрасно, — прошептал он.