Был хан каракалпаков молод, широкоплеч, вспыльчив, чужд придворного этикета, хотя жил некоторое время при бухарском эмире, и скор на расправу. Одевался, как простой степняк, однако стояли за его спиной все родовые объединения арыса конграт, а курган Тимурсултана мог при необходимости вместить несколько тысяч человек и был, пожалуй, самым укрепленным и неприступным в Приаралье.
То и дело сменявшиеся на хивинском престоле ханы не раз пытались взять его штурмом, но терпели неудачи.
Сын некогда правившего Хивой Мусахана Тимурсултан был для них реальной угрозой, тем более, что не раз заявлял о своих правах на престол и даже ходил походом на Хиву, однако захватить город не смог. Последнюю попытку избавиться от настырного конкурента совсем недавно предпринял Шергазыхан: его послы во главе с Кулымбаем должны были, чего бы это ни стоило, убить Тимурсултана. Однако последний сразу же заподозрил неладное, велел схватить послов и отрубить им головы.
И теперь, разглядывая из глубины юрты стоявших возле коновязи незваных гостей, он старался определить, кто они такие, зачем пожаловали и как с ними обойтись.
Трое не внушали доверия. Тот, белоголовый, судя по одежде, — простолюдин. Нарядился дехканином, но и дураку ясно — не азиат. Второй по крайней мере одет по-европейски, хотя нахлобучь на него чугурму — сойдет за туркмена. Лицо узкое, решительное, глаза смелые. От такого чего угодно ждать можно. Тот, что в мундире, пожалуй, и в самом деле русский офицер, недаром и Ходжа-Нефес с ними. Туркмена Тимурсултан знал. Этому с Шергазыханом под одним небом не жить: тех, кто с русскими заодно, Шергазы не милует. Особенно теперь, после разгрома отряда князя Черкасского.
Тимурсултан провел ладонями по лицу, словно паутину смахнул. Одно ясно: Шергазыхан их подослать не мог. А коли так…
— Агабий! — властно произнес Тимурсултан. — Зови гостей в юрту. Вели барана зарезать, да пожирнее.
Поздно ночью, когда осоловелые от обильной еды и выпитого кумыса гости улеглись спать, Тимурсултан вызвал из юрты Ходжа-Нефеса. В высоких зарослях заунывно посвистывал ветер. Всхрапывали в темноте лошади.
— Им не верю. Тебе верю, туркмен, — сказал Тимурсултан. — Говори, зачем приехали.
— Зря не веришь. — Нефес кинул под язык щепотку насвая. Продолжал, чуть пришептывая: — Тот, светловолосый, — раб Шергазыхана. Пришел с князем Бековичем-Черкасским. Хан обещал отпустить русских пленников-обманул, сделал рабами. Теперь у них одна дорога — убить Шергазы. Тогда, может быть, домой вернутся.
— А те двое?
— Один — офицер, другой — чиновник белого царя.
— Чего хотят?
— Помочь своим освободиться от рабства.
— Откуда пришли?
— С Каспия. Там у них крепости.
— Знаю.
— Если новый хан пожелает принять русское подданство, через пару недель русские войска вступят в Хиву. С таким союзником хану никто не страшен. Поговори с полковником, он подтвердит.
— Чиновник зачем приехал?
— Деловой человек. Будет на месте скупать хлопок, люцерну, коконы.
Неподалеку залаял-завыл волкодав, всполошил собак всего кочевья.
— Думаешь, убьют Шергазыхана?
— Убить-то могут. Сами из Хивы не выберутся. Разве что ты поможешь.
— Ты бы помог?
— Видишь — помогаю.
— А мне?
— Что тебе?
— Поможешь, если ханом в Хиве стану? Ты с русскими дружишь. Пусть примут в подданство.
— Помогу.
— Смотри, Ходжа-Нефес, с огнем играешь!
— Не пугай. Знаю, на что иду.
— Завладею престолом, — главным визирем будешь. Мое слово — крепкое.
— Мое — тоже.
Помолчали. Каждый думал о своем.
— Иди спать, Ходжа-Нефес.
— А ты?
— С ишаном посоветуюсь.
— Не надо.
— Почему?
— Все они заодно с ханом.
— Мой — нет.
— Ну, смотри сам. Не верю я им.
— Моему — верь. Прощай, Ходжа. Завтра поговорим.
— Прощай, Тимурсултан.
Вернувшись в юрту, туркмен ощупью, не зажигая огня, улегся на свое место. Немного погодя легонько похлопал Симмонса по плечу, прошептал еле слышно:
— Спите, таксыр?[8]
— Нет.
— Слышали?
— Слышал.