И попытался искушать ее:
- Мамочка, ты сможешь стать благодетельницей всей нашей стороны.
На это мамочка отрезала:
- Не делай никому добра, а не то потом проклянут!
Вот так задача. Ну никак это не вяжется с моею двойной бухгалтерией...
И приуныл я: видать, не спросят потомки обо мне с Евфросинией Петровной, не будут пытаться подвести баланс в моей Книге содеянное нами Добро и Зло...
Назавтра, после приключения на пруду, где-то уже под вечер, пришел к нам председатель Ригор Власович. Вместе со своей неизменной тетрадкой, которую носил за пазухой, принес он небольшую книжечку и протянул ее мне:
- Конец мелкобуржуазной стихии! Теперь даже мерить будем не по-ихнему. Ме-тер, слыхали?.. Вот чем будем мерить. Они все аршинами, а мы будем отмерять товар народу метра-ми!
- Сперва надо этот товар иметь, - вздохнул я.
- Будет! - сказал он убежденно. - Ежели Антанту разбили, то на штаны как-никак наберем.
Мне очень хотелось верить ему.
- Дай бог, - улыбнулся я, - нашему теляти волка съесть.
Ригор Власович посмотрел на меня с подозрением.
- Стихия. - Потом обвел взглядом хату и спросил: - А где же ваша паненка?
- Пошла в волость, в костел.
Ригор задумался, но не проронил ни слова. Только глаза его, светлые и пристальные, потемнели.
- Вчера у младших Титаренков снасть отобрал. А рыбу отправил в город для голодающих. - Он стиснул зубы, насупился. - Живоглоты... - Потом вздохнул: - Я вас, Иван Иванович, очень уважаю... Так не ходите на пруд. Потому как, если ничего и не поймаете, ну, может, несколько раков, а живоглоты треклятые на вас кивать станут.
- Хорошо, Ригор Власович.
- Вы думаете - я рыбы не наловил бы? Ого-о! И кто бы мне что сказал?.. Да как подумаю, что народ где-то голодает, не доживши до мировой революции, так с себя мяса нарезал бы - нате, люди, а мне и костей оставшихся хватит.
- Зачем же так? Революционер должен и о себе позаботиться. Один раз человек на свете живет.
- Нет! То не революционер, который в три горла жрет, когда народ голодает. Такого я расстрелял бы заодно с живоглотами теми, контриками. Нет, и не говорите мне!
Некрасивое угловатое лицо его пылало таким благородным гневом, что он определенно стал мне нравиться. Думаю, что в такую минуту он мог приглянуться любой женщине.
- Ой, Ригор Власович, идеалист вы!..
- А это еще что такое?
Я объяснил.
- Не-е, - покачал он головой. - Живу на земле, как и думаю. А думаю про революцию.
Мысленно я его тоже записал в свою Книгу Добра и Зла.
Но приговор свой еще не вынес - пусть пройдет все соблазны: власти, познания человеческой мудрости, познания любви. Ибо тяжело человеку удержаться в чистоте, когда дано ему наивысшее счастье - овладеть этими тремя статьями личного могущества.
- Ну хорошо, - сказал я, чувствуя себя в это мгновение Мефистофелем, - революционеров очень много. Так много, что их подвигов да и их самих никто из потомков не сможет вспомнить. Так какое же воздаяние вы, коммунисты, получите за свою жертвенность, если и в бессмертие души сами не верите?
Ригор молчал очень долго. Только желваки играли на челюстях от досады: то ли на меня, то ли на самого себя. Потом сердито сверкнул глазами:
- Вот скажите мне, Иван Иванович, чья вера лучше - наша или тех живоглотов?
- Ну конечно же ваша.
- И наивернейшая, ведь так?
- Ну, пускай так.
- А что те живоглоты делали с революционерами, которые сбивали людей с ихней веры?
Я замялся.
- Вот видите, - укоризненно покачал головою Ригор. - Так что вы меня с моей веры не сбивайте! Про душу я сейчас ничего не скажу, потому как, стало быть, образование у меня не такое. Но узнаю. И если ее, души той, и нету, все одно буду работать без корысти! - Помолчал немного. - А вы тут вашу паненку не эксплуатируете?
Я вытаращил глаза.
- То есть как? Я - да в роли эксплуататора? Ну, Ригор Власович!..
- Знаю, знаю. Но спросить - моя обязанность. А ну как она, к примеру, захочет вернуться в Польшу, так чтоб не сказала там: "И в Советской России меня, мол, все одно эксплуатировали".
- Не скажет. Она живет с нами одной семьей, а то, что зарабатывает в школе, все получает до гроша.
- Это хорошо. Мы должны быть безгрешны перед мировым пролетариатом... А как вы думаете, к кому она больше склонна - к живоглотам тем или к пролетариату?
- Думаю, что к пролетариату, Ригор Власович... Вот только слишком она богомольна.
- Пустое это. Если останется у нас, мы ей быстренько выбьем бога из головы.
- Как знать, как знать...
- Так вы скажите ей, Иван Иванович, пускай у нас остается, не уезжает в Польшу. Все больше будет нашего пролетариата...
Я улыбнулся в душе: "Вот оно что!" Вслух же произнес:
- А вы сими с ней поговорили бы, Ригор Власович. Вам, партийному, она скорее поверит.
- Надо подумать, - сразу же согласился он. - Оно конечно, как партийный да еще власть...