София это, очевидно, почувствовала, ибо прошептала виновато:
- Пошли, что ль, в ту комнату... - И, придерживая дочку за талию, легонько, но настойчиво, повлекла ее к двери.
- До-о-ченька моя! - сказала мать протяжно и трагично, словно жалуясь, точно оплакивая свою судьбу и одновременно как бы утешаясь чем-то. - До-о-ченька моя-а-а! Не суди свою мать - ибо грех!
- А как же наш тата? - сквозь зубы сказала Яринка. - Они еще, может, придут!.. - И зарыдала без слез - злостно, одним только прерывистым дыханием-стоном, всем дрожащим телом, своей страстной ненавистью, которая обезобразила ее лицо.
- Не придет наш батя никогда... - глухо промолвила София и перекрестилась. - Мир праху его и в вышних покой! Не придет наш тата, доченька, семь лет прошло, как нет его. Если б был, то и безногий, а дополз бы до своего порога... А нам с тобою хозяин нужен, мужской глаз да рука твердая...
- А без него мы разве бедовали? Дяди мои разве не помогали нам?
- В печенках у меня сидит эта помощь твоих дядек! - в сердцах сказала София. - За ту их помощь у меня аж плечи трещат на отработках, дядьки твои такие добрые да ладные, что и сорочки с себя не пожалеют, только бы с тебя потом содрать сорочку вместе со шкурой!.. Да и не монашка я, обета такого не давала. Хотя, может, и поздно, но хочу счастья изведать!
- А я? А я? - крепко зажмурив глаза, закричала в отчаянии Яринка.
София зажала ей рот ладонью.
- Чш! - почти с ненавистью зашипела. - Цыц, дурная! Как подрастешь, узнаешь, где правда. Ты все о себе... для своей пользы... своего покоя... а мать пусть мучается всю жизнь, пусть сердце ее леденеет... - И София сама разрыдалась.
И они стояли и плакали, ропща друг на друга. И обе понимали: правда в их словах обоюдная и обида каждой одинаково весома. И это, возможно, в какой-то мере примирило их хотя бы временно.
Постепенно стихал плач, вздыхали глубоко, обиженно, а затем и вовсе умолкли. Смотрели каждая в какое-то местечко на стене, уйдя в свои мысли, которые словами не выскажешь, ушами не услышишь, которые щемят душу.
Потом София сказала негромко и спокойно:
- Выйду я за него замуж, что б ты там ни говорила. Татом можешь его не звать, а отцом чтоб считала. Любить не приневолю, а уважать должна. Запомни, что сказала. Вот так! - закончила она твердо. И вышла из комнаты.
Яринка выбежала следом за ней. В первой комнате, где спал Степан, она нарочно опрокинула пустое ведро и хлопнула дверью так, что вокруг арцабы* осыпалась глина.
_______________
* А р ц а б а - короб дверного проема (укр.).
Степан рывком стянул с себя рядно, бессмысленно оглядывая комнату. Потом широко улыбнулся Софии.
- Приснилось - на фронте артиллерия бьет...
- Вставай ужо. Поздно... - мягко, но озабоченным тоном произнесла София. - Я и так тебя не будила - пусть, думаю, поспит... Ты же так наработался... - улыбнулась она.
- А верно, копны четыре смолотил, - Степан слегка подморгнул ей. - И еще бы обколачивал!
- Всего стожка за раз не вымолотишь. Умаешься.
- Да, но стремиться к этому надо!
Он сидел на краю постели и позевывал, разводя руки.
- Иди сюда! - приказал с ласковой угрозой. - Кому говорю?
София подошла. Медленно, с материнской снисходительностью. Степан, поднявшись, обнял ее и спрятал голову у нее на груди. Зажмурился, долго молчал.
- Ты пахучая, - сказал наконец. - И красивая. И сладкая.
- А ты глупенький.
Минуту спустя София мягко освободилась из объятий, потом потрепала его короткие волосы.
- О мужчины, мужчины! - произнесла тоном матери, мудрой и снисходительной.
Он снова потянулся к ней. София отступила.
- Яринка войдет.
Степан отпрянул и стал одеваться с торопливостью солдата после побудки.
- Готов. - И, подкравшись к ней, воровски поцеловал в шею.
- Н-ну! - шутя замахнулась София. - Как оса на сладкое!
Вошла в хату Яринка, обожгла Степана взглядом - горячим, черным и настороженным.
Степан улыбнулся смущенно и как-то глуповато.
София заметила их немой разговор, но притворилась, что это ее не интересует.
- Доченька, бычка сегодня не пускай с коровой, вчера, окаянный, все вымя ежом* поколол. Сегодня доиться не давала. Нарубишь ему картошки помельче и засыплешь грисом**.
_______________
* Е ж - колючий намордник, надеваемый теленку, чтобы корова не подпускала его к вымени.
** Г р и с - пшеничные отруби.
- Ладно, - сквозь зубы процедила Яринка. - Вы все бы на меня взвалили.
- Аль тяжко?
- На черта оно мне. Чужое.
- Ты помни, о чем говорили! - с угрозой, понятной лишь им, сказала София.
- Уже позабыла! - сухим, как кремень, взглядом полоснула ее Яринка.
София со Степаном быстро пообедали и спустя каких-то полчаса поехали на поле. Сегодня они изрядно запоздали.
Мать не успела прибрать постель на нарах. Яринка взглянула на тугие подушки, с вмятинами от двух голов, на рядно, которым мать укрывалась с ним, и ей почему-то стало неимоверно стыдно. И вспомнила Марию Гринчишину на возу с Фаном, и мурлыкающий голос парубка: "Ой, не спится, не лежится", и свое, загнанное в самую глубину сознания, жгучее, затаенное от всех и самой себя любопытство - "а что оно, что оно?".