89880.fb2
- Дурная! Так чего бы я тебя гнал сейчас?..
- Потому... потому... - женщина растерялась. Затем вроде бы сообразила: - Потому что другую заприметил. Ага! - злорадно, со злостью отчаяния засмеялась она. - А Сопия своего из рук не выпустит! Да как-нибудь сонного и выхолостит. Как бычка!
Степана передернуло от ее ненависти.
- Ну, ты! Змеюга!
- А ты - живоглот! Не зря с Сопией снюхался!
- Брешешь! Я - за большевиков, за коммуну воевал!
- Ты?! - Она остановилась, лицо ее исказилось от брезгливости. - За коммуну, говоришь?.. Ты, банда? Ну, убивай! Ничипора убили и меня убивай!
Кровь ударила Степану в лицо.
- Эй ты, кто твоего Ничипора убивал!..
- Такие, как ты, живоглоты, паны, ироды!
Степану дух перехватило. Бросил вилы наземь. Долго не сводил с нее удивленного взгляда.
- М-меня так?! Две раны... контузия...
- Ты себе одну конфузию имеешь - Сопию, а у меня три конфузии голодных! Да еще мать сухорукая!
- А огород? А поле?..
- А пахать - ногтями? По стерне сеять? Много уродит? Да и за боронки вам, живоглотам, плати!
- Да погоди, говори толком!.. А комбед? А каведе*?
_______________
* К В Д - касса вазимодопомоги (взаимопомощи).
- Твой комбед сам после рождества зубами щелкает... Ну, дадут пуд, ну два... Где возьмут больше?.. А твое каведе задаром не дает... Ты за меня, что ли, отдашь? Небось не ко мне в приймы пошел, а к Сопии. Потому как богатейка!..
- Да какая она богатейка!.. - с досадой произнес Степан. - Как и все...
- А поди ж, паляницы наминает до нового... Да салом тебя кормит, чтоб рядом с нею не спал, как чурбан! А мне вот приходится у вас, живоглотов, воровать! Воровать!.. О боже милосердный!.. Ты думаешь, легко это воровать? Да эти снопы на себе нести... Носить бы тебе мое горе до смерти!
- Погодите, погодите... Не тарахтите... Ну, тише, говорю!.. Кабы я знал!.. - Степан порывисто снял с ее плеч сторновки и в сердцах отбросил прочь. - Погодите, дайте сказать!.. Если б я знал, говорю!.. Слышьте, будьте добры, простите меня, дурного! Совсем ума решился, послушал жинку... Ну, побейте, если хотите, все стерплю!
- Пусть тебя гром побьет!.. Ой, да каждый из вас на твоем месте так же поступил бы... Потому как у богатого и сила, и правда... Ну, дожить бы мне, чтоб на вас, куркулей, еще одну революцию...
- Говорите, говорите что хотите! Все говорите! Все, что наболело. Но только я теперь вас без помощи не оставлю. Вот придет пора сеять - и вспашу и засею. Чтоб у меня язык отсох, если брешу!
Женщина печально покачала головой.
- Ой, сколько на свете добрых! Да только не хватит вас на всех вдов, да калек, да убогих! А говорили - революция вам все даст!..
- Ну что мне делать?
- Если б я знала!..
- Простите, прошу!
Женщина долго молчала.
- Бог простит... - вздохнула. - Да и вы, человек добрый, простите меня!
- Так пойдемте вместе. Я сам понесу ваше рядно с житом до села. Как-никак, а фунтов десять будет.
Женщина не ответила, только всхлипнула. Брела поодаль, маленькая и настороженная, как диковатая девчушка.
- Сопии скажете? - спросила исплаканным голосом.
- Нет.
- Так не говорите. А не то в пух разнесет. А я уж больше никогда, никогда не пойду. Пусть и погибну с детьми.
- И не ходите. Что-нибудь придумаем.
- И забудьте, что я вам тогда сказала. Чего только не скажешь с отчаяния.
Он не понял.
- А что?
- Мужчин я не принимаю.
- Да, да... А как вас звать?
- Да Василина ж. Одинец Василина. А моего убили. Он вместе с Ригором служил. А на детей что-нибудь будет, не скажете? А не то - хоть в петлю лезь...
- Да, верно, что-либо назначат. Нужно к Ригору...
- А я из-за горя своего даже не подумала.
- Я сам спрошу.
Когда подошли к селу, уже развиднелось. То ли от зеленоватого отсвета, то ли от усталости лицо Василины казалось серым, словно бы размытым. Степан поглядывал на нее сбоку, видел опущенные от переносицы к вискам темные брови, чуть вздернутый кончик носа, выпяченные губы. И еще на виске локон - большим кольцом. И серебряные сережки с затейливым черным узором были чуть ли не больше самих ушей. И тонкая высокая шея, от вида которой становилось почему-то щекотно. Не ребенок ли? Какая ж она мать троим детям? Только и отличали ее от девчушки-подростка широкие для ее фигурки бедра да чуть выпуклый живот.
- Вы идите сами, а я огородами, - потупилась женщина.
Пошла тропинкой между подсолнечниками и, пока Степан мог видеть ее, все оглядывалась, будто хотела сказать еще что-то.