- Почему? - удивился я.
- Причина пока неясна...
- А, знаю, это чары.
- Чары? - переспросил Друг. - Это не научное понятие.
- Неважно. Кроме науки, есть еще кое-что.
- Науке все подвластно, - возразил он до тошноты безапелляционным тоном. - Не существует ничего, что нельзя было бы проанализировать.
- А ну проанализируй вот это...
И я принялся читать ему одно из древних стихотворений, которое когда-то слышал от Арии:
- <Улыбка>Млечным Путем мой небосклон рассекла. Золотистые пчелы на щеках твоих смуглых жужжат, словно звезды...>
Друг молчал. В наушниках хорошо было слышно, как он гудел напряженно.
- Смотри не сгори от натуги, - засмеялся я и пошел по коридору, погоняемый совсем измучившей меня нервной дрожью.
В иллюминаторах все так же горели звезды, большие и малые, близкие и далекие, словно неведомые чудовища шевелили длинными щупальцами протуберанцев. Я подумал: какая, должно быть, жара в этой топке Галактики, и с ужасом представил, что будет, если хоть на миг ослабнут наши защитные экраны. И, подумав так, свернул по первому же коридору туда, где не мельтешила в глазах мозаика звездных огней. Теперь я знал, куда направлялся, - в баню. Я разделся, с удовольствием похлопал себя по голому животу, шагнул в душевую и повернул рычаг. Дверь мягко захлопнулась. Сразу же сверху, и с боков, и снизу метнулись легкие прохладные струи воды. Они становились все более упругими, гладили, мяли тело со всех сторон.
И кто только придумал это чудо - душ?! Сколько наизобретено разных способов мытья: и воздухом, и электричеством, и с помощью ультразвуковых щупалец, приятно расслабляющих, снимающих усталость, сочетающих, так сказать, приятное с полезным. А обыкновенный первобытный горячий или холодный душ все незаменим. Он и снимает усталость, и бодрит, и успокаивает, и радует...
Закрыв глаза, поскольку пользоваться в душе очками не в моих правилах, я приседал и подпрыгивал, крутился и как бы плыл на упругих струях, распластав руки. Потом закрыл ногой клапан, наполнил душевую водой по самое горлышко и барахтался как хотел в пенных водоворотах, в волнах воздушно-водяной смеси. Я мог нежиться сколько хотел, никуда не торопясь, не опасаясь, что меня кто-то увидит через широкий иллюминатор двери. Я был один на сотни световых лет и наслаждался одиночеством. Только в душевой оно не тяготило меня - это неизбежное в дальних космических полетах самое тяжкое испытание.
И вдруг я почувствовал, именно почувствовал, поскольку не мог открыть глаз, что на меня смотрят. В первый момент я не обратил на это ощущение никакого внимания: то ли еще может почудиться, когда все один да один. Если, конечно, не считать роботов. Потом все же ухитрился взглянуть, заслонив глаза руками, и показалось мне, будто в раздевалке кто-то стоит. Но и тогда не взволновался. Может, это мой же костюм висит на вешалке. Однако поднял руку, нащупал над головой подвижную пластину переключателя. Сразу услышал, почувствовал низкий вой космоса и понял, что гнало меня сюда, в душевую - успокаивающим массажем, шумом воды хотелось заглушить этот вой, отдохнуть от него.
Осторожно, словно опасаясь чего, я открыл один глаз и за водяными потеками на стекле ясно увидел человека. Он стоял в раскрытых дверях и с удивлением, даже со страхом смотрел на меня. Да, да, я мог поручиться, что незнакомец чего-то боялся. Впрочем, незнакомцем я бы его не назвал: у меня было ощущение, что мы где-то встречались и совсем не на заре туманной юности. И в то же время я был совершеннно уверен, что это не Анджей, и не Сергей, и не Лю, и не Хосе. И, конечно, не Ариа. Ее близость я бы ощутил не хуже, чем эту дикую вибрационно-шумовую нервотрепку.
<Может>, космический заяц? - мелькнула мысль. - Но чего он до сих пор не объявлялся?>
Я откинул верхнюю часть иллюминатора и напрямую взглянул на человека.
- Чего уставился? - сказал ему, стараясь оставаться спокойным. Выйди, дай одеться.
- М-да, - сказал он знакомым голосом. - Вот нахал, моется на чужом корабле, командует.
Я растерялся от такой наглости. Но виду не подал. Подумал, что мне только бы добраться до костюма, где в кармане лежала панель связи с корабельными роботами. Тогда мы бы по-другому поговорили. И решил, что называется, взять на горло:
- Это кто на чужом корабле?! А ну выходи!
- Одевайся при мне, - сказал он. - Тут женщин нет.
Решительно шагнув к висевшему костюму, я выхватил из кармана ППП пистолет - преобразователь поля - с твердым намерением вышвырнуть наглеца за дверь.
- Ну, ну, не балуй, - сказал он и попятился, встал за косяком.
- Вот теперь можем и поговорить. Ты кто? - спросил я его.
- А ты кто?
- Ты что, не знаешь, где находишься?
Незнакомец завозился за дверью, беспокойно хмыкнул.
- Кажется, я понял. Слушай, ущипни себя.
- Пожалуйста.
- Ты ущипнул себя за левое ухо?
- Допустим.
- Тогда все ясно, ты - это я.
- Не морочь мне голову...
- Да, да, ты - это я, только ты как бы вчерашний.
- Сам ты вчерашний.
- Да посмотрись же в зеркало.
Я послушался, повернулся к зеркальной стеновой панели и увидел самого себя, как две капли воды похожего на того, что стоял в дверях. Только у того были совершенно сухие, хоть и встрепанные волосы.
- Что это значит?
- Пока не знаю.
- А у тебя от вибрации в животе зудит?
- Еще как!
- Тогда мы и в самом деле одинаковые. Что ж, мне как раз надо обходить корабль. Вдвоем мы это сделаем быстрее. Ты иди налево, а я направо. Встретимся возле рубки. Знаешь, где она?
- Я все знаю...
- Хвастун.
- Сам хвастун.
Обменявшись такого рода комплиментами, словно все происходило в обычной обстановке, мы повернулись спиной друг к другу, и я пошел направо по коридору. Коридор был длинный и узкий с матово поблескивающим шершавым ковриком посередине. Справа и слева тянулись овальные закрытые двери с темными панелями сбоку. Обычно при обходе я трогал эти панели, двери отъезжали в сторону, и за ними вспыхивали зеленые глаза дежурных роботов, означающие, что в отсеках все в порядке. Конечно, можно было и не обходить корабль: Друг сообщил бы о малейшей неисправности. Но роботы роботами, а и человек должен что-то делать. Не просто наблюдать и руководить, а именно делать. Так и велось на всех космических кораблях - <роботу>, а человеку - человеково>.
Но на этот раз я не трогал панели, шагал не останавливаясь, оглядываясь время от времени на свою серебристую <Зину>, бесшумно катившуюся следом. Я знал, куда меня несло: не к рубке, а в обратную сторону - к отсекам сна. Мне надо было, непременно надо хоть мельком взглянуть на своих товарищей, на Ариу, убедиться, что у них все в порядке.