90040.fb2
— Если ты имеешь в виду интерес в сфере недвижимости, то, конечно, можно. Я подниму базу данных в конторе.
— Сведения по всему штату? — поднял брови Роджер. — Я думал, у тебя данные только по городу.
— Нет, я могу узнать все по целому штату. Но конечно, если Николос зарегистрировал собственность на чужое имя, нам ее не найти никогда.
— Они держатся за фамилию Грин, даже когда набиваются по тридцать человек в одну квартиру, — напомнил Роджер. — Думаю, можно смело предположить, что он не зарегистрируется под вымышленным именем.
— Видимо, да, — согласилась Кэролайн. — Когда начнем? Завтра утром?
Роджер оглянулся. Поблизости никого не видно, но с зелеными и серыми это мало что значит.
— Давай сейчас, — неожиданно решил он. — Возьмем машину из гаража и начнем прямо сейчас.
— Машину? — удивленно отозвалась она. — Я думала, тебе не нравится ездить по Манхэттену по субботам.
— Еще меньше мне нравится быть убитым в собственной постели, — мрачно ответил Роджер. — Кроме того, если мы действительно что-нибудь найдем, надо будет сразу туда ехать. Надеюсь только, что не забыл заправить бак, когда ставил машину.
У Кэролайн ушло два часа на то, чтобы составить полный список Гринов, владеющих крупными земельными участками в радиусе двухсот миль от города. Потом еще два часа они пробивались через безумные субботние пробки, пока, наконец, не выбрались за пределы города. Нашли скромный мотель неподалеку от Тарритауна, взяли у регистраторши два набора туалетных принадлежностей и уселись изучать список.
Через полчаса они нашли то, что искали.
— Вот, — объявил Роджер, постучав пальцем по строчке с записью об участке в двести акров, расположенном на холмах между Шандакеном и Бушнеллсвиллем. — «Э. и Н. Грин ассошиейтс». «Э» — Элимас, «Н» — Николос.
— Очень похоже на то, — согласилась Кэролайн. — Хотя я до сих пор не представляю, что мы там найдем.
— Я тоже, — признался Роджер. — Может быть, это всего лишь запасной район, который Николос создал на экстренный случай, когда они только прибыли. Но все-таки хочется узнать, что он там затеял. — Он бросил взгляд на часы. — Пожалуй, пора ложиться. Утром придется ехать еще часа два, надо встать как можно раньше.
— Да. — Кэролайн вдруг сникла. — Роджер… ты ведь не думаешь, что ревуны и молоты-пистолеты так напугали Ференцо, что он просто сбежал, а?
— Ну почему, возможно, и так. — Роджер ободряюще сжал ее руку. По правде говоря, такое ему и в голову не приходило. Да она и сама в это не верит. — Но что бы ни случилось, сейчас мы уже ничего поделать не можем, — добавил он. — Пойдем спать.
Первое, что заметил Ференцо, когда сознание стало к нему возвращаться, был какой-то рассеянный свет. Второе — что привычный шум города доносился приглушенно, но все же не так, как у него дома.
Наконец он почувствовал, что замерз.
Он осторожно открыл глаза. Свет остался таким же рассеянным — какое-то кремовое свечение, казалось, заполняло небо. Несколько раз моргнув, Ференцо неуверенно вытянул руку вверх.
Пальцы инстинктивно отдернулись, наткнувшись на что-то мягкое и пружинящее. Он снова моргнул, и зрение неожиданно прояснилось. Он лежал под какой-то тканью, натянутой наискось, как скат палатки.
Ференцо повернул голову, и шею пронзила острая боль. Нет, не палатка, просто навес, прикрепленный справа верхним краем к грубой бетонной стене на высоте около трех футов. Он опустил взгляд: стена упиралась в плоскость, покрытую кровельным материалом, на которой он и лежал.
— Очнулся? — послышался знакомый голос. — Как самочувствие?
Подняв голову, Ференцо заметил, что он до подмышек закрыт тонким одеялом того же цвета, что и тент. Иона сидел у тента, прислонясь к бетонной стене.
— Получше, — ответил Ференцо. — Мне кажется, или тут действительно холодно?
— По большей части кажется. Когда тебя бьет ревун, то одно из удивительных последствий заключается в том, что реакция тела на боль непредсказуема. В трех случаях из пяти тебя тошнит, а потом несколько часов знобит. Если надо, могу дать еще одно одеяло.
— Да нет, все в порядке. — Ференцо повернулся на правый бок и подпер щеку рукой.
Теперь, когда он уже окончательно проснулся и начал шевелиться, ощущение холода отступило. Полицейский поднял руку и взглянул на часы: третий час, воскресенье. Он проспал почти восемнадцать часов.
— Где я?
— На крыше в китайском квартале. Отсюда мне приказано следить за зелеными в парке Сары Рузвельт и смотреть, не появится ли Меланта.
— Вот как. — Ференцо украдкой потрогал нагрудный карман и с облегчением услышал хруст бумаги. Стало быть, рисунки при нем. — А кто приказал?
— За разведку и укрепленные пункты здесь отвечают Хафдан и его сыновья. — Иона натянуто улыбнулся. — Тебе это хоть что-нибудь говорит?
— Вполне достаточно, — почти искренне ответил Ференцо. — На самом деле о зеленых и серых в Нью-Йорке мне известно все. — Он со значением поднял брови. — Иона Грей, не так ли?
На лице Ионы ни один мускул не дрогнул.
— Неплохо. На самом деле я не Грей. Это зеленые демонстрируют всему миру свою национальную принадлежность. А мы уже несколько десятилетий живем, принимая новые имена.
— Но ты же серый?
— Да, хотя сильно сомневаюсь, что ты понимаешь, что это значит.
— Давай попробую угадать, — предложил Ференцо. — Ты можешь лазать по стенам домов, становиться невидимым, у тебя есть исчезающий пистолет, ты можешь летать, и ты не человек. Я что-нибудь пропустил?
Иона поджал губы.
— Ты наблюдательнее, чем я думал, — неохотно признался он. — Это ставит меня в неловкое положение.
— Ну, извини. — Ференцо осторожно пощупал наплечную кобуру. Пистолета на месте не было. — Не пойму только, зачем тратить столько усилий, спасая мне жизнь, чтобы затем самому уничтожить меня.
— Зеленые не стали бы тебя убивать, — сказал Иона. — Полицейского? Они бы не посмели.
— Тебя же они пытались убрать, — заметил Ференцо.
Иона отмахнулся.
— Совершенно другое дело. И не волнуйся, я не собираюсь лишать тебя жизни. Просто твое вмешательство все еще больше усложняет.
— Похоже, сложности — это тема дня, — сказал Ференцо. — Ты можешь, по крайней мере, сказать, зачем ты здесь?
— Уже сказал. Ищу Меланту.
— Я имею в виду на Земле. Что вам нужно здесь?
Иона пожал плечами.
— То же, что и всем, — немного грустно ответил он. — Жить, работать, растить детей в мире. «А мне отдайте из глубин бездонных своих изгоев, люд забитый свой».[3] Это о нас.