— Вздумай я писать «оппозиционные» статьи, — дернул плечом журналист, — я бы спровоцировал самых невежественных и бедных людей именно на такой стихийный погром. У нас-то, писак, свобода слова. Можно лаять, что хочешь, выпускать пар, и Стейр милосердно снисходит к порочной и неблагодарной натуре низших слоев. Мол, мы их поим и кормим, даем им образование и вон, даже перо в руки, и полную свободу говорить…
— Канцлер понимает, и все мы понимаем, что словом у нас ничего не изменишь… — медленно произнесла Ри; она выглядела все более усталой. — И уж, конечно, ничего не изменишь тем мордобоем, о котором вы сейчас говорили. Казнь зачинщиков…
— Не была нужна, не имела смысла, — Элено резко опустил бокал на стол, раздался стук. — Извините, Ресс. Один ивельт может раскидать в драке дюжину человек, а силой воли подчинить себе толпу.
— Я это знаю, — Ри сжала сплетенные в замок пальцы. — В таком случае казнь — это убийство, тут даже о самозащите смешно говорить.
Элено заинтересованно склонил голову в бок:
— А как вы, ивельты, отнеслись к этому?
— Как всегда, — подняла брови Ри. — Что таково бремя власти. Пришлось ценой непростого для власти решения, непопулярных мер, взяв огромную тяжесть на свою совесть, казнить полторы сотни человек, чтобы остальные вернулись к порядку, чтобы беспорядки не переросли в массовые волнения и не пришлось бы убивать уже сотни, тысячи… Что Стейр скорбит, что берет эту кровь на себя ради спасения других. И не скоро еще мы изживем гнилые корни неблагодарности, зависти и злобы в низших слоях… — Ри махнула рукой. — Как-то так.
— И наши писали примерно то же самое. Конечно, все «Лизоблюды» и «Врали» сразу же провели анализ событий. Парень, которого избил ивельт, оказался маргиналом с самыми низкими наклонностями, не желал проходить психокоррекцию, не хотел работать, хотел пьянствовать, в кабаке сам по-хамски спровоцировал ивельта. И друзья его были не лучше. Ну, и обычая патетика: ах, эта извечная быдляцкая зависть к тем, кто красивее, лучше, умнее, элементарно чище одет. Эта скотская ненависть к ивельтам за их богатство, молодость, бессмертие, здоровье!.. Вот и выплеснулось в кровавую бойню.
— Да, так и говорят, и будут говорить всегда, — усмехнулась Ри.
— Именно, — подтвердил Элено. — Недовольство действительно бродит, как закваска, среди низших слоев. Но носители недовольства, как нам внушают, — это маргиналы, завистники, лентяи, не желающие созидать собственную жизнь, призывающие разрушать. Чтобы каждому из нас стыдно было признаться, что он сам — один из них! Средний класс у людей тоже называет их «быдляками».
Сами видите, Ресс, — закончил Элено. — Потому-то я — всего лишь презренный охотник за светскими новостями, а не оппозиционер. Ни на что, кроме еще одного "бунта 807-го", люди не способны. Будет много крови, бунт подавят, и все проникнутся почтением к власти, состраданием к Стейру и надеждой, что он и впредь защитит нас от стихийных вспышек. Среднему классу ведь очень хочется жить спокойно, а это не получается, если у тебя под окнами офиса или хуже того — спальни кричат "Бей ивельтов" и воет полицейская сирена. И когда все это наконец усмирят, то "приличные граждане" готовы сами взять в руки бластер и расстрелять нарушителей тишины. Так что Стейр — наш вечный спаситель.
Ри некоторое время сидела неподвижно. Молча потянувшись за бутылкой, она наполнила бокалы до краев. Ее взгляд вопросительно остановился на Элено.
— Вы не такой, как они. А вы ведь тоже из "среднего класса"? Как это получилось?
Журналист усмехнулся углом рта:
— Среди любой пшеницы найдутся плевелы
— Выпьем за плевелы, — предложила Ри.
В эпоху, когда ивельты управляли гигантской космической империей и осуществляли полный контроль над судьбами тысяч и тысяч народов, они столкнулись с жестокими демографическими кризисами в подвластных мирах.
Население миров чувствовало себя нищим — не потому, что ему было нечего есть, а при виде баснословного богатства элиты. Разница в уровне жизни, гнетущее ощущение себя вторым сортом на фоне феерических удовольствий богачей вызывали массовые депрессии. Противовесом становились разнообразные развлечения. Дешевые бары, свободная любовь под защитой контрацептивов процветали под владычеством ивельтов везде.
Тогда была запущена государственная программа по предотвращению кризиса рождаемости. Долгом каждого здорового мужчины и каждой здоровой женщины стали сдача материалов для генетических фабрик. "Дети из пробирки" обеспечивали приток рядового населения миров из расчета, чтобы на рынке труда всегда оставалась конкуренция.
На Земле Горящих Трав возможность регулировать численность населения стала настоящим спасением для ивельтов. Создав генетические фабрики, они практически сразу получили достаточно человеческих ресурсов для заселения своих мегаполисов и расширения производства.
Ри привыкла считать, что развитие под контролем ивельтов — заведомое благо для низших народов. Неконтролируемая свыше цивилизация — это войны, эпидемии, концлагеря, перевороты, голод. Ивельты утратили многие знания о своем прошлом, но Ри было известно, что именно через это прошла их собственная цивилизация, прежде чем ивельты изобрели паразита, стали полубогами и получили возможность осуществлять так называемую "милосердную диктатуру" над зависимыми народами.
Миссия ивельтов долго казалась Ри благородной. Им, полубогам, ничто не препятствовало превратить людей Земли в рабов, даже убивать их из азарта и для забавы. Но ивельты не только не делали этого, а еще и заботились о них, опекали и учили чтить вселенский принцип!
Взгляды Ресс Севан начали меняться из-за одного заинтересовавшего ее когда-то вопроса.
Чем же объяснить, спрашивала себя Ри, что часть этих прекрасных демиургов однажды восстала против собственных соплеменников? Множество миров и их народы были для ивельтов материалом, научившись правильно обрабатывать который, они строили собственную жизнь как свободную, яркую, ценную, красивую и более важную и ответственную, чем миллиарды других жизней. Из-за чего появились мятежные боги, начавшие уничтожать паразитов, собственными руками лишая себя бессмертия и сверхчеловеческих сил?
Ри неоткуда было узнать, как смотрели на это сами повстанцы. В ее распоряжении имелись только аналитические труды ученых-ивельтов, написанные уже на Земле. Они сводились к давно знакомым ей тезисам: что неповиновение властями — психическое отклонение, в основе которого лежат детские обиды и комплексы, чувство неполноценности, жажда самоутверждения как компенсации. Протест — это ничто иное, как сублимация, когда недостаток сексуальной жизни люди пытаются компенсировать разрушительной социальной деятельностью.
Но Ри не успокаивал такой ответ. А что если причина недовольства в другом, задавалась она вопросом. Не в детских травмах самих повстанцев и не в их сексуальной жизни?
Теперь Ри делилась своими размышлениями с Элено. Они уже обращалась друг к другу на «ты», и он звал ее Ри, и она, по ивельтской моде, часто сокращала его имя: Эл. Она знала, что это не любовь, — вернее как раз любовь, но не влюбленность, потому что про свои влюбленности она хорошо помнила, что они бывали другими. Ри думала: "Я в него влюблена? Нет… Но я хотела бы всегда или как можно чаще быть рядом с ним".
С влюбленностью у Ри были связаны воспоминания об ивельтах, с которыми у нее бывали интимные отношения. В ее кругу было принято относиться к сексу как к приключению, спорту. Любовь становилась недоброй игрой, конкуренцией, войной мужчины и женщины за доминирование, подчинение. Именно поэтому Ри подсознательно боялась, что если Элено станет ее любовником, то она унизит его этим. Постель подчеркнет легкий, ни к чему не обязывающий характер их связи, опошлит их отношения. Казалась, Элено чувствовал то же самое. Самая нежная близость между ними заключалась в пожатии рук.
Вместе с тем Ри знала, что их считают любовниками, и даже советовала Элено поддерживать иллюзию понятных всем отношений. Это позволяло ей иногда делать своему другу подарки, кроме того, Ри несколько раз устраивала ему аккредитации на мероприятия, собирающие элиту журналистики. Такое распределение ролей было полностью в рамках приличия, и Ри не позволяла Элено отказываться от ее покровительства.
Как-то Ри позвала его провести выходные в своем новом имении в Кибехо. Гостиная с благородной массивной мебелью, блики солнца на чашечках кофе, букет полевых цветов в хрустальной вазе… Ри открыла двери на веранду и глубоко вдохнула напоенный хвоей воздух: сразу за приусадебным участком стоял ухоженный сосновый бор. Сам участок с декоративными замшелыми развалинами, бьющими в неожиданных местах ключами, с темными водоемами, живописными зарослями, по фантазии дизайнера и по желанию Ри, изображал заброшенную, одичавшую местность.
— Ты решила мне устроить отличные выходные, — Элено расслабленно сидел в кресле с витыми подлокотниками. — Конечно, было бы обидно все лето провести в городе. Но о таких выходных я и не мечтал.
— О да, отличные выходные. Познавательные, — усмехнулась Ри. — Ожидается культурная программа и прогулка по живописным окрестностям. Сейчас я выпью кофе, — она быстрым шагом подошла к столику, опрокинула свою чашку залпом и поставила ее на стол. — И мы посмотрим кое-какие материалы.
— Это и будет культурная программа? — Элено приподнял бровь.
— Да, — Ри включила порт, и на стене замерцал огромный плоский экран.
Элено всмотрелся в изображение.
С того самого дня, как на Земле Горящих Трав заговорили об иномирцах, Ресс изучила о них все, что могла предложить внутренняя сеть ивельтов и СМИ, предназначенные для людей. Но в то же время ей часто приходил на ум старый анекдот: "Зачем ты бьешься головой об стену? Ну, пробьешь ты ее — и что ты будешь делать в соседней камере?"
— Понимаешь, Эл, — медленно заговорила Ри. — До сих пор мне казалось, что существует только два пути: ивельтов и людей. Я думала: несправедливость заключается лишь в том, что ивельты управляют людьми недостаточно хорошо. Что мы могли бы быть просто добрее, больше уважать вашу личность. Использовать для себя не девяносто, а лишь сорок или даже двадцать процентов всех ресурсов Земли, а остальное отдавать людям. Это можно было бы рассматривать, например, как плату за жизненную силу Земли Горящих Трав, которая идет в пищу нашему паразиту.
Элено сменил свою расслабленную позу на полную внимания, перегнувшись через подлокотник кресла в сторону стоящей перед экраном Ри.
— Как видишь, мне чудилось, что мы, ивельты, просто должны давать вам больше и обращаться с вами мягче, и тогда мы уже будем не плохие господа, а хорошие господа, — продолжала она. — Я стала спорить об этом с родными, друзьями. (Ты, Эл, тогда еще даже не родился). Мне отвечали, что людям нельзя давать в собственность слишком много ресурсов, потому что тогда они вообще перестанут работать и опять придут к нищете.
Теперь, Элено, рядом с тобой я начала понимать, что дело не в величине процента, который мы могли бы уступить людям, не в том, чтобы наказывать вас мягче. Ведь тому и другому однажды все равно наступит крайний предел. Дело в самих наших отношениях, в которых вы и ваш мир стали материалом для строительства нашего образа жизни и нашей культуры.
…Эл, что ты молчишь? Ответь мне что-нибудь!
— Я горжусь тобой, Ри, — ответил Элено.
Она с облегчением рассмеялась:
— Ну, если это все, я покажу тебе, что мне удалось узнать об иномирцах.
Она быстро набрала код, и на экране высветился конец поединка Стейра и Сеславина. Иномирец упал ничком, канцлер медленно подошел к нему, слегка ткнул носком ботинка в плечо. Элено нахмурил брови.
— Кадры — цитаты из одной передачи по нашей сети, я их вырезала, — пояснила Ри. — Стейр вызвал на бой иномирца и победил его. Но для этого нам понадобилась усилить жизнедеятельность паразита на целый уровень. Любой ивельт и без этого может идти против человеческой толпы. А тут на целый уровень выше! И один на один.
Конечно, активировать паразита можно до бесконечности, до того, что он окончательно истощит планету. Но этот человек, — Ри кивнула на остановившийся кадр, где Сеславин с разбитым лицом начинал вставать с пола, — сам по себе сильнее Стейра и любого из нас.
К тому же, погляди…
На экране появился черно-белый снимок: люди в простой одежде работают в поле. В углу — укрупненные кадры, позволяющие хорошо разглядеть каждого из них в отдельности.